Русь моя
Край необозримый,
Солнышко с полей,
С трелью соловьиной —
Нет тебя милей!

Русь моя, Россия,
В сердце твои дали!
Нам даешь ты силы
Исцелить печали.

Обнимаешь ветром
На полях пшеницы,

Лесков был убеждён в том, что книги должны «не только занять внимание читателя, но дать какое-нибудь доброе направление его мыслям». Это «доброе направление» писатель связывал прежде всего с христианством, отмечая, что всегда имел в виду «важность Евангелия», в котором, по его убеждению, «сокрыт глубочай­ший смысл жизни». «Истина, добро и красота» — в этой триединой формуле классик выразил идеал, к которому необходимо стремиться.

Правила, как и почва, должны быть рыхлыми, а не твердыми.*Если совесть спит, будильники бессильны.*Переломный момент нужен для того, чтобы стать крепче.*Хороший пример в сто раз лучше хорошего совета.*Чем выше поднимаешься, тем чаще сталкиваешься с низменным.*Иногда, чтобы найти свое место в жизни, надо проехать свою остановку.*Не каждая яма может стать основой фундамента.

Какого бы цвета поэт ни надел шинель
и как бы ни прикипал к проблемам эпохи,
и чьих убеждений ни смаковал бы крохи —
                 Искусство во все века было против Хель.

Все знают: чтО на странице иль на мольберте —
спасётся от глотки забвенья на этой земле.

Есть в ГМИИ им. А.С. Пушкина узенькая галерея, пройдя которую, попадаешь в «Итальянский дворик». На стене этой галереи барельефы, готика, лепнина и одна работа меня крайне заинтересовала. Называется она — «Оплакивание». Название странное и явно неправильное. Кого же оплакивают? Не сказано. Но этикетка прибита уверенно и крепко, и с ученым советом музея, докторамиф, академиками искусствоведения соревноваться в знаниях не мне. Не я их экзаменовал.

Рождество, Святки, потом Крещенье. Выходные дни, есть что посмотреть, куда пойти, где развернуться показать свою удаль, и так до Татьяниного Дня. Столько событий, столько выставок, кипит Москва! Фестиваль вертепов в храме Федора Студита, в том самом, прихожанином которого был Александр Суворов. Выставка «Дары волхвов» в галерее «Лега» на Рождественке.

Узкогорлые амфоры-девы
Сохраняли душистым вино,
Красной краской написано слева
И направо откуда оно.
Брали пробу торговцы любовью,
Ежедневной заботой, трудом,
Долгим опытом, потом и кровью,
Чтобы чаши наполнить вином.
Чтобы губы на вкус ощутили
почву, солнце и розу ветров,
Чтоб остались лишь краской дипинти
На осколках — по воле богов.

Роман Саши Кругосветова — это ведь не расследование, а исследование эпохи 90-х, когда происходили подобные вещи. Неудивительно, что книга состоит из двух параллельных историй — Березовского и целого ряда ярких представителей русского авантюризма, в контекст которых этот «король интриг» и вписан. Троцкий, Азеф, Парвус — аналогии с этими фигурами логичны и объяснимы. Точнее, объясняются — в соответствующих главах про историю «революции» и участие в ней мирового (в частности, немецкого) капитала. Опять-таки, почему именно они?

Конечно, Святки — время, когда царит нечистая сила, — должны начаться только через неделю, однако не следует забывать, что Барбара Брыльска — католичка, поэтому для неё Рождество уже наступило, и её бесы уже пришли. В том, что Лукашин — бес, нет никаких сомнений. Он не просто кажется другим человеком, наглым, бесцеремонным и развязным, — он становится другим существом, и даже о том, что должен носить очки, вспоминает лишь к середине второй серии.

Женя Лукашин — не так прост. Если же предположить, что он работает на Комитет госбезопасности, собирая информацию у пациентов, либо выменивая ее на морфин, все кажущиеся нелепости встают на свои места. События «Иронии» — звёздный час Лукашина. Судя по возрасту (36), он уже минимум майор. В новогоднюю ночь он препятствует осуществлению миссии иностранного агента, каковым является Ширвиндт. Ведь мы же не верим в сомнительную легенду о застрявшей в Ленинграде «Ирке»? Вместо неё Павла в Ленинграде может ждать связной или даже резидент.