ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Морозным деньком в субботу, в начале декабря, Ларион Сичкарук шёл через нижний парк. Сверху красиво падал снег. С тяжёлой сумкой, набрав на рынке творога и сметаны, щучек пару штук, специи у молодого узбека («Уважаемый, купи для шашлыка, для плова — не пожалеешь!») и прочее по наказу Даниловны, он направлялся к автобусной остановке. Зима, как совершенно справедливо указал «Вечерний Асинск», нагрянула с обильными снегопадами. Лопатам привалило работы. Горожане принялись вспоминать, когда творилось что-нибудь похожее, но только шестидесятилетние старики могли сказать: это когда я ещё в школу бегал, тогда — да, был год, в первых числах декабря такие же сугробы росли!

На площадке, окружённой кольцом фонарными столбами с тонкими гнутыми шеями, предполагался Зимний городок с горками, лабиринтом и сказочными персонажами. Здесь, облепленные белыми хлопьями, молча работали двое умельцев. В одном из них Ларик легко опознал Ефима Василяку. Перед Новым годом, даже без всяких конкурсов, резко возрастал спрос на снежных Дедов Морозов, Снегурочек, Чебурашек, волков, зайчиков и разного другого зверья. Пугающие страшным обликом самоделки во множестве возникали в парках и на школьных дворах.

Сейчас усатый Фима суетился возле согбенной, из грязноватого снега фигуры, которая почему-то расположилась в таком же снежном корыте. Строительным шпателем Фима как раз наводил лоск на корыто. Ларик замер поодаль. Оставаясь для Фимы незамеченным, он никак не мог угадать, что за мерзавца вылепил его друг. Кощея Бессмертного? Змея Горыныча? Или грязнулю, который, вместо того, чтобы вымыться, намерен сбежать из корыта?

Налитые щёки ваятеля мелькали то с одной, то с другой стороны фигуры, Фима весь был в созидательном процессе.

Историю Василяки рассказывать затруднительно, она слишком проста для звучного сословия казаков и, ровным счётом, не содержит ничего такого, что было бы связано с лошадьми и нагайками.

Жил когда-то маленький мальчик Фима. Обыкновенный мальчик, только малоподвижный и толстый. Мама и папа заставляли его заниматься физкультурой, а он любил рисовать. И, как большинство мальчиков, изображал машины и самолёты. На день рожденья ему всегда дарили цветные карандаши и акварельные краски. А ещё ему нравилось проводить время за книжками и запоминать всякие сведения, которые в них попадались. Мальчик вырос, над верхней губой у него пробились пышные усы, он окончил художественное училище и, вернувшись в Асинск, устроился на работу в Дом Культуры. Там, вплоть до нынешних дней, он оформляет сцену для бесчисленных смотров и праздников, рисует афиши, а ещё иногда его используют в качестве грузчика, чему художник безуспешно противится. В дальнем от центрального входа закутке у него есть маленькая комнатка, которую он внушительно называет: «мастерская».

В углу стоит шкаф, набитый всякой дрянью, как то: старыми афишами, клеем, тюбиками с краской — и целыми и слегка выдавленными, кисточками, карандашами, листами и клочками бумаги. Посреди мастерской заляпанные красками стол и стул. Возле стен куски фанеры и картона. Кругом живописный художественный беспорядок. Вопреки беспорядку во всём, что касается его самого, Василяка очень аккуратный. У него есть маленькая щёточка, ею он приглаживает усы. У кого-нибудь из вас есть щёточка для приглаживания усов? То-то! Именно в этой комнатке его однажды нашла нехорошая девушка Катя, которая вовсе не работала в Доме Культуры, и женила на себе. И это ещё раз убеждает, что если уж девушка захочет, она найдёт человека везде, даже в мастерской. С тех пор Фима двенадцать лет мечтает развестись.

Тут ваятель обнаружил Ларика и помахал рукой.

— Что это будет? — спросил Ларик, когда поздоровались.

— Это будет душевная такая старушка, Баба Яга называется, — невозмутимо ответил Василяка. — Она ещё не совсем готова.

Ларик уже успел насмотреться на Снеговиков и Зайчиков, однако неразборчивой поедательницы Ивашек под простоквашку нигде не встречал.

— А чего Баба Яга тут делает? Зачем она в Зимний городок припёрлась?

— Так надо. По замыслу.

— А где её метла? Бабы Яги без метлы не бывает.

— На метлу средств не дали. Зажилили. Сказали: всё равно кто-нибудь утащит, пусть прохлаждается без метлы.

Баба Яга мало отличалась от стоящей неподалёку Снегурочки. Правда, горб у той был поменьше и нос не такой крючковатый. Справа от злыдни-Снегурочки другой скульптор прилежно обрабатывал трёхметрового Деда Мороза. Мастер пристроился на стремянке и шустро колдовал над стекающей по воротнику бородой. Ваятель выглядел юным, почти мальчишкой, задорный румянец пылал на его лице. Однако художник был изрядно простужен, часто кашлял и сплёвывал, а ещё сморкался, вытирая нос полосатым шарфом.

Изготовленный им друг детей, птичек и лесных зверюшек с насупленными бровями и узкими глазками так подозрительно смахивал на самурая, что только кривого меча в руке не хватало.

Над снежной парой склонился фонарь, и можно было лишь догадываться, какое впечатление могут произвести неумолимые вестники Нового года вечером, в бледном свете неоновой лампы. Но облик в данном случае не играл никакой роли. Видимо, предполагалось, что забредшие покататься с горок ребятишки не станут обращать внимание на рукотворные воплощения сказочного ужаса, и это обезопасит неокрепшие сердца от испуга.

— Позволь, я задам ещё вопрос, — вернулся Ларик к Фиминой работе. — Корыто изваял — зачем?

— Где ты видишь корыто? — обиделся Василяка. — Это не корыто, это ступа. Обыкновенная ступа, на которой летают.

— Никогда таких ступ не видел. А вот Баба Яга, как живая. Прямо дух захватывает, какая настоящая Баба Яга!

Фима отмяк.

— Это верно. Я всякую нечисть лепить люблю. У неё зло спрятано не внутри, оно всё на поверхности. Любой ребёнок поймёт, с кем имеет дело. А придёт весна, мои злыдни растают, и справедливость, хотя бы по сказочным понятиям, восторжествует. Через год я слеплю новых Змеев Горынычей, Снегурочек, Бармалеев, как напоминание, что зло никуда не исчезло.

— Погоди, погоди, а Снегурочки здесь причём?

— А Снегурочки, милый мой, это будущие Снежные Королевы.

— Фима, у тебя настолько всё талантливо, что добавить чуть-чуть бездарности не мешало бы. Ты Бабу Ягу с кого лепил?

— Ни с кого. Катьку соблазнял поработать моделью. Отказалась! — Фима похлопал снежную старуху по согбенной спине. — Я Катьке вежливо так говорю: чего ты взъелась на эту фею из куриной избушки? По сравнению с тобой она — ангел. Так мне Катька чуть глаза не выцарапала! Пришлось самому, прямо здесь, включать воображение.

— С воображением получилось, что надо! И всё-таки ступа у тебя не реальная. Готов поспорить, ступы такими не бывают.

— Ты ещё скажи, что летал на них. Откуда тебе, недотёпе, знать, какими бывают ступы?

— Да уж знаю. Ступы - это такие массивные посудины, в них что-нибудь толкут. Но в такой, какую ты сварганил, я бы не полетел.

— А тебе никто и не предлагает! На свой шабаш дотопаешь своими ногами.

— Ты это про что?

— Да про ваш с Савкой партизанский отряд. Придумали тоже — оказывать поддержку опережающему развитию. Крепко вам тогда самогонка в головы ударила. Я сразу понял: в ней не сорок, а все пятьдесят градусов!

— Откуда тебе про отряд известно?

— Савка на другой день мне про него и выложил. Давай, говорит, вместе будем усилия прикладывать. Но я что — дурак? К чему их прикладывать? Тут никто ничего строить не собирается. Никогда! Придумали для простаков опережающее развитие, а вы и уши развесили. Здравомыслие и ещё раз здравомыслие — вот что должно стать вашим с Савкой девизом.

Художник в полосатом шарфе, особенно громко отсморкавшись, повернулся в их сторону.

— Эй, отцы! Беседовать не наскучило? Работать надо!

— Кто это? — спросил Ларион.

— Начальник, не видишь, что ли.

— А почему он начальник, а не ты?

— Вот чего ни разу не держал в руках, так это бразды правления. Ладно, давай закругляться.

— Так, — сказал Савва. — Последние новости.

— Ну? — сказал Ларик.

Друзья расположились в кафе «Эльдорадо». Ларик после работы заглянул в магазин Стишевского, взял парочку энергосберегающих ламп. Потапенко торопился домой. Столкнулись на Диспетчерской. Савва выбирался из подъехавшей «тройки», а Ларик хотел отправиться на ней. Теперь они сидели за столиком, перед каждым стоял стаканчик с водкой и капустный салат. Если капустный салат был едва тронут, то стаканчик у каждого являлся третьим по счёту. Посетителей в кафе оказалось немного, звучала музыка. Бармен за стойкой смотрел телевизор.

— Я не расстаюсь с «Вечерним Асинском», — сказал Савва. — Я начинаю даже любить его! И теперь просматриваю от корки до корки. Ты был прав. В нём можно много чего найти для расширения кругозора. Вот, смотри: обращение к абонентам кабельного телевидения — им предлагают оплатить услуги и встретить Новый год без долгов.

Савва достал из внутреннего кармана пиджака сложенную газету, развернул и ткнул пальцем в объявление на последней странице.

— Это замечательно, и я сам читаю такие обращения, — сказал Ларик, — но ты долго подбираешься к тому, о чём хочешь сказать.

— Тихо! — остановил Савва. — Я подбираюсь ровно столько, сколько надо. Теперь про территорию опережающего развития и резидентов.

— А что случилось с территорией? — спросил Ларик, похрустев капустой. — Неужто отменили Постановление девятьсот сорок один? Если это так — я никогда не прощу Правительству такую подлость!

— С Постановлением всё в порядке. Я про резидентов. Есть один. Попался, голубчик. То-то!

 Не может быть!

— Ещё как может.

Ларик перестал жевать капусту.

— Чёрт возьми! Давай, выкладывай подробности.

— Да сколь угодно! — Савва с видом великодушного победителя изготовился к чтению. — Итак, все слушают сюда. Асинский мелькомбинат станет первым резидентом нашей территории!

— Стоп! — воскликнул Ларик. — Это нечестно. Ты сам говорил: ждём денежных сволочей издалека. А эти — местные.

— На то и расчёт. Это замануха такая! Как у напёрсточников: сначала своему дают куш сорвать, потом раздевают остальных. Соображать надо! Только у нас всё наоборот — кто к нам с деньгами придёт, тот с кушем и уйдёт.

— А, — сказал Ларик. — Теперь ясно.

— Читаю: «Как сообщает пресс-служба администрации области, членам инвестиционного совета под председательством первого заместителя губернатора был представлен подробный доклад о технологических этапах и сроках реализации инвестиционного проекта по организации производства преимущественно хлебопекарной муки, соответствующей ГОСТу и всем необходимым стандартам качества. Это, в свою очередь, является одним из слагаемых продовольственной безопасности области и важным фактором здоровьесбережения жителей. В результате реализации данного проекта город получит современное перерабатывающее предприятие пищевой индустрии, нацеленное на выпуск шестнадцати целых и восьми десятых тысячи тонн мучной продукции в год (муки первого, второго, третьего сорта, манной крупы, пшеничных отрубей). Максимальный суточный объём переработки составит триста тонн. Выход на проектную мощность намечен через четыре года. За счёт снижения налоговой нагрузки в рамках территории опережающего развития у нового предприятия появится возможность выйти на рынок с конкурентоспособным ассортиментом хлебопродуктов по более низкой цене. В основном вся продукция ориентирована на торговые сети, хлебозаводы, хлебопекарни, кондитерские города и региона. С развитием производства возможно расширение границ поставок, в том числе и на экспорт (например, в Китай). Инвестиции в организацию производственного процесса, включающего в себя очистку, лабораторный контроль, размол зерна, сортировку, фасовку и хранение готовой продукции, превысят двадцать пять миллионов рублей. Основные средства пойдут на приобретение автоматизированной высокопроизводительной фасовочной линии швейцарской фирмы стоимостью около шестнадцати миллионов рублей и грузового автомобиля для перевозки зерна (девять миллионов рублей). Срок окупаемости проекта предположительно составит четыре года». Вот!

— Ничего себе, — сказал Ларик. — Сдохнуть можно.

Бармен, заметив у посетителя газету, беспокойно зашевелился. Неизвестно, о чём он подумал, но вскоре подлетел к столику друзей.

— Уважаемые, не желаете ещё водки?

— Желаем, — сказал Савва.

Они ещё посидели немного, пока Савка не вспомнил, что одна девушка должна к нему зайти по срочному делу и теперь наверняка мается под дверью.

Год закруглился для Ларика неожиданно и печально.

В середине декабря Аксинья Даниловна заболела. Жаловалась на слабость, головокружение. Говорила, что это, наверно, простуда. На ночь пила чай с малиновым вареньем. Но через неделю тихо угасла. Могилу выкопали в одной оградке с дедом и родителями Ларика. В день похорон было так холодно, что у него замёрзли коленки. Очень скоро Ларион Сичкарук понял, что теперь он осиротел по-настоящему. Без бабушкиных хлопот, без её голоса дом, словно, онемел. Приспосабливаться жить одному оказалось непросто.

Перед уходом на дежурку он растапливал печку, но к вечеру уголь сгорал дотла, тепло улетучивалось, и Ларик возвращался в холодные стены. Чтобы отвязаться от гнетущей тишины первым делом включал телевизор, а ещё, для верности, разговаривал сам с собой вслух:

— Не завести ли мне кота? Пушистого, чёрного. Будет мяукать и тереться о ноги, выпрашивая еду. Или проще в четвёртый раз жениться?

Переодевался, выносил на улицу золу, вновь разводил в печке огонь и лишь тогда приступал к ужину.

Мысли о женитьбе, особенно перед сном, всё чаще приходили в голову. Хотя жёны Ларику попадались разные, в итоге семейная жизнь заканчивалась, как под копирку.

«Чего им надо, этим бабам? — пытался разобраться Ларик, ворочаясь в постели. — Есть, допустим, мужик, то есть — я. Хватай и радуйся. Нет же, обязательно им подавай ещё какие-то дополнения: первая хотела денег побольше. Вторая — машину, и обязательно иномарку. Как будто свет клином на ней сошёлся. Разве счастье в машине? Я ведь обхожусь без всяких машин, без «опелей» и «мазд», и ничего, не устраиваю по этому поводу истерик. А третья оказалась просто дура. Эх, найти бы жену… тихий омут, но чтоб чертей поменьше!»

Поразмышляв таким образом, Ларик засыпал.

А время, между тем, не думало стоять на месте. Вслед за спокойным морозным январём явился буранный февраль. Засвистел, заметался ветер, обрушились с неба злые снежные хлопья, и чудился в колючей белой круговерти последний шабаш холодной нечисти, провожающей зиму тонким воем и плачами навзрыд. И тут в областном центре приземлилась правительственная комиссия с самим Гавриилом Ивановичем Шумиловым во главе.

Комиссии в область, случается, наезжают. Но в большинстве своём это незаметные, тихие комиссии. Пошуршат, как мыши в вениках, и — обратно. Не про все из них в газетах напишут. А чтобы сам Шумилов, заместитель председателя правительства — это, извините, не каждый день и даже не каждый год. Вместе с Шумиловым нагрянуло много товарищей — главы городов, заместители глав по коммунальному хозяйству, главные архитекторы и эксперты из сорока пяти (!) территорий страны, в том числе из муниципалитетов области, соседних регионов Сибири, Урала и средней полосы.

Народ всё представительный, ядрёный. Как встали в аэропорту перед телекамерой — с приятной округлостью щёк, с пузцами навыкате — так сразу уважительно подумалось: вот она, сила России!

В новостях по радио ещё до обеда передали, что Гавриил Иванович выступил с речью на семинаре «Пять шагов к благоустройству моногорода». Обращаясь к тем, кто сидел в зале, он заявил:

— Нужно организовать силу, волю людей, чтобы совместными усилиями сделать муниципалитеты краше и удобнее для проживания.

Золотые слова, верные слова! Приёмничек в производственном отделе работал, и Ларик с удовольствием слушал. Он не сомневался, что Савка в этот момент, как и он, прильнул к эфиру. Злила только Луховицкая, она громко и некстати ругалась по телефону:

— Забор вам восстанавливать? А больше вы ничего не желаете? Может, ещё и крышу в доме перекрыть? Ага, ага… Да мы вас даже спрашивать не будем! Нам течь устранить надо. Три пятиэтажки сидят без тепла. Кто вам позволил поставить забор над нашей трубой? Вы бы ещё сортир там воткнули!

После семинара Шумилов с сопровождающими лицами посетил Асинск, о чём легко было догадаться без всякого радио: в город нагнали уйму полицейских. Сделали это с единственной целью — чтобы бестолковые горожане каким-нибудь образом не помешали работе комиссии. Ларик, которому дали на час машину, чтобы срочно отвезти документы в котельную №8 Северного района, наткнулся на неожиданные препятствия: по нескольким улицам проезд был закрыт, стояли посты. Севастьяныч, водитель «уазика», от бессилия ругался вполголоса. У поворота на Чередниченко обсыпанный пушистыми снежинками младший лейтенант, склонившись к окошку, сочувственно произнёс:

— Придётся подождать московского х...

— Кого? — обомлел Ларик.

— Сейчас московский х… проедет, и тогда можете следовать дальше.

Ждать не стали. Окольными путями добрались до котельной №8. Ларик, всё ещё изумлённый таким нелестным определением гостя, вернулся в отдел и позвонил Потапенке.

— Скверная история, — сказал Савка. — Твой младший лейтенант, не иначе, из либералов. Я против либералов ничего не имею. Нам, разумеется, нужен критический взгляд на окружающее, однако без перебора. Следует помнить, что одни из нас всегда наверху, остальные внизу. Люди, подобные младшему лейтенанту, не только подвергают сомнению разумный порядок, но они ещё подтачивают веру в великое будущее Асинска! Мне вчера анекдот рассказали. Бог спрашивает Дьявола: «Объясните мне: что такое демократия?» — «Это если мы с вами на равных», — отвечает Дьявол. — «А так должно быть?» — «Нет».

— По дороге в котельную два новых автобуса навстречу попались, — вспомнил Ларик. — На бортах огромные буквы: «Желаю больших успехов горожанам!». И подпись: «Губернатор».

— Идея великолепная! Конструктивная идея! Я бы даже сказал: идея, достойная Рузвельта! Я видел эти автобусы. Меня подкупает, что наш губернатор за многие годы в руководящем кресле не забыл о народе. Уверен: подобные тексты с его подписью надо распространять как можно шире!

— Уже, — сказал Ларик. — Я в понедельник заходил в мебельный магазин, там на двуспальных кроватях точно такие же пожелания. Женюсь — обязательно куплю такую.

Девятого февраля у Саввы Потапенко случился очередной день рожденья.

День рожденья друга — событие не рядовое, однако на Ларика оно, как всегда, свалилось неожиданно. Хорошо, что Савка позвонил в обед и сказал:

— Загляни после работы, посидим.

И Ларик вспомнил: «Ба! Сегодня же девятое февраля!» Зато муки с выбором подарка отпадали. Бегать по магазинам и лихорадочно шарить глазами по полкам, с отчаяньем размышляя: «Что же купить тебе, сволочь?», в данном случае не требовалось. Савка любым подаркам решительно предпочитал деньги.

День рожденья — праздник исключительный, стоящий особняком от всех других. Можно смело врать о достоинствах именинника, и он это заслужил, поскольку не только приглашает к себе, но и выкатывает выпивку и закуску. Конечно, никто не запрещает врать и в любой другой день, однако повседневное враньё наводит на подозрения: либо ты подхалим, либо тебе от человека что-то нужно. А тут — подставляй стаканчик, когда наливают, и фантазируй до небес: и умница он, и отличный товарищ, и прекрасный семьянин.

И супруга прекрасного семьянина, даже если ей кое-что известно о проделках мужа, согласно закивает головой и мало того, что не станет возражать, но и сама на секунду поверит, что никаких проделок нет. О, столько можно наговорить имениннику — на целый год хватит! Нет, день рожденья ни с каким праздником не сравнить! И только откровенные жмоты, которые трясутся над каждой копейкой, норовят зажилить свой день рожденья. К счастью, среди знакомых Ларика таких скупердяев не было.

Когда вечером Ларик перешагнул порог Савкиной квартиры, гости, сдвигая стулья, уже рассаживались за праздничный стол. Гостей было ровно столько, сколько и нужно, чтобы отлично провести время: Фима без жены и Ягодины, оба. Василяка, возбуждённый от неминуемой выпивки, громко рассказывал, как проходил сегодня по нижнему парку и осмотрел Бабу Ягу — ту самую, которую в декабре изваял из снега. С ней полный порядок. Старушка по-прежнему сидит в ступе и ждёт весны, чтобы улететь с солнечными лучами.

Всё было, как всегда, за одним маленьким исключением: Фима сбрил усы! Да, могучий казак явился в порядочное общество с оскобленной физиономией, как непонятно кто.

— О! — сказал Ларик. — Что бы это значило?

— Ничего, — ответил Василяка. — Просто я без усов.

— Любой, у кого есть право на шаровары с лампасами, — заметил Ларик, — всегда должен быть с усами. Взять, допустим, свадьбу. Когда невеста не в белом, это тревожит родственников жениха.

Василяка, конечно, в долгу бы не остался и что-нибудь ответил, но тут ещё раз взглянул на большой стеклянный графин, в котором ожидало коньячного цвета содержимое, и только махнул рукой.

Стол, накрытый в Саввином вкусе, ломился от яств. В самом центре — глубокая чаша, в ней твёрдые пережаренные котлеты, а под ними исходящее паром картофельное пюре. Вокруг главного угощения, в разной посуде, жирная, порезанная крупными кусками селёдка, заправленный майонезом салат, в котором кроме зелёного горошка и лука, кажется, было что-то ещё. Само собой, маринованные огурчики, целиком. Две тарелки с нарезкой — сыр, горкой, в одной и косые кружочки полукопчёной «любительской» в другой. В довершение большое блюдо с затейливо выложенными пластиками сала. И ко всему этому самодельного продукта — хоть захлебнись!

Дата была ни то, ни сё: тридцать четыре, однако именинник сиял так, как будто ждал и дождался круглого юбилея! Его праздничная рубаха в жёлтую клетку подчёркивала торжественность момента. Ноги, однако, пребывали в джинсах несколько затрапезных, а носки и вовсе были разными. Пока гости сноровисто накладывали в тарелки, Савва, наклоняя графин, до краёв наполнял стограммовые стаканчики с игривой надписью по стеклу: «Наливай да пей!»

Но вот стаканчики наполнились, звон вилок утих, все взоры обратились на именинника.

— Дорогой Савва Петрович, чего бы ты хотел себе пожелать? — спросил хитрый казак Василяка, избавляя себя от неизбежного тоста.

— Да, чего бы ты хотел? — поддержал не менее хитрый хохол Сичкарук с тем же намереньем.

Именинник, всё также сияя, ответил, не задумываясь:

— Я желаю себе счастья и здоровья!

Повисла пауза. Савка имел обыкновение ляпнуть что-нибудь витиеватое, и гости ждали, что будет дальше. Однако продолжения не последовало.

— И всё?

— И всё.

— А в чём тут подвох?

— Никакого подвоха. Всякий, у кого с мозгами порядок, хочет счастья себе. И здоровья!

Фима озадаченно взглянул на Ларика, потом на Савку:

— За тебя, коль не шутишь.

Все потянулись, едва не расплёскивая самогон, к имениннику, а затем дружно исполнили вторую часть указания из надписи на стаканчиках.

Тут Василяку осенило, что никто ещё слова доброго не вымолвил о виновнике торжества, не зря напялившего жёлтую рубаху, и взялся заполнять пробел.

— Савва, на этот раз ты превзошёл себя, — объявил он, разгрызая огурец. — Любой коньяк хоть из Италии, хоть из Франции по сравнению с тем, что создаёшь ты, — это низкопробное пойло, о котором даже упоминать здесь неловко!

— На двенадцати травах настаивал, — раскрыл секрет польщённый именинник. — Хотел сначала на восьми, а потом думаю: ну что такое восемь трав? Пусть уж лучше будут двенадцать.

— Класс! — подтвердил Ларик, переведя дух. — Самогонка достойна не только нашего стола, но и стола английской королевы!

— А тост у тебя получился не очень, — забраковал Василяка. — Ты что — одряхлел, что ли? Или паралич тебя разбил? На девок он, как живчик, прыгает и ещё о каком-то здоровье мечтает!

— Я о будущем думаю, — пояснил Савва. — Чтоб оно наступило нескоро. Когда боец теряет силу, девушки таких списывают безжалостно.

— У нас начальник ремонтно-механического участка, — вспомнил Ларик, — которому до пенсии ещё двадцать лет, в разгар своего юбилея поднялся и выдал: «Желаю, чтобы явились ко мне добрые люди, и я бы им сказал: «Давайте я завяжу с работой, даже уволюсь, к чёртовой матери, а вы мне деньги за это платить станете». И они бы согласились!»

— У этого начальника губа не дура! А вот в японском кабинете министров, — нашёл повод блеснуть эрудицией Фима, — есть должности «министра по вопросам второго шанса» и «министра по динамичному вовлечению всех граждан».

— Во как! Я полагаю, у каждого человека помимо первого шанса должен быть второй, и каждого человека надо динамично вовлекать. А чем занимаются сами министры? — проявил живой интерес именинник.

— Какая разница? Главное, должности есть!

— И почему я не японский министр? А что — мне по силам, я бы махнул туда. У них там, в японском кабинете, отставок не предвидится?

— Зачем тебе в Японию? Тебе в Асинске плохо, что ли?

— Нет. Но с вовлечением и вторым шансом здесь пока ещё как-то не очень. Да и с первым шансом, если честно сказать, — тоже.

Гости налегали на закуски. Сало, с чесночком, имело особенный успех у казака, он уписывал его за обе щёки. Довольный хозяин щурился, поглядывая на всех. Опять налили.

— Давайте выпьем за тех, кого нет за этим столом, но о ком я никогда не забываю, — объявил именинник. — За людей нашего времени!

— За твоих подруг, что ли? — предположил Василяка. — А чего о них вспоминать? Они и так к тебе ломятся каждый вечер, хоть бы раз дверь перепутали.

— Сосед, не надо завидовать.

А Ларик выразился в том духе, что заедать Савкино питьё можно много чем, и вот он только что открыл для себя в качестве закуски пережаренные котлеты: они, как бы, дополняют; как бы, придают изысканный оттенок самогону.

День перетекал в долгий уютный вечер, за окном сгущались сумерки. В комнате включили свет. Именинник от избытка всего, что накопилось в нём, нёс разную бредятину.

— В канун дня рождения снятся вещие сны! Мне приснилось, что я в обувном отделе сижу на скрипучей табуретке и примеряю ботинки. Зимние ботинки. Кому-нибудь приходилось во сне примерять зимние ботинки? А я примерял. Ботинки шикарные — тёплые и отличного качества! Альпинисты в таких лезут в горы. Привяжутся верёвкой друг к другу и лезут.

— Ты тоже в горы полезешь? На верёвке?

— Нет. Но я люблю стильную обувь. Увиденная во сне обувь обещает дорогу. Как сейчас перед глазами: из натуральной замши, с подкладкой из шерпы. Удобный язык и лодыжка с наполнителем из пены. А, главное, подошва! Грубая и толстая каучуковая подошва. Идёшь, допустим, по льду — и хоть бы хны! Вот. В таких ботинках легко умотать, чёрт знает, куда. Кто ещё сны видел?

— Я, — сказал Василяка. — И тоже про обувь.

— Ты видел во сне ботинки? — воодушевился именинник. — Из чего они были сделаны? Это важно!

— Я видел валенки. Сон о валенках. О наших сибирских валенках.

— Василяка, — с чувством произнёс Савка, — из всех мерзавцев, которых я знаю, ты самый ядовитый!

— Благодарю. Мне приснились древние римляне и их полководец Фабий Максим. Они толпой набежали в Асинск, размахивали короткими мечами и вопили боевые гимны.

— Причём тут валенки?

— Дело происходило зимой, из-под древнеримских тог торчали валенки. Меня смутило несоответствие. Тоги и валенки плохо дополняют друг друга.

— Чушь какая-то! — возмутился и не поверил Ларик. — Римляне в тогах не воюют. Какой дурак будет путаться в тогах? Да и зачем римлянам сюда вторгаться? Завоевать нас можем только мы сами. Сами себя завоевать и забрать в плен. А потом сами себя освободить и как следует надраться по такому случаю. Так надраться, что снова попасть к себе в плен.

— А тебе что приснилось?

— Новая женитьба, — признался Ларик. — Моя новая женитьба, четвёртая по счёту.

— Повезло! — воскликнул именинник.

— Как сказать. Ночь прошла беспокойно. К моему пиджаку прикололи белую розу. Подружки новобрачной, злющие стервы, так и вились возле меня! Её отвратительный папа, весь в перхоти, шептал на ухо слова благодарности.

— А невеста хоть — красавица?

— Я её не дождался. Автомобиль с невестой должен был вот-вот подъехать. Меня переполняли предчувствия.

— Любая невеста — красавица, — с мучительным вздохом произнёс Фима. — В одном месте что-нибудь приоткроет, в другом, наоборот, спрячет и ужмёт. И смотрит на тебя так преданно! А ты, идиот, всему веришь. Но как только входит в спальню и сбрасывает белое платье, её душу тут же похищает Баба Яга.

— Фима, ты лучше помолчи! — оборвал Савва. — Не вспоминай, что было у тебя двенадцать лет назад.

Застолье продолжалось. Ларик откинулся на спинку стула и, скребя переносицу, размышлял: положить в тарелку только котлетку и пюре или добавить к ним пару пластиков сала и горошковый салат? В итоге и салат, и сало оказались в тарелке. Именинник, склонившись к Ягодиным, объяснял, как трудно нынче добывать деревянные маски с берегов Лимпопо. Несколько раз прозвучало зловещее слово «контрабанда». Однако даже на это слово Ягодины никак не реагировали.

Василяка рассеянно улыбался и вдруг объявил:

— Братцы, у меня появилась неожиданная мысль: я могу написать наш общий групповой портрет!

— Прямо сейчас, что ли? — спросил Ларик, бойко прожёвывая сало.

— Нет, сегодня не буду. Завтра. Представьте — пьяная морда Потапенко, трескающий сало Сичкарук, самогон, котлеты, салат, то-сё. Портрет назову «Встреча у Саввы на дне рожденья». Пройдёт время, возле него начнётся столпотворение. И один искусствовед скажет другому: а ведь эти люди кое в чём понимали толк. Ты посмотри, как они пьют самогон. Ты посмотри, как они обжираются салом. Разве сейчас кто-нибудь умеет пить самогон?... Через двести лет за моё полотно дадут десять миллионов!

Именинник, оставив непробиваемых супругов, всё-таки усомнился:

— Десять миллионов не дадут, твоё имя не на слуху.

— Дадут больше! — обнадёжил Василяка. — За старые холст и краски ещё накинут.

— Обо всём-то тебе известно. Даже о том, что будет через двести лет!

— Конечно, известно. И о будущем, и о прошлом. Меня тут недавно спросили: в каком году Ельцин открыл стрельбу по парламенту? Я бы мог, разумеется, и год назвать, но зачем? Я ответил иначе: «Не это главное в жизни». Не это главное!

Говорили все, кроме Ягодиных.

Ягодины были странной парой: они молчали. Обоим было года по двадцать три. Он — небольшой, с круглым и размытым лицом, на котором взгляду не на чем было зацепиться. Посмотришь на такое, а на другой день и не вспомнишь уже.

А если встретить на улице доведётся, лишь смутное беспокойство кольнёт: вроде бы, что-то знакомое. И она с лицом сухим, но таким же размытым. За столом оба сидели прямые, сосредоточенные и не обращали внимания даже друг на друга. Иногда в их глазах мелькало нечто живое, нечто похожее на неудовольствие, как будто те, кто находился рядом, им мешали. Ни в какие споры они не вступали. Ларик видел их дважды, и оба раза на Савкином дне рождения. На все расспросы Савка давал один ответ: «Это мои друзья».

А хозяин, доведённый своей самогонкой до совершенно счастливого состояния, был в ударе. Он размахивал руками, хохотал и язвил над безусым казаком, когда тот норовил похвастаться разного рода сведеньями. Часто разливал по стаканчикам и двигал тосты. Поднимал за своё здоровье — чтоб ему, Потапенко, долгие лета и неутомимую силу в разных органах; за то, чтоб в любое время дня и ночи тысячные купюры прилетали большими стаями и вили гнёзда в его квартире. И всё в таком духе.

— А вот скажи мне, Фома неверующий, — обратился он к Василяке, который мысленным взором уже располагал фигуры на картине «Встреча у Саввы», прикидывая, куда пристроить Ягодиных, — ты ещё не забыл, как спорил со мной, что никакой территории опережающего развития у нас не будет? Что всё это надувательство, и что никто к нам не приедет?

— Не забыл.

— И что теперь скажешь?

— Ничего.

— Вот это правильно! Ничего не скажешь, потому что сказать нечего. Согласись: прорицатель из тебя, как из Ваенги — Ванга!

Прорицатель, однако, не смутился.

— А это я специально делал. С умыслом. Я вас проверял.

— Опа-на! Как это — проверял?

— Обыкновенно. Дай, думаю, посмотрю, насколько крепки они в вере своей? Не пошатнутся ли?

Именинник засмеялся, ничуть не веря:

— И зачем тебе это?

— В истории бывали случаи, когда первыми удирали в кусты самые горячие головы. А сам-то я, может, в тысячу раз больше, чем вы, верю в опережающее развитие.

— Врёшь ты всё. Ты сомневался по-настоящему!

— Нет, — покачал головой Фима, — это ты сомневался по-настоящему. Только боялся говорить. Ты — трусил, это сразу видно. Взять хотя бы твои маски…

— Причём здесь мои маски?

— Их стало вдвое больше. Твоё дикое племя режет и режет зверские рожи без остановки. На стенах не найти уже свободного места. Ты отчаянье таким способом выгоняешь из себя. Тебе страшно, когда оно в тебе сидит!

— Ну, художники, вы даёте! — сказал Ларик. — С вами не соскучишься. Вы бы к жизни нашей, и без того суетной, как-нибудь без этих штучек. Будьте простыми, как девушки!

— А мы и так — проще некуда. Разве не видишь, этот казачок юлит и выкручивается по принципу: «сам дурак». И всё-таки, Ефим, ты сомневался! Да-да! Сомневаться легко, а ты попробуй не сомневаться. Оглянись вокруг и увидишь: даже сейчас некоторые во что-нибудь верят. И плевать им на всякие сомнения! В Португалии пожары, в Германии наводнения, американская военщина грозит кулаком, а они — верят. Даже в братство народов!

— Я о братстве не заикался, ты эти намёки брось!

— А я ни на что не намекаю, я прямо говорю: в опережающее развитие и подавно верить надо!

— Согласен! — вклинился Ларик. — Лучше сто раз быть обманутым, чем совсем ни во что не верить!

Потом Ягодины исчезли. Причём — незаметно.

Ларик спросил:

— А где Ягодины?

Фима огляделся и пожал плечами.

— Может, в ванной?

— Чего им там делать? Были бы в ванной, вода бы шумела.

— Леший с ними, — сказал Савка. — Они мне всю душу вымотали своим молчанием.

— Почему они молчат? Как они к тебе попали?

— Познакомился на корпоративе, — неохотно пояснил именинник. — На химзаводе организовали что-то типа междусобойчика, я там оказался и познакомился. Был в их квартире несколько раз. За вечер если скажут одно слово, то хорошо.

— Я знал одного человека, — сказал Василяка, — он однажды потерял голос, совсем. Непростой случай. Как же вы разговаривали?

— Никак. У них музыка постоянно гремит, тяжёлый рок американский. Там не то, что разговаривать, кричи — не докричишься.

— Может, они по-американски бормочут?

— Ни бельмеса! То есть, насчёт «о`кей» ещё туда-сюда, а дальше ни-ни.

— Дела! — сказал Фима. — Но ведь что-то должно их задевать за живое, подталкивать к разговору? Какие-нибудь события в мире бизнеса или науки?

— Ничего не задевает. Я ещё могу понять: их не волнует баррель нефти, который сейчас суют каждому встречному чуть ли не даром, — да, такое и я понять могу. Но как можно оставаться совсем бесчувственным, когда наша балерина, наша красавица балерина, улетела на Мальдивы и выложила в интернете фотки без купальника? Вот что меня поражает!

— Это они при тебе остаются бесчувственными, а ночью под одеялом как раз и расчувствуются, — предположил Фима.

— Не уверен. Хотя… Я вот думаю: наступает ночь, они ложатся в постель, и он, молча, лезет на неё. Или она на него. Жутко!

— Зачем они тебе?

— Я всё ждал, когда они заговорят. Интересно было: ведь не могут люди существовать, как рыбы. Оказывается — могут!

Время текло и текло, и разговор начал понемногу выдыхаться. Ларик зевнул и сказал, что завтра ещё только пятница, и ему надо на работу, а у него дома не топлено, и вообще дороги стали какие-то длинные и скользкие.

— О! Чуть не забыл! — вскинулся именинник. — Я вам кое-что интересное хочу прочесть. Из «Вечернего Асинска».

Слегка покачиваясь, он поднялся со стула.

— Не надо! — закричал Фима. — Лучше давайте петь, я песню вспомнил!

— Петь после будем. А то, что я зачитаю, следует выбить на гранитных плитах при въезде в город. Огромными золотыми буквами, чтобы видно было из космоса!

— Что видно? — спросил Ларик, подперев голову.

— Знаете ли вы, что областная пресс-служба осветила визит Шумилова, а наш «Вечерний Асинск» перепечатал?

— Конец застолью, — шумно вздохнул Василяка. — Такой славный день рожденья загублен! Можно идти домой.

— Иди, иди, не задерживаю.

Савва принёс из кухни небольшую пачку газет.

— Собираю всё, где есть про опережающее развитие.

Налил пятьдесят грамм, замахнул, взглянул на скорбную физиономию Василяки и стал громко и с выражением читать, подчёркивая жестами и голосом самое важное:

— «Цель — сбалансировать экономику.

В прошедшую пятницу Асинск посетила представительная делегация во главе с заместителем председателя Правительства Г. Шумиловым. В делегации были замечены заместитель губернатора, а также лично (Савва поднял вверх палец) руководитель приоритетной национальной программы «Комплексное развитие моногородов».

Савва отвлёкся от газеты и мечтательно закатил глаза:

— Этого руководителя приоритетной программы я видел по телевизору — крупно. Ну, братцы, у меня чуть сердце не остановилось! Смотрю, и слов нет! Раньше кого бы на такое место назначили? Дряхлого члена Политбюро. А теперь? Восхитительная женщина, волоокая фея! Говорит — будто фиалки рассыпает. За такой полмира можно пройти! Я знаю женщин. Я не ошибусь: какая врёт, а какая нет. Эта — не врёт!

— Но с той программой адская работа, — сказал Ларик, удерживая голову рукой. — Работа на износ — словно камни ворочать. По силам ли ей?

— По силам. Наших женщин нужно определять на самый трудный участок. Выбрать самые трудные участки - и туда их! Как шпалоукладчиц. Будет, нутром чувствую, у нас комплексное развитие! «Среди приглашённых — главы городов, заместители глав по жилищно-коммунальному хозяйству, главные архитекторы. А также эксперты из сорока пяти территорий страны, в том числе из муниципалитетов Кузбасса, соседних регионов Сибири, Урала и средней полосы России…»

— Знаем, слышали, устарела новость! — заявил Василяка.

На это Савва снисходительно ответил:

— Для тебя — да, новость не первой свежести: заглянул в компьютер, и там, по верхушкам, чего только не начитаешься. А здесь — всё конкретно, с подробностями. Но для начала осмыслите, сколь важные птицы залетели в наш город! Я думаю, в Томскую область или на Алтай такие люди и нос поленятся совать — им делать там нечего. А у нас… Продолжаю. «…В первой половине дня в областном центре проходила Стратегическая сессия, организованная Администрацией области и консалтинговым бюро «Стрелка». Главной темой для собравшихся в зале стала концепция «Пять решительных шагов к благоустройству моногорода». Во вступительном слове Г. Шумилов отметил, что задача триста девятнадцати моногородов страны — создать современную экономику за счёт развития малого и среднего бизнеса, привлечения частных инвестиций, создания новых рабочих мест, обустройства городской среды. При этом необходимо, чтобы намеченный план развития поддержали жители, чтобы они были вовлечены в городские проекты…»

— Так мы поддерживаем! — воспрял вдруг Ларик. — Разве нет? Савка, скажи ему.

Ларик кивнул на Василяку.

— Он знает. Дальше ещё интереснее. Так, «…были вовлечены в городские проекты. «Нужно организовать силу, волю людей, чтобы совместными усилиями сделать муниципалитеты краше и удобнее для проживания», — твёрдо сказал зампредседателя правительства. Он подчеркнул, что программы поддержки моногородов долгосрочные, дающие территориям новые экономические возможности. При этом даже после выхода муниципальных образований из программы моногородов…»

— Чего нам выходить? Нам и в программе неплохо. Нет, если мы туда влезли — дулю всем, а не выход! Я думаю, главное — чего-нибудь в ней дождаться. А терпения у нас хватит!

— Стоп! Все налили из графина, набрали в рот и — заткнулись, а то я до завтрашнего утра читать буду. «…Правительство продолжит работу с ними как с территориями опережающего социально-экономического развития. Руководитель нацпрограммы рассказала руководителям муниципалитетов о первых пяти направлениях, с которых можно начать преобразование городской среды. Это благоустройство улиц, парков, площадей, набережных, создание пространств для молодёжи. Это восстановление достопримечательностей, модернизация музеев, школ, библиотек, домов культуры, реконструкция заброшенных или неэффективно используемых зданий, городских пространств. Всем триста девятнадцати городам необходимо завершить эти «пять шагов» в 2018 году. Проведя обсуждение перспектив и принципов ухода от монозависимостина семинаре-практикуме «Пять решительных шагов к благоустройству моногорода» в областном центре, делегация отправилась в Асинск, чтобы ознакомиться с тем, как эти мероприятия реализуются на практике…»

— Ну, уж здесь-то мы их, конечно, встретили, как следует! — потирая руки, закричал Ларик. — Факт! Если б доверили мне, я бы начал с банкета. Любой уважающий себя заместитель по жилищно-коммунальному хозяйству любит положить себе в тарелку того-сего и основательно покушать. А сытная закуска очень располагает к принятию нужных решений.

— Ты думаешь, они из голодного края приехали? — усомнился Фима. — Ты их физиономии видел? По-твоему, они опухли от недоедания?

— Всё равно, какое-нибудь отбивное мясо — да с трюфелями, да под соусом гораздо важнее самой толстой папки с документами и аргументами! А если ещё пару-тройку рюмочек коньяка пропустить…

— Тут про банкет ни слова. И потом: после банкета полагается баня с парной. А где сразу вымыть такую ораву? Веников не хватит! Продолжаю дальше. «…Первым объектом программы пребывания в Асинске стал жилой район «Восточный». Г. Шумилов осмотрел строящиеся дома по ул. Сосновой, квартиры в которых предназначены, в основном, для переселенцев из аварийного и ветхого жилья, а также других льготных категорий. В частности, проинспектировал девятиэтажный жилой дом на сто восемьдесят девять квартир. Объект построен по технологии однослойной панели («дом-термос»). «Восточный» к завершению строительства будет включать три жилых микрорайона и предусматривает строительство почти семи тысяч квартир для четырнадцати с половиной тысяч жителей, а также строительство пяти детских садов, двух общеобразовательных школ, двух поликлиник — взрослой и детской, физкультурно-оздоровительного комплекса с бассейном, пожарного депо, станции скорой медицинской помощи, административно-культурно-развлекательного центра. В районе сдано в эксплуатацию и заселено двадцать многоэтажных домов…»

— Так это ещё когда строить начали, сколько лет назад! — поразился Ларик. - Тогда про опережающее развитие — ни сном, ни духом!

— До кучи всё сгодится. «…В 2017 году к ним прибавится ещё три девятиэтажных жилых дома на пятьсот семьдесят шесть квартир. Ввод в эксплуатацию детского сада на сто пятьдесят мест планируется до конца этого года. Ведётся подготовка к проектированию общеобразовательной школы на восемьсот двадцать пять мест. Также гости города осмотрели спорткомплекс «Юность». О популярных видах спорта в городе, известных спортсменах, их успехах рассказала директор учреждения. Ежедневно «Юность» посещают около шестисот человек. Асинцы всех возрастов могут заниматься здесь плаванием, тяжёлой атлетикой, пауэрлифтингом, бильярдным спортом, посещать секции фитнеса, аэробики, пользоваться прокатом лыж и коньков. Для дошкольников организуют группы выходного дня, для пенсионеров и будущих мам — группы здоровья. Каждый год проводится более сорока соревнований и мероприятий, в том числе первенство России по пауэрлифтингу, чемпионат Сибирского федерального округа по рукопашному бою, областные первенства по баскетболу, плаванию, дзюдо, каратэ, вольной борьбе, спартакиады работников образования и нефтяников…»

— А это сюда каким боком? — продолжал изумляться Ларик.

— Как это каким? Тебе говорят: до кучи! «…Глава Асинска показал Г. Шумилову через панорамные окна спортсооружения Центральный парк и озеро Тёплое — излюбленные места молодёжи города, а также рассказал о проекте создания детской школы искусств. Следующим пунктом маршрута высокого гостя стал наш филиал областного университета. Там его встретили заместитель губернатора по образованию и исполняющий обязанности ректора. На протяжении двадцати пяти лет филиал готовит учителей, психологов, экономистов, программистов. Подготовлено и выпущено около шести с половиной тысяч специалистов. На данный момент учебное заведение реализует восемь основных образовательных программ высшего и среднего профессионального образования. Здесь обучается четыреста сорок шесть студентов, в том числе сто шестьдесят один — по очной форме. Ведётся обучение по программам дополнительного профобразования, в том числе по программам переподготовки «Менеджмент в образовании», «Экономика и менеджмент в организации» и другим…»

— Его же, филиал этот, прихлопнуть собрались: новых студентов второй год не набирают! — снова не вытерпел Ларик.

— Сразу видно, что ты, как и Василяка, не заместитель губернатора по образованию…

— Пока не заместитель! — уточнил Фима.

— А что: есть намеренье? — Ларик взглянул на Василяку, как бы оценивая.

Будущий заместитель приосанился:

— Ларик, ты хоть и не обделён некоторыми зачатками ума, но только зачатками. Ты так и сгниёшь в своём зачуханном производственном отделе. Запомни: если горизонты приоткрываются, их надо раздвигать.

— Образование — вещь непредсказуемая, — изрёк именинник. — Я даже больше скажу: мутное дело — образование. И то, что пока не успели прихлопнуть, всегда можно расширить.

— А если оно не расширится? — упорствовал Ларик.

— Там видно будет. А немного пыли в глаза пустить полезно.

— Но вдруг Шумилов пронюхает? Это ж сразу уголовная статья!

— Откуда он пронюхает! Он что, рвётся сюда в студенты? И потом: чем великолепен Шумилов? Ну?

— Тем, что он москвич! — убеждённо произнёс Ларик.

— Что москвич — само собой. Чем ещё?

— Не знаю.

— Он — типа золотого петушка. Слетел с иглы, закричал, захлопал крыльями и переполошил всех! Мол, сколько можно дрыхнуть, лёжа на боку! Вот только в темечко пока никого не тюкнул. «…Также Г. Шумилов участвовал в торжественном открытии установки первичной переработки нефти на нефтеперерабатывающем заводе. Кроме того, в 2016 году в Асинске по соглашению с Фондом развития моногородов построены и введены в эксплуатацию два водовода диаметром четыреста и пятьсот миллиметров общей протяжённостью более двадцати шести километров, воздушная линия электропередачи, подстанция «Мазутная», на которой тоже побывали гости города…»

Фима вскочил, нервно заходил по комнате и встал у стены, заслонив собой коричневую физиономию.

— И всё-таки у некоторых из присутствующих не исчезают сомнения, — сказал Фима. — Где эти два водовода? Почему не видно?

Фима опять сел.

— На то и существует «Вечерний Асинск», чтобы показывать то, что скрыто от обыкновенного глаза. Она разглядела два водовода. Водоводы незачем выпячивать, это не в наших правилах. Асинск мне напоминает Голландию, он такой же маленький и гордый. Море невзгод нависает над ним, а он — живёт!

— Савва, я уважаю твоих предков, но причём здесь Голландия?

— А ты вспомни Петра! Пётр поехал в Голландию и вывез оттуда туземцев. Он мог бы ничего такого не делать, но для обустройства государства это оказалось полезным. Вот и я предлагаю съездить в Голландию и привезти оттуда голландцев. Пусть они нам в Асинске сварганят армию, авиацию и флот.

— Я не против съездить в Голландию, — мечтательно сказал Ларик. — Давно хочу осмотреть Букингемский дворец. Но о чём ещё в «Вечернем Асинске» написано?

Савва опять уткнулся в газетный лист.

— «…К концу насыщенного дня заместитель председателя правительства Г. Шумилов на нефтеперерабатывающем заводе провёл рабочее совещание, посвящённое повышению качества среды монопрофильных муниципальных образований. Обсуждались механизмы поддержки, которые помогут превратить моногорода в территории комфортного проживания. О развитии Асинска рассказал городской голова. Он отметил, что территория опережающего развития, стала одной из первых в стране. Одним из крупных приоритетных проектов является создание предприятия по производству широкоформатной фанеры мощностью шестьдесят тысяч кубических метров в год с организацией пятьсот тридцати пяти новых рабочих мест. Запуск предприятия может обеспечить также около двухсот рабочих мест в лесозаготовке. Новая инфраструктура позволила приступить к запуску угольного разреза, на котором планируется создать тысячу триста новых рабочих мест. В настоящее время ведутся подготовительные работы для запуска добычи угля, которая начнётся в 2018 году. Ведётся работа по привлечению инвесторов — потенциальных резидентов территории опережающего развития. На сегодняшний день уже один есть — это Асинский мелькомбинат. В стадии активных переговоров с акционерным обществом «Салаватстекло» находится проект строительства стекольного завода, который планируется разместить в северной части города. Там с помощью фонда подведена инженерная инфраструктура. Добыча и обогащение песков будет производиться неподалёку. Это даст около трёхсот новых рабочих мест. Таким образом, есть все шансы, что название «Район стекольного завода» станет не просто данью ностальгии по советским временам, но вернёт былую значимость. Кроме того, подписано соглашение с венгерской компанией о строительстве предприятия по переработке плазмы крови. Активно ведётся реализация новых проектов на химфармзаводе. Разместить будущие производственные линии планируется в частном индустриальном парке «Северный», к формированию которого приступила компания «Эко-ИМПУЛЬС». Площадь парка составит двадцать восемь гектаров. В результате будет создан кластер производств непродовольственных товаров широкого спроса. В парке разместятся наиболее крупные резиденты - машиностроительные предприятия, химические и фармацевтические производства, а также предприятия по переработке техногенных отходов. В интернете ведётся сбор средств на развитие центрального городского парка. Базовая цель — строительство светомузыкального фонтана на озере Тёплое. Г. Шумилов отметил, что развитие моногородов — один из национальных приоритетных проектов, который необходимо реализовывать всем уровням власти. Конечно, это работа не одного дня, но важно, чтобы к ней подключился бизнес. Нужны перспективные идеи, проекты, решения». Вот такие, значит, дела у нас тут начинают разворачиваться!

Савва огляделся с некоторым даже испугом.

— Давайте всё-таки споём, — взмолился Фима. — Я песню знаю. Хорошую. Слова Есенина. «Напылили кругом, накопытили и умчались под дьявольский сви-ист»…

— Погоди ты с песнями, — оборвал именинник.

А Ларик нашёл в себе силы высказать ещё одно критическое замечание:

— Эти областные писарчуки умудряются так засушить текст, что он мертвеет, как червяк на солнцепёке. Сплошная казёнщина, никаких эмоций! Я бы их ни к чему не подпускал, кроме сочинения некрологов от группы товарищей.

Фима не согласился:

— Может у этих, как ты говоришь, писарчуков и впрямь случилось что-то. Горе в семье. Большое горе! А тут — Шумилов. Что им, ликование надо изображать?

— Всё равно, я поручил бы описать исторический приезд местным газетчикам.

— О, прямо в десятку! — воскликнул Савва. — На этот счёт у асинских зубров жёлтой и прочей прессы имеется личная точка зрения.

Недолго порывшись в пачке, он извлёк еженедельный «Рекламный вестник», открыл на второй странице и зачитал:

— «Местные журналисты, к большому сожалению, не были свидетелями визита Г. Шумилова в город. Протокол его посещения предполагал лишь несколько мест для журналистов, которые в своём большинстве были предоставлены сотрудникам областных и российских СМИ. Впрочем, обижаться не на что, поскольку узнавать о местных новостях из новостей центральных телеканалов и печатных изданий — это «хорошая» российская традиция…» Понятно?

— Теперь понятно, — кивнул Ларик. — Только зря они так, через газету. Несправедливо, конечно, но обиды лучше держать при себе. Достоинство должно быть первым правилом журналиста. Надо сознавать, в какое время мы живём!

Ефим Василяка хотел сказать что-нибудь язвительное, но подумал-подумал и не стал ничего говорить.

Возникшая пауза требовала не просто слов, а величественных слов!

Именинник, налив стаканчики до краёв, торжественно поднялся со стула.

— Братцы мои! — с воодушевлением заговорил он. — Нет никакой силы, способной остановить движение Асинска вперёд. Но ничто так не подрывает стабильность, как неправда и несправедливость, как коррупционная ржавчина и равнодушие, от кого бы они ни исходили. Впереди очень много важных, не терпящих отлагательства дел, а всё, что сделано, это только фундамент. Асинск должен стать пространством подлинной экономической свободы для всех, кто ведёт своё дело: для больших семейных предприятий, а также индивидуальных предпринимателей. Необходимы изменения в здравоохранении и образовании. Без этого не решить ключевую задачу - придать асинской экономике инновационный характер! И без голландцев нам не обойтись!

Прямо на глазах потрясённых друзей в зимней ночи возникал другой город!!

Там, за окном, где зима утопила в сугробах хлипкие домишки и щедро завалила дворы пятиэтажек, а в воздухе порхали безумные снежинки, всего несколько дней назад Шумилов с кавалькадой летал по Асинску. И прекрасная волоокая фея в его свите несла озябшим жителям «Пять шагов к благоустройству». На холодной земле вскоре должен был подняться, сверкая стеклом и бетоном, новенький стекольный комбинат, где в огромных печах закипят, вывариваясь, два-три вида строительного, технического и полого стекла. А под боком у комбината вырастут, тесня друг друга, машиностроительные предприятия, фармацевтические и химические производства, предприятия по переработке разных техногенных отходов, фабрика по выпуску широкоформатной фанеры. И это только в индустриальном парке «Северный»! В одном лишь парке! А ещё в других местах - угольный разрез «Щербиновский» (правда, его однажды уже открывали, сам губернатор красную ленту ножницами кромсал, но потом тихонько прикрыли), трубный завод, завод по переработке плазмы крови, предприятие по производству клапанов для машиностроения. В безумстве вьюги друзья прозревали светомузыкальный фонтан на озере Горячка и запущенный механизм газификации (на областном уровне серьёзными людьми подписано соглашение с «Газпромом»).

— Я думаю, — сказал Ларик после небольшой паузы, — что нам в ближайшие годы ещё не раз придётся испытать необыкновенный душевный подъём от того, как грандиозные планы будут воплощаться в жизнь!

— Мы стоим на пороге великих событий, — сказал Савва. — Мы всё увидим собственными глазами!

— Не возникло бы головокружение от успехов, — предостерёг Фима.

— А теперь, — заключил Савва, — настало время ознакомиться с моим агрегатом. Идите за мной, я покажу вам простой и понятный механизм. Покажу, куда и что вливается, и откуда что вытекает. Это блестящее достижение моей инженерной мысли!

И они отправились в ванную. Впереди — именинник, за ним Фима и Ларик.

P.S. В интернете недавно оказалась доступной некая частная переписка. Вот любопытный отрывок из одного письма:

«…теперь несколько слов по поводу моей поездки. Поездка получилась забавная. Тут без нашего классика никак не обойтись. Итак, спешу уведомить тебя, душа Тряпичкин, какие со мной чудеса. Сибирь-матушка встретила своими представлениями о гостеприимстве: и хлеб-соль, и прочий неудобоваримый для бедного желудка местный пищепром. Кормили, что называется, от пуза. Пришлось отрабатывать — помимо налоговых льгот обещать им финансовые вливания и спонсоров, которые готовы ломиться сюда со своими деньгами. Ты не поверишь: что им ни втюхивай — они всё, всё принимают за чистую монету! Оригиналы страшные. От смеху ты бы умер…»