ВИДЕНИЕ
В котомке квас да мятный пряник,
Большою думой светел лик —
В моей отчизне каждый странник
В своём убожестве велик.

Пряма, как лезвие, дорога.
Бела, как помыслы, луна.
Спокойно спит моя страна,
В своём величии убога.

Со старины привычна к боли,
К обилью жертвенных кровей…
Обрывки снов пасутся в поле,
Их караулит соловей.

Начну с того, что в нашем подъезде проживает некий эН. Он, вне всякого сомнения, относится к категории господ, поскольку является лицом ЗНАЧИМЫМ, со всеми полагающимися ЗНАЧИМОМУ лицу атрибутами: персональным кабинетом, персональной служебной автомашиной с личным шофёром, служебной дачей и прочими благами, положенными ему в силу его персональной ЗНАЧИМОСТИ и значения. Как он попал именно в наш, совершенно не господский, подъезд — загадка загадок, поскольку остальные здесь проживающие — сплошь граждане и товарищи, у которых нет персональных кабинетов, машин и дач, и которые «все люди — братья»…

Две премьеры января. Одна в государственном театре «На Таганке», получающем миллионные дотации, оснащенном современной сценой со всеми необходимыми техническими атрибутами. И вторая премьера, негосударственного театра, не отягощающего Министерство культуры и записных театральных критиков своим существованием. Первый спектакль эстрадный кич вместо трагедии, и второй спектакль, исполненный патетики и героики.

***
Первый зимний день!
Тепло в моих ладонях,
От твоих рук.

С чего бы мне печалиться, не знаю, но только сижу на крылечке и печалюсь. Тепло в перелеске, дождинки стекают по кедровым иголкам. Этим славным капелюшечкам есть охота набрать по пути крупности, чтобы затем с иголок падать на землю звучно. Уж такие они славно тяжелые — ровно гирьки магазина леспромхозовского. Возьмут да шлепнут! Потом сызнова озвучатся. Надоело мне печалиться, пошел в хилый здешний урманчик. Лежат сучья корявые и там, и тут. Что сказать о них? Ну, в свое время отвалились от деревьев. Усеяли рыхлый песочек.

Павел Анатольевич дышит Россией. Но не разорванной нынешней. А — Россией как символом: добра, великих дел, великой печали и слёз. Большой радости бытия: «Ты можешь ещё немного потерпеть, ты можешь преодолеть, ты можешь жить. Вдох... Выдох...» Живёт тем, что было ему понятно и ясно полвека назад. Равно как многим миллионам людей с попранной «капитализмом» в кавычках памятью. Тех, кому за пятьдесят… Шестьдесят. Семьдесят: «Но бывает и так — добиваешься правды,// А узнаешь, и думаешь: лучше б не знал!» Для них, людей «оттуда», — эта книга…

Представители же мира науки, вероятно, далеко не всегда были подвижниками. В отличие от иноков, которые несколько раз в XIX веке шли в Русскую землю с Афонскими святынями и были при святынях и приходящих к ним русских людях — день и ночь, во всякое время года, во всякую погоду! А пример “научного интереса” весьма образно излагается в Письме 11 о. Серафима Святогорца, в котором он рассказывает эпизод посещения Дионисиата на Св. Горе Афон; встретивший его приветливо настоятель сетовал — вот, приезжали учёные люди, редкую книгу попросили, на обещания не скупились о скором усилении покровительства и милости России; книгу монахи отдали, а потом пять лет всё ждали вестей от “благотворителей”, да только напрасно…

Работать для выполнения иностранных грантов было много приятнее и легче. Взять такой элемент, как расстановка ссылок. Цитаты и факты желательно снабжать источниками их происхождения. Когда работа выполнялась по западным грантам, проблем никаких не было. Как скажем, с перелицовкой статьи из Википедии. Источники фактов и ссылок уже приводятся в самой статье, и ты их только копируешь оттуда себе, или в моем случае работодателю. Кроме того, грантодатель четко указывал, какими книгами или журналами нужно пользоваться для поиска фактов и цитат, а часто даже и не указывал, а настоятельно требовал не выходить за рамки рекомендуемой литературы. Так что все было под рукой.