ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ
Действие второе
Красная Мельница
Сцена пятая
Подвязки от спонсора
Поднимается «танцующий» занавес.
Гримерка танцовщиц.
Тихо звучит легкая классическая музыка.
Магда и Инесса делают растяжку на балетном станке. Виола и Любочка красятся у трюмо.
Позже к ним присоединяется Тулуз.
Инесса (закинув ногу на балетный станок). Идиот какой-то. Почему я должна в какую-то мутную партию вступать? Их же Альфред этот Германович даже слово «краеведение» непонятно как использует. Представляю, что у них в партии интимной «Близости» творится. Сплошные краеведы.
Виола (красится у трюмо). Не всё ли равно, куда ради денег вступать? Вот ты, например, давно деньги получала?
Инесса. Недавно.
Виола. Так поделилась бы, что ли. Мне за комнату платить нечем.
Магда. Я с тобой зато сильно поделилась, оторва!
Виола. Ты не так поняла. Он творил!
Любочка. Не ругайтесь, девочки.
Магда. Пошла ты, Любка, куда подальше! Или наш кривоногий и твои портреты писать начал?
Любочка. Почему портреты?
Магда. Потому что, когда я за ними пошла, то он, видите ли, писал. Вилку нашу. В полный рост. Нагишом. А сам до пупа раздет.
Любочка. Сверху или снизу?
Магда. Был бы снизу, Вилка бы здесь не сидела, а в ацетоне плескалась!
Инесса (Магде). Это они для остроты красок. (Виоле.) А деньги я за свитера получила. Вязать, знаешь ли, недавно начала. На досуге. Когда уровень кислоты в агрегатах на Колчаковском не измеряю.
Магда. Ты, Инка, зубы тоже не заговаривай. Придет этот сучонок еще в мой дом. Художник, блин. Псевдореалист!
Любочка. Да что вы к нему привязались все. У вас другая проблема.
Инесса. Почему это у вас?
Любочка. Потому что нам с Вилкой всё равно, а у вас эти... Амбиции.
Магда. Вона как! Амбиции! Что-то я не припомню, чтоб этот доходяга хоть один эскиз мой набросал. Нажрется водки, оттопчется, что петух во хлеву, и спать.
Инесса. Во хлеву копытом бьют.
Магда. В ночи и копытом, кстати, бывало. Судороги у него. Алкоголические.
Любочка. Я не об этом.
Виола. Магдуль, ну что ты. Ну он один раз только... Портрет мой.
Магда. Я тебе не Магда! А Марья Владимировна!
Виола. Марья Владимировна, ну с кем не бывает. Ты ж Тулуза знаешь. Мне вообще, может, и жизни-то чуть-чуть осталось, и портрет этот последний в моей жизни, а я без нормального искусства уже не один месяц. (Прикладывает обе руки к груди.) Надышаться бы. Да и не муж он тебе, кстати.
Магда (тянет пальчики пальцев рук к ступням). Хватит меня шантажировать своими несуществующими болячками. Сходи к врачу, развей мои сомнения. А муж — не муж, так это не твое дело! И замуж он меня звал, между прочим! И не один раз.
Виола. Что ж ты не пошла?
Магда (распрямляется как пружина). Портреты мне его не нравятся!
Инесса. Девки, миритесь уже, наконец. Задрали. Давайте — мизинцы растопырили и крючками соединились. Вас послушать, так будто кругом Девы Марии с Исусиками бегают. Ну бывает...
Виола. Ин, а ты в самом деле хорошо вяжешь?
Инесса. Нормально. Никто не жаловался.
Виола. А мне свяжешь что-нибудь?
Магда. Удавку!
Инесса. Так, бабы! Хватит! Миритесь, я сказала! Натурщицы вы мои... Ну? Вилка, давай, проси прощения. С меня шарф.
Виола (подходит к Магде, протягивает мизинчик). Давай, а?
Магда (отталкивает Виолу). Не буду я с ней мириться! Чтоб ни одного моего эскиза!
Инесса. Значит, ты — муза. Их для великого хранят.
Магда. Для надгробий, да?! Ты это хочешь сказать?!
Инесса. Сглазить боятся, сглазить. С колена согнать. Магд, ты чего тут сцены закатываешь? Мы ж в одной упряжке. Нам работать вместе.
Магда. А я, закусив удила, работать буду. Думаешь, он первый раз чужие портреты рисует?
Инесса. Думаю, и ты не всегда соло пляшешь. Помиришься с Вилкой, с меня свитер.
Магда (задумчиво). Серьезно? С розами?
Инесса. С ними. И рукав тебе летучей мышью сделаю.
Дамы меняются местами. Инесса и Магда идут делать макияж. Виола и Любочка направляются к балетному станку.
Любочка. Ин, а мне?
Инесса. А виртуальным изменщицам я не вяжу.
Любочка. Ну, Ин. Я же в интернет-кафе от скуки хожу. Колька же без работы. Днем уйдет на поиски — вечером в хлам. А мне общение нужно. Этот. Социум. На меня в городе, как и на Вилку, тоже давно никто не западает.
Инесса. Надо пробовать. Чаще на людях бывать. А не по сайтам бегать.
Любочка. Я Кольку своего люблю, ты ж знаешь. А Интернет — это так, для досуга...
Виола. Это интернет-общение, что ли?..
Инесса. Во-во. Пристанище унылых интровертов и конченых неудачников. И не досуга, а досуга. Не уподобляйся краеведам, пожалей мои ушные перепонки с мочками.
Любочка. Извини. Ну а что еще делать? С Колей же особо не поговоришь... Ин, свяжи, а?
Инесса. Рейтузы, хорошо? Коляну твоему должны понравиться. Если заметит вообще. Ты б встречаться уже со своими виртуальными знакомцами начала, что ли.
Любочка. Так они ж в других городах все. Кто в Москве, кто в Питере.
Инесса. На дешевый гламур потянуло? Думаешь, там по-другому? На самом деле сидит за монитором такой вот «Колька — синяя майка» и пишет тебе от имени «Васьки — золотая цепка».
Любочка. Ну ты скажешь, тоже. Меня один, между прочим, в гости приглашал.
Виола. Что ж ты не поехала?
Любочка. А на кого я Кольку брошу?
Инесса. Всё с тобой понятно. Так и быть, свяжу тебе пару шерстяных чулок до колена. Синих.
Любочка. Хватит тебе уже шутить, Ин. Свяжи мне лучше перчаточки такие модные. Без пальчиков.
Инесса. Они сто лет назад модными были. У лотошниц с пирожками. Ладно, свяжу.
Любочка. Правда? Вот спасибо! (Подбегает к Инессе, целует.)
Инесса (чуть отстраняясь). Ох и глупая же ты, Любка. Ладно, хорош телячьи нежности разводить. Магда? Вилка? Ну?
Виола (снова подходит к Магде, протягивает мизинчик). Магд, ну извини. Ну прости... Давай, а? Мирись, мирись, мирись и больше не дерись.
Магда (протягивает мизинчик). На, подавись.
Инесса. Вот и замечательно. Итак. На повестке дня вступление в партию, что уже само по себе печально.
Любочка. А я вас, девчонки, не пойму. Это же как в Интернете. Ну, как в сообщество вступить. Зашел-вышел. Что мы теряем?
Инесса. Думаешь? Зашел-вышел?
Любочка. А чего? Меня знаете сколько в друзья добавляло, а потом удаляло. А я что, нормально. Свобода выбора. Демократия. Этот, как его. Плюрализм.
Инесса. Дура ты, Любка. Тут, знаешь, если из друзей удалят, то уже не виртуальным гробиком запахнет. Короче... Мы в партию вступаем. И это не Интернет. У кого есть мнение?.. Боже, откуда во мне этот слог?
Магда. Гены, Инка. И память историческая.
Инесса. Вот именно что историческая. Так вот, генофонд, вступаем в партию. Вопрос. Оно нам надо?
Виола. Ну я думаю, хуже не будет, если нас проспонсируют.
Любочка. И Колька, может, сивуху пить перестанет. Он же у меня нежный. Ему нельзя пить плохое. Почки, печень.
Инесса. Так, ну с вами всё на уровне колготни и рейтузов. Магда?
Магда. С одной стороны мне плевать, конечно. Я и в «Женскую» только под восьмое марта вступила. Они тогда неплохие наборы косметики и кастрюль раздавали, но что-то не пойму, откровенно... А зачем всё это нужно?
Инесса. Вот и я не пойму. Каким-то тут паленым пахнет. А позовите-ка, девочки, Тулуза. Неплохо бы и его мнение узнать.
Виола. Я сейчас.
Магда. Стоять!!!
Любочка. Девочки, давайте я.
Инесса. Давай. Только без портретов там.
Любочка выбегает.
Инесса (Магде и Виоле). Слушайте, хватит уже. А то я вам таких саванов навяжу, закачаетесь. Ты, Вилка, конечно, паршивка. Нет в тебе солидарности. Но и ты тоже хороша. (Магде.) Ни вашим, ни нашим. Или замуж за него выходи, или делись. Сама знаешь, как в городе с мужиками. Я по-бабьи Вилку, кстати, хорошо понимаю.
Магда. Так ты поэтому не пускала меня за ними сходить?
Инесса. Меньше знаешь — крепче спишь.
Любочка приводит Тулуза.
Инесса (Тулузу). Ну, а ты что скажешь?
Тулуз. А что сказать? У меня кисти, палитра. А тут Виола пришла. Я смотрю на нее. И вдруг началось. Я что, виноват? Это ж творческий процесс. Чувствую — надо. Писать могу. Работать. Начал с платья, конечно. Но вижу, мешает. Силуэт рыхлый какой-то. Размытый. Говорю, обнаженной попробовать надо. Вроде как Афродитой. У нас ведь, у художников, не сразу. Чтоб распознать силуэт — его из волн выцепить надо... А жарко ведь в мастерской. Ну я и разделся. По пояс... У меня такое раз в месяц, кстати, только бывает.
Магда. Вот, вот.
Инесса. Это всё?
Тулуз. Не всё. Я ведь проработать объект должен, прочувствовать, иногда даже прощупать, пропальпировать, можно сказать. Аккуратно, конечно же. Кистями, так сказать, огладить. Оттенки поближе увидеть. Вот, подошел. Пропальпировал. А тут — Магда ворвалась. Ну и получилась такая вот нелепица. Экспрессионизм, в некотором смысле. Извини, Магд. Неправильно ты нас поняла.
Магда. Кисть зато хороша была. С палитрой. Я тебе сейчас всю харю располосую!
Инесса. Так! Всё! Магда, успокойся! Глаза ему потом выцарапаешь... Тулуз, я не это хотела спросить. Ты насчет Элки что скажешь?
Тулуз. Сука она. Ее только черной гуашью писать. При лунном затмении.
Инесса. Это мы все знаем. Что по поводу вступления в партию?
Тулуз. Ну что... Если выставку, конечно, сделают. Авторскую... Биеннале.
Магда. Ты пил, что ли, сегодня? Какое биеннале?
Тулуз. С портретами.
Виола. Ой, лучше не надо. Там такое...
Магда. Какое там — такое?!
Инесса. Да спуститесь вы все на землю уже! Конкретный вопрос. Тулуз, твое мнение по поводу вступления в партию?
Тулуз (загибает пальцы). Кисти очень нужны. Беличьи, желательно. Неплохо б, конечно, из соболя американского или египетского мангуста, но можно и не разевать варежку. Что еще? Охра венецианская, лак-гаранс, лазурь берлинская. Ватман, картон бристольский... Это для себя. А для «Мулен Руж» — материал для декораций. Погрубее. А то мельница уже вся перекосилась. Погода все-таки не французская...
Инесса. Ты издеваешься?
Тулуз. Просто знаю, чем это всё закончится.
Любочка. Чем, Тулузик?
Тулуз. Ничем. Кто мы, так — масло на холсте страны. Размажут нас. Но я, в принципе, не против. Мне терять уже давно нечего. Я и так всё потерял. С другой стороны, а вдруг и правда... (С надеждой.) Не кинут в этот раз.
Инесса (задумчиво). Художества пошли. Шиза... Иными словами, все как бы «за», я правильно поняла?
Любочка. Как бы — да.
Магда и Виола (вместе). Ну да. (Быстро и недовольно переглядываются.)
Инесса (неожиданно). А я вот против.
Виола. Ты чего это, Ин, надумала? Ладно, ты со свитерами и азотным комбинатом. Магда вон на фабрике. Ну, Тулуз еще как-нибудь пробьется. Кинотеатр, в конце концов, есть, афиши клепать будет. Любка вообще всегда, то полы у кого помоет, то постирает. А я что?
Магда. А ты на панель! Портреты с тебя рисовать будут!
Инесса. Цыц, девки. Да, я — против. Потому что не понимаю, что происходит. Но вас большинство. И я одна к четырем получаюсь. Как свеча к букету на кладбище. Короче, я вас, бабы, (смотрит на Тулуза) понимаю. Голосовать будем?
Виола. Да ну его. И так всё понятно. Руки еще тут поднимать.
Магда (с сарказмом). Вот именно. Ты ж по ногам в основном, да, Вилка?
Инесса (усмехается). А что, отличная идея. Задираем? Кто — «за»?
Три правых ножки с подвязками от спонсора взмывают вверх. За ними неуверенно тянется рука Тулуза. Она в рукаве телогрейки.
Инесса. Раз, два, три, четыре. Кто — «против»? (Танцовщицы опускают ножки, а Тулуз — руку.)
Правая ножка Инессы взлетает вверх. На ножке — роскошная ажурная подвязка.
Инесса (задумчиво ставит ножку на стул). Что ж, воздержавшихся, как я понимаю, нет. Короче, вердикт, как грится, такой. Решение принято непростым большинством. Вступаем. С другой стороны, на свитера и правда особо не проживешь.
Тулуз. Сюрреализм, сплошной сюрреализм...
Падает «тюремный» занавес.
Затемнение.
Сцена шестая
Водочка с огурчиком
Авансцена. Центр.
Кабинет Следователя.
Следователь и Инесса.
Следователь. Итак, Инесса. Правильно ли понял, что в коллективе достаточно сложные отношения сложились?
Инесса. Не то слово. Отношения — как в хлеву отложения.
Следователь. Не понял аналогии.
Инесса. Почти как в городе нашем. Вот смотри. Лифты исписаны, подъезды заплеваны и загажены. На улицах толпы безработных. А виновата кто? Правильно. Власть.
Следователь. То есть отношения с Элеонорой Ивановной, я так понимаю, проблематичными были?
Инесса. Да уж, Эдик. Нелегкими, прямо скажем. Отношения эти.
Следователь. Она вам часто зарплату не платила?
Инесса. Постоянно.
Следователь (записывает в протоколе). Что же вы в «Мулен Руж» оставались?
Инесса. Э, а вот тут всё непросто. Мы же и дольщиками одновременно все были. Понимаешь, вроде как по договору танцуем, но в то же время часть помещения каждому принадлежит. Замкнутый круг получался. Свое не бросишь, а своего-то и нет...
Следователь. Так-так. Это уже интересно. Рассказывай.
Инесса. А у тебя есть еще выпить? (Показывает на пустую бутылку коньяка.) В горле всё сохнет и сохнет.
Следователь. Посмотреть надо. (Присев на корточки, лезет в сейф.) Водку будешь? Спирт, конечно, не предлагаю. Огурец еще один есть. Малосольный. И конфеты. «Раковая шейка».
Инесса. Хорошо — не «Раковый корпус».
Следователь (не расслышав). А?..
Инесса. Спрашиваю, откуда набор такой уникальный?
Следователь. А, ну это мне мама прислала.
Инесса. Огурец или конфеты?
Следователь. И то, и другое. Это всё, что осталось.
Инесса (в сторону). Я смотрю, ты неплохо тут отдыхаешь... (Следователю.) Давай огурчик, наверное. А то в конфетах калории... Вообще, хорошая у тебя мама. Заботливая. Я вот наоборот своим посылки шлю. Раз в год. Носки, сигареты, мыло.
Следователь (удивленно развернувшись и застыв с бутылкой в одной руке и жалким мешочком в другой). За что это их?
Инесса. А за то, за что у нас на краевых архипелагах сидят. Раньше ведь как было. Диссидентство. Теперь что? Правильно. Бытовуха. Простая банальная бытовуха. Папа маме. Мама папе. (Бьет кулачком правой руки по ладони левой.) Так и сели оба, по дурости. В разных местах, правда. Скучают теперь.
Следователь. Тяжелая у тебя судьба, Инесс.
Инесса. Да уж, нелегкая.
Следователь. Может, помочь, чем могу? Ты мне всё расскажешь, ну и я в долгу не останусь.
Инесса (улыбается). Сделку со следствием предлагаешь? Да чем дуракам помочь можно? У нас полстраны таких. Я тебе и так всё расскажу.
Следователь. Это очень хорошо. А то, честно говоря, глухарь какой-то напоминает.
Инесса. Кукушку, значит, нашел?
Следователь. Ну, Инесс, работа у меня такая.
Инесса. Я понимаю, Эдик. Всё я понимаю... Поухаживай за дамой лучше.
Следователь. Ага. Да, да.
Следователь кладет огурец в целлофановом мешочке на стол. Открывает бутылку. Заносит над рюмкой.
Инесса. Что ж ты меня, Эдик, не уважаешь, что ли?
Следователь (зависнув). Почему это?
Инесса. Из стаканов, только из стаканов. (Берет с подноса два граненых стакана.) До половинки наливай. Я все-таки дама. Целый не выпью. А себе можешь полный.
Следователь. Не, я при исполнении. Мне много нельзя. (Наливает в стаканы до половины. Неодобрительно кивает головой.) Инесс, такой вопрос. А давно ты пристрастилась? К этому вот. (Щелкает себя по кадыку.)
Инесса. Я пристрастилась? Ну ты скажешь тоже. Это я еще не пристрастилась. У меня депрессия просто. Стресс сильный. Сам понимаешь.
Следователь. Ну да, конечно. После того, что случилось.
Инесса (поднимает стакан). Ну? За что выпьем?
Следователь. За то, чтоб всех пересажали.
Инесса. Не, давай лучше за маму твою. Вон, какого красавца вырастила. Загляденье. (Нагибается через стол, треплет его по голове.)
Следователь. Правильно, за маму надо. Маму я люблю.
Чокаются, выпивают. Следователь вытаскивает из мешочка огурец, протягивает Инессе. Она сладострастно, точно мякоть банана, откусывает, игриво машет ручкой перед ротиком.
Следователь откусывает более смачно, с хрустом. Ухает. Бросает быстрый заинтересованный взгляд на Инессу.
Инесса. Хорошо пошла!
Следователь. Да, неплохо.
Инесса (берет бутылку в руку). Наша? «Азотная»?
Следователь (перехватывает бутылку, вертит). Она. Высшего качества.
Инесса. Запашок небольшой, а так ничего, конечно.
Следователь. Ну, что, Инесса? Вернемся к клубу?
Инесса. А о чем я рассказывала? Забыла. Напомни.
Следователь. Он вроде ваш.
Инесса. А, ну да, мы ж его давным-давно приватизировали. (Следователь записывает.) Чуть ли не за карамельки и огурцы малосольные. Тогда же неважно было, что покупать. Доли, акции, бублики, печенюшки. При наличии хороших связей всё по одной цене уходило. Вот Элка... Ну, Элеонора Ивановна и подсуетилась. Мы потом в ООО «Мулен Руж» реорганизовались. Элке контрольный пакет перепал. Ну и мы, как бывший трудовой коллектив ансамбля «Песни и пляски», небольшие проценты получили.
Следователь. Помедленнее. Не успеваю.
Инесса (наклоняясь к Следователю). Ладно. Я только самое главное. Элка, короче, Гендиректором стала. Мы же в управлении всё равно ни бельмеса — художники, филологи, актрисы. Ты должен понимать. Самый страшный менеджерский состав. Мне даже кажется, что мы Элке пару лет назад доверенности по управлению долями выдали. Ну чтоб не голосовать по всяким глупым хозяйственным вопросам. Короче, в этих бумагах сейчас никто уже не разберется. Как приватизировалось? По какой цене? Сколько у кого процентов в этом ООО? Чёрт ногу сломит. Тогда вообще такой дым над городом стоял. Коромысла ломались. Даже странно, что из «Белой Мельницы» помещика Ненашева какой-нибудь ресторан не слепили. С другой стороны понятно, вроде как символ города. Это, конечно бы, уже сверхнаглость была. А, может, и ручки на тот момент еще коротковаты были. Но ты знаешь, что я тебе скажу... Тогда все-таки немного побаивались. Да и какие-никакие, а понятия были, пусть не закон, но вот понятия чтили, не то, что сейчас... Эдик, да неужели ты не помнишь тот бестолковый период? Ай, ну да, ты же сам еще тогда таким же был...
Следователь (пишет). Бе-стол-ко-вый. Чёрт тебя, Инесса, побери! Я это в протокол всё записал.
Инесса. Ну ты же хотел правду. Вот она — правда. Короче, Эдик. Не грузись. Всё это к делу никакого отношения не имеет.
Следователь. А что имеет?
Инесса. Нальешь?
Следователь. А по делу можно хоть что-нибудь сказать? (Разливает, выпивают, закусывают.)
Инесса. А по делу так. Вот помню, у меня актер был. Ничего, что я о девичьем?
Следователь. Какой еще актер?
Инесса. Ну, из кукольного. Ты наверняка еще ходил туда. С мамой. Там теперь какой-то суд отстроили, с колоннами и ясноглазой Фемидой. (Внезапно расстегивает несколько пуговиц на груди.) Жарко у тебя.
Следователь. И что? Я, пожалуй, пока не буду писать. (Завороженно смотрит на Инессу.)
Инесса. Ну как что? Не понимаешь разве? У него амбиции. Ему в кино сниматься хочется. А он кукольник, представляешь?
Следователь. Не представляю. Какое это отношение к делу имеет?
Инесса. Отвечаю. Мы же тоже — куклы, нам «Мулен Руж» нужен, а мы дальше русских плясок не вылезли.
Следователь (опомнившись). Инесса!
Инесса. Да, Эдик?
Следователь (включает настольную лампу на гнущейся ножке, разворачивает к Инессе, светит в лицо). Тебя в подозреваемые перевести?
Инесса (щурится). Чего, Эдик?
Следователь. Преступления.
Инесса. Отпусти ты меня лучше. И выключи свою бандуру эН-Ка-Вэ-Дэш-ную. (Сама выключает лампу.) Я ж как умею, так и рассказываю. Да, согласна, много отступлений, но, с другой стороны, а как без них всё расскажешь? Надо же объяснить, почему эта ужасная трагедия произошла. Ты скажи спасибо, что я со своего детства не начала. Когда все дети в одних колготках бегали. Знаешь, как прело всё? Это тебе не «Мулен Руж». Это тебе не чулки. А ты о простом провинциальном актере послушать не хочешь.
Следователь (снова включает лампу, светит Инессе в лицо). Бестолковый у нас какой-то допрос получается. Ну что там с актером? Он тоже, как твой поэт, пил?
Инесса. Нет, при мне уже нет. (Разворачивает лампу к Следователю.) Язва у него открылась.
Следователь (щурится). Телец?
Инесса. Пингвин. Скучнейший тип, надо сказать. От трезвости в Карабаса превращался. А иногда, знаешь, Буратиной, бывало, как глянет — хотелось даже погладить. Но знала, нельзя — Карабас в нем сидит. Накрепко. И не кукольный давно.
Следователь. Инесса, мое терпение может и лопнуть. Выключи лампу немедленно! При чем здесь вообще эта история?!
Инесса (разворачивает лампу в зал, поглаживает плафон). А при том, Эдик, что мы все о великом мечтаем. О большом. О светлом. Нам каждому неповторимая жизнь дана. А меняем мы ее на кукольные театры. Плесни, а? (Выключает лампу.)
Следователь. Инесс, можно без философии?
Инесса. Нельзя. Ты думаешь, я не мечтала? Буратино мой не мечтал? Поэт этот долбанный? Все мечтали. Вот ты сам, как тут случился? Наверняка юрфак не ради сейфа с пистолетиком просиживал? Адвокатом, небось, хотел стать. Американские рубли килограммами стричь.
Следователь (задумчиво разливает, задумчиво поднимает стакан, задумчиво выпивает). Ну мечтал, и что с того? Там тоже, Инесса, знаешь, не просто так. (Задумчиво закусывает огурцом, отдает Инессе «копчик».)
Инесса. Может, расскажешь, тогда, где просто?
Следователь. Где, где... За границей, наверное...
Инесса. Ага. Хорошо там, где нас нет? Только мы как куда-нибудь приедем, там сразу почему-то плохо становится.
Следователь. Не скажи. Там возможностей много.
Инесса. Что ж ты не уезжаешь? Штаны здесь просиживаешь. Прилип?
Следователь. Не прилип. Мне, может, новое звание присвоят. Вот только дело это раскрою.
Инесса. А если не раскроешь, так тебя поганой метлой погонят? Что тебе это звание даст? Самоуважение? Перед кем? Перед такими же, как ты? Хибару около азотных труб выделят? Гробовую пенсию? (Выпивает. Закусывает «копчиком» от огурца.)
Следователь (вскипев). Инесс! Перестань! Я, между прочим, заграницу во сне уже вижу! Я о ней днем и ночью мечтаю! Так вы мне все надоели! Но там я никто, и звать меня никак. Что ж, ты думаешь, я этого не понимаю? Лучше твоего понимаю. И вообще, я тебя не для философствований вызвал. Ты по статье свидетелем проходишь... (Пауза.) Пока свидетелем.
Инесса. Да? Очень интересно. Что же ты мне впаять можешь, Эдик?
Следователь. Да, откровенно говоря, что угодно.
Инесса (хохочет во весь голос). И он еще за границу хочет. Паять ты там будешь, Эдик. На станках. Или в лучшем случае — вышибалой в стрип-баре. Только подкачаться, конечно, надо. Но, ничего, в порту на разгрузках рыбы и подкачаешься.
Следователь. Инесс, это, между прочим, оскорбление.
Инесса. Эдик, нашему человеку — это комплимент. Мы ж не негры какие-нибудь афроамериканские, которые героин в своих дырах продают. Что, хочется тебе еще за границу? Не передумал? Чё ж тогда не уехал? Ведь наверняка рассылал резюме свои.
Следователь. Да! Рассылал — не твое дело!
Инесса. Это цирк какой-то. Рассылал он. Меня, простую женщину, посадить хочет. А сам из страны смотать пытается.
Следователь. Никто тебя сажать не собирается! Расскажи, что было на самом деле, и я тебя отпущу.
Инесса. Кукольный театр был. С Мальвинами.
Следователь. Под протоколом расскажешь?
Инесса. А я не помню ничего. Так — тени какие-то. Ну, как с актером моим.
Следователь. Он может что-то показать?
Инесса. Навряд ли. Он сейчас при монастыре. Обет молчания у него. Давай, Эдик, разливай остатки... Ох и жарко у тебя... (Расстегивает еще одну пуговку.) Слушай, будь человеком, вырви листик из дела, а то веера нет... (Красивой грудью ложится на стол; сексуально смотрит на Следователя.)
Следователь хватается обеими руками за голову.
Затемнение.
«Тюремный» занавес поднимается.
Сцена седьмая
Магда + Тулуз
Спальня Магды.
Письменный стол со стулом, шкаф, диван.
Магда лежит на разложенном диване, укрывшись одеялом. Тулуз — в домашнем женском халате и тапочках — сидит за письменным столом. Спиной к Магде. На столе стоят зажженные свечи.
Магда. Какая же ты сволочь после этого.
Тулуз. Почему?
Магда. Я же люблю тебя, козла. А ты...
Тулуз. Обижаешься, что портретов твоих не пишу?
Магда. Тимка, скажи, ты идиот или придуриваешься? Какие портреты? Ты трясешься весь. Из тебя уже краски выпадают. Я тебя даже не ревную давно.
Тулуз. Что ж ты тогда мне всю харю располосовала?
Магда. Располосовала — люблю, значит. Но это не значит, что ревную.
Тулуз. А смысл?
Магда. Ты о чем?
Тулуз (разворачивается к Магде). Располосовывать. Я тебя сколько раз замуж звал? Сколько?
Магда (приподнимаясь). А я тебе сколько портретов простила? Сколько?
Тулуз (нервно передергивает плечами). Ну так и что?
Магда. Что?
Тулуз. Ты же всё равно не ревнуешь.
Магда. Это несущественно.
Тулуз. Тогда в чем проблема? Кто виноват?
Магда. Никто... Ты виноват.
Тулуз. Ты общаться собираешься или как?
Магда. О чем ты?
Тулуз (отворачивается к свечам). Вообще...
Магда (закидывает руку за голову, смотрит в потолок). Вообще не хочу... Хочу конкретно...
Тулуз. Замуж пойдешь?
Магда. Портреты рисовать будешь?
Тулуз (греет руки над свечным пламенем). Я не рисую. Пишу.
Магда. Понятно.
Тулуз. Что тебе понятно?! Что?!
Магда. Всё. Неудачник. Шел бы на комбинат. Ты же работал там раньше.
Тулуз. Не дождетесь...
Магда. Кто это — не дождетесь?
Тулуз. Я — художник. Псевдореалист.
Магда. Вот именно, что псевдо.
Тулуз (взрываясь). А у нас всё — псевдо.
Магда. Что конкретно? Что?
Тулуз (встает, ходит взад-вперед). Всё! Партии и народы — едины, портреты — по телевизору и на базарах! У меня в глазах от их реализма рябит! Мне реально сдохнуть хочется! Залезть на мельницу, взять какой-нибудь их размалеванный портрет с галстуком и часами, и вместе с ним, с портретом этим, вниз сигануть! Акт символизма совершить.
Магда (усмехается). Акт вандализма это, Тимка, будет. Бессмысленный и глупый.
Тулуз (останавливается, смотрит на Магду, отчетливо произносит). Вандалы памятники рушат. А это ассенизаторская работа.
Магда. За счет собственной жизни один портрет угрохать? Сильно. Очень художественно. (Закидывает за голову вторую руку.)
Тулуз. Если каждый с таким портретом грохнется — города чище станут. Другие, может, писать начнут.
Магда. Если каждый сиганет, так кто же писать будет, сам подумай?
Тулуз. Те, кто родятся.
Магда. Интересно, от кого же они родятся тогда? Бессмыслица какая-то.
Тулуз. А в чем смысл, Магд? В чем? (Возвращается к столу.)
Магда. А в том, что работать надо, а не болтать.
Тулуз (смотрит на свечи). Где? На Деникинской фабрике? Уборщицей?
Магда. Я хоть деньги в дом приношу.
Тулуз. Это не деньги. Это сопли и слезы.
Магда (лениво поворачивает голову в его сторону). Ну а ты-то что в своей жизни сделал?
Тулуз (разворачивается вместе со стулом). Я вашу мельницу из души своей вылепил. С крыльями!
Магда. Ой-ой-ой. Не надо тут жертв. Мельницу он, видите ли, нашу разукрасил. Четыре вращающихся культи.
Тулуз. Ты не понимаешь!
Магда. Всё я как раз понимаю. Ты когда на нормальную работу устроишься?
Тулуз. Никогда! Я не собираюсь ее искать! Я — художник. Я не хочу больше на их псевдокомбинатах работать! Я не буду в их киношках афиши клепать!
Магда. Гордый очень? Кисть в горле застряла?
Тулуз (сидит на стуле, сильно наклоняется в сторону Магды). Не застряла. Я могу сутками писать, ты же знаешь. Я — трудоголик. Но я не хочу писать. Потому что не желаю находиться в реальности, которая больше похожа на дешевый и дрянной авангард, в котором не разбирается даже безумный автор. Я дышать не могу, когда эта ублюдочная масса в телике из своих дольче-рубах выглядывает, а я в телогрейке несколько лет хожу! Когда они по фуршетам тусуются и гужуются, а нам жрать нечего! Когда они в партийных блоках и пентхаусах, а мы в партийных вшах и бараках! Это рабство, Магда! Это не работа! Они же кровь нашу цедят сквозь свои упырьи зубки. Магд, ты не понимаешь, это росянки все. Мы для них типа мух.
Магда. У тебя что, есть какие-то другие предложения? Ты же сам к ним в партию вступаешь.
Тулуз. Нет у меня предложений. В том-то и дело, что нет. Я свои предложения на азотном комбинате оставил, когда он еще не Колчаковским был. Я свои идеи, Магд, на нарах отлежал. Потому и вступаю, что не хочу я больше ничего и никому предлагать. Я смысла в этом не вижу!.. Я крест на себе давным-давно поставил. С гвоздями... Если хочешь, я терновый венец на себя натянул. Собственноручно.
Магда (зевая и прикрывая рот ладонью). У тебя мания величия от выпивки развилась.
Тулуз (поворачивается к столу, берет двумя руками свечу, близко подносит ее к лицу, поднимается, идет к Магде, по пути говорит). Да. Мания. Только не величия, а преследования. Пойми, я маленький брат, очень маленький, но есть и Большой Братец. И он следит, он за каждым движением нашим подглядывает. Каждый вдох и выдох подсчитывает... А потом с экранов лыбится — выдает наши выдохи за посевы с удоями. За тонны и литры. За азоты и кислоты... Но вдохи-то наши он не считает, Братец этот. Ему плевать на вдохи... которых всё меньше и меньше, Ему выдохи нужны... Не люди с эмоциями, а канаты из нервов... И да, согласен... Я не крест, я, если хочешь, кол себе в душу осиновый вбил... Потому и вступаю в легион этот, в тьму, к Князю Тьмы... В поколение «Байкал»... Но и не только поэтому я вступаю. Не только из-за себя, но и ради вас. Потому что... А вдруг, вдруг не облапошат в этот раз... Вдруг и правда «Мулен Руж» будет... Вдруг — это не Князь? Не орда? Не опричники?.. Единственное, что я не растерял еще... Во что кол еще не вбил — это в веру, в надежду свою... (Аккуратно берет двумя пальцами крестик, свисающий на шнурке, показывает Магде.) А вдруг...
Магда. Тим, демагогия это всё. Скучнейшая и нелепейшая демагогия.
Тулуз (стоит около дивана, смотрит сверху вниз на Магду). А всё остальное, по-твоему, не демагогия?! Магда! Да что ты от меня хочешь? В партию мы завтра уже все скопом вступаем. Декорации я малюю. Что тебе от меня вообще надо?!
Магда. Мне мужик нужен. А не вот этот псевдореализм в трусах и с крестом! С базарными разговорами. (Показывает пальцем на Тулуза.) Я сама себе это, между прочим, сто раз говорила. Но я из этого идеологию не выстраиваю. Мне глубоко наплевать на всех этих легионеров. Мне просто нужен нормальный человек рядом. Вот и всё.
Тулуз (садится на край дивана). Знаешь что. Я тебе так скажу. Ты баба красивая. Умная. Бери тогда себе слесаря. ЖЭКовца. Не знаю я... простого мужика какого, чтоб лампочку ввинтить мог, кран починить, унитаз... Чтоб он пиво у телика с портретами жрал и под частушечные свистопляски на диване подпрыгивал, когда электричество вдруг врубают... А я — пишу... Ты понимаешь, пишу — я... Мне для этого и дневного света хватает.
Магда. Что ты там пишешь? Утят каких-то гадких да тварей болотных. Какой ты художник?
Тулуз. Да, утят! Потому что нет лебедей давно! Нет прудов! Твари сплошные! Мрази болотные!
Магда (приподнимается). Давай без истерик. Ищи лебедей. Ты ж художник. Тебе и кисти в руки. Знаешь, Тим, мне кажется, это в твоей голове проблемы. Ты видишь только то, что тебе удобно. Ты просто не хочешь делом заниматься. Действовать, вперед двигаться. Ты на самом деле надумал всё, чтобы вообще ничем не заниматься.
Тулуз. Портреты в галстуках на каждом шагу надумал?
Магда (ложится). Нет. Тварей. Знаешь, каждый видит то, что хочет.
Тулуз. Но тебя же я увидел. Разглядел... Я тебе сколько раз замуж предлагал?
Магда (смеясь в голос). За кого? За вот это вот? С одной беличьей кистью?
Тулуз. А хоть бы и за вот это. Чем я хуже тех, что к клубу свои руки тянут? Ты думаешь, для них партия цель? Нет, это мы — цель. А партия не цель, как ее не обзови.
Магда. Ну, ты тоже скажешь. Мужик он, конечно, противный и глупый. Но в отличие от некоторых дело свое знает и не рефлексирует.
Тулуз. Вот именно что... У них этот орган отсутствует. Потому что это не люди, а функции... Сама-то, кстати, тоже заартачилась поначалу.
Магда. Я не артачилась. Просто в «Женской» духи давали и помаду неплохую. А с этими как-то пока неясно.
Тулуз. Ясно будет, не забалуем.
Магда. Ну, Тимка, ну умоляю тебя, давай без политики. Ты вообще весь из противоречий соткан. Говоришь одно, а сам же в толпе со всеми идешь. Тебя же никто силком туда не тянет. Ну, приехал посыльный из администрации. Ну, предложил спонсорство. Ну, в партию вступить. Хочешь вступай — хочешь не вступай. Свобода выбора. Что конкретно тебя в этой ситуации не устраивает?
Тулуз. Краски. Палитра у них с запашком... И, кстати, силком, если уж на то пошло. Он же сказал. Только все вместе... С другой стороны, а вдруг... Вдруг в этот раз мы не Сусаниных получим, а Данко?
Магда. Ой, ну не начинай. Иди ко мне лучше. Краски его, дурачка, не устраивают. Многие вообще вон дальтонизмом страдают и ничего — в костюмах, а не в телогрейке.
Тулуз (ставит горящую свечу на пол). Магд. Слушай...
Магда. Ну?
Тулуз. Замуж пойдешь?
Магда. Давай потом как-нибудь... (Похлопывает ладонью по дивану.) Тебе поспать надо.
Тулуз. Ладно. Я и в самом деле устал очень. Ты знаешь, мне давно кошмары какие-то снятся. Только наяву... (Не снимая халата, ложится, обнимает Магду, кладет ей голову на грудь.) Ощущение, будто я кусок говядины в мясорубке.
Магда. Хватит уже. Свечи не забудь потушить.
Тулуз. Пусть горят.
Магда. А если сгорим?
Тулуз. Не сгорим. Я в последнее время темноты стал бояться. Спи, Магд.
Магда (перебирает пальцами волосы на голове Тулуза). Спи, Тим. Баюшки-баю.
Затемнение.
Ночь.
Сон Тулуза.
По сцене бродят призраки в белых балахонах. Они расставляют мебель из кабинета Элеоноры Ласковой. Слышатся голоса: «Смерть. Убьют... Мука. Фарш... Почем хлебушек? Вас здесь не стояло. Вам еще рано... Извините, я за вами буду. А то в другой очереди колбаску дают... Давайте. Только быстрее. Одна ножка здесь — другая там... А то убьют, убьют, убьют... «Белая Мельница» — душа перемелется. Лопасти, крылья. И жернова... — Призраки тушат свечи. — За день мы устали очень, скажем всем — спокойной ночи, глазки закрывай, баю-бай...»
Сцена восьмая
Культурное наследие
Кабинет Элеоноры Ласковой.
Элеонора Ласковая, Инесса, Магда, Виола, Любочка и Тулуз сидят вокруг круглого стола. Пьют чай.
В кабинет деловым шагом входит Представитель. В руках у него неизменный кожаный портфель с блестящими замками. Дамы поднимаются навстречу гостю. Тулуз сидит не шелохнувшись.
Представитель. Добрый день, сударыни. Ну-с, как ваши дела? Что надумали?
Элеонора Ласковая. Альфред Германович, (помахивает заявлениями) решение принято единогласно! Все — за!
Представитель (улыбаясь, ставит портфель на стул и берет заявления в руки). Ай, молодчинки какие! Впрочем, я и не сомневался. (Внимательно просматривает заявления.) Ну что ж, милейшие, надо бы такое большое событие отметить. Вы как?
Инесса (вытягиваясь и отдавая честь). Всегда! Близость должна быть близкой, а партия — партийной.
Представитель. Очень хороший лозунг! Отличный. Я его, с вашего позволения, на Съезд вынесу.
Инесса. Несите.
Тулуз (сидя). Мы еще что-нибудь в таком же духе придумаем.
Представитель (ко всем). Минуточку... С вашего позволения...
Говорит что-то в трубку мобильного телефона, после чего несколько человек в однотипных костюмах вносят пакеты с алкоголем и закуской.
Элеонора Ласковая (подхватываясь). Ставьте прямо на стол. Мы сами, сами...
Элеонора Ласковая и танцовщицы расставляют тарелки и бокалы на круглом столе. Вытаскивают из пакетов с изображенными на них сердцами гостинцы. Однотипные молча покидают помещение.
Элеонора Ласковая. Ой ну что же вы, Альфред Германович. Не надо было.
Представитель. Это мелочи, Элеонора Ивановна. Партия заботится о своих членах.
Любочка. А нам удостоверения выдадут какие-нибудь? Ну, что мы в партии?
Представитель. Обязательно, родная вы моя. И удостоверения, и значки. Майки с эмблемами будут. Пакеты.
Виола. А скажите, нам теперь льготы какие-нибудь полагаются?
Представитель. Этого, милая моя, пока не предусмотрено. Но мы над этим плотно работаем. Полагаю, в следующем году будет внесен законопроект о льготном обслуживании партийных работников. Туда, естественно, и транспортные услуги войдут, и медицинское обслуживание, и образование. Наш блок печется о своих членах. О своих близких. Мы же не какие-нибудь пустозвоны говорящие. Мы только за дела. А дела у нас — конкретные.
Тулуз. Это точно.
Представитель (кидает беглый оценивающий взгляд на Тулуза). Да, да, Тимофей Палыч! Мы верим в «Близость»! Мы верим в себя!
Тулуз. Главное на сходки свои не забудьте позвать, а то мы по политинформации соскучились.
Представитель. Непременно!
Выстреливают бутылки с шампанским. Бокалы наполняются. Все стоят в ожидании ёмкого тоста.
Представитель (подняв бокал). Ну что ж. Как говорится — за наших новых членов, которые, полагаю, окажут посильную помощь в созидании и развитии нашей многонациональной и многополовой партии. Партии, которая дала стране всё — свободу, единство и право на выбор. Партии, давшей кров и хлеб, благосостояние и уют, защиту и заботу о каждом гражданине великой страны! Ура!
Дамы. Ура! (Чокаются.)
Инесса. Про многополовую это вы хорошо!
Тулуз. Про алкоголь забыли.
Представитель. Что?
Тулуз. Кров и хлеб, наркотики и алкоголь.
Инесса с Магдой смеются. Представитель недоуменно смотрит на Тулуза.
Представитель. Что вы хотите этим сказать?
Тулуз. Так ведь свобода. Вы же ее сами дали. Кому хлеб, кому — по венам.
Представитель. Нет, дорогой мой, (ставит бокал на стол) вот с этим мы боремся и будем бороться. Беспощадно! Ибо нация не должна пропасть и быть стертой с лица земли. Это — пороки. Это — не свобода. Вот походите на наши собрания, сами поймете. Странно, вроде бы художник, а так темны... Ведь сколько их сгорело в этой пагуби, сколько в яду потонуло, сколько скоропостилось. Вашего брата, прежде всего. Мотрек опять же ваш.
Тулуз. Умерло, да, много. Только сдается мне, что так они бы еще раньше, как вы удачно выразились, скоропостились. Лотрек, так он бы в нашем крае и двух картин не написал.
Представитель. Обязательно ходите к нам на собрания. Обязательно. Считайте это моим официальным приглашением.
Тулуз. Вроде как в клуб анонимных алкоголиков?
Представитель. Мне просто кажется, вы не очень правильно понимаете смысл термина — «свобода».
Тулуз. Хотите об этом поговорить? Я вот иначе думаю. Калорийный алкоголь в нашей стране можно заменить только тяжелым наркотиком. Главное, конечно, чтоб посуда чистая была, но это уже, конечно, кому как повезет. (Садится за стол.)
Элеонора Ласковая. Да что это на тебя нашло, наконец, Тулузик! Потом, всё потом! Давайте праздновать! Он, Альфред Германович, не с той ноги, видимо, встал. Простите его.
Тулуз (начинает есть). Да уж. Точно, не с той. Мне вообще последнее время кошмары какие-то снятся.
Представитель. Да за что ж его прощать. Мы теперь с ним единое целое. Возьмем, так сказать, на поруки. Подарим краски. Холсты. И все заблуждения из головы выйдут. Скажете тоже. Наркотики, алкоголь. И как вам такое в голову только пришло?
Магда. Это он так просто сказал.
Виола. Просто так он.
Тулуз. Собственно, да. Просто. Так. А краски, кстати, когда будут?
Представитель. Со временем, родной вы мой человек, со временем. Страна только-только с колен подниматься начала. Борьба идет. Строительство. А дело ведь это серьезное. (Любочке.) Вот вы чем собираетесь заниматься?
Тулуз. Ну, я так и предполагал.
Любочка. Как это чем, Альфред Германович? Танцевать, естественно. «Мулен Руж» в порядок приводить. На мировой рынок, может, даже... ну, как вы говорили...
Представитель. Вот это правильно. А что это мы стоим все? Вон Тимофей Палыч давно уже за обе щеки уминает.
Тулуз. Пытаюсь успеть. Пока обо мне партия печется.
Представитель. А давайте-ка и мы присядем. А то получается, будто мы у Тимофея Палыча в незваных гостях.
Тулуз. Это вы верно заметили — присядем. У вас приступ юмора?
Элеонора Ласковая (Тулузу). Ты невыносимый сегодня!
Представитель. Не ругайте его, Элеонора Ивановна. Он просто голодный.
Тулуз (остервенело откусывает колбасу). А голодный художник — маньяк.
Все присаживаются, накладывают в тарелки еду.
Представитель (ставит портфель у стула, садится, накладывает на тарелку мяско, салатики с колбасами и настороженно поглядывает на Тулуза). Извините, милые мои, я тоже с утра не ел. Весь в мыле. Культурное наследие — оно же жертв требует. Самоотдачи. Порой придешь домой, рубаху скинешь, а она насквозь...
Тулуз. В крови.
Представитель (чавкая). А?
Тулуз. Колбаса в крови.
Представитель (откидывается на спинку стула). А? Да. Моя любимая. Кровяная. Можете, конечно, не кушать, это на любителя. А я вот ее с детства обожаю. Тяжелое, кстати сказать, детство было. Без деликатесов. (Обращается ко всем.) Помню, придет отец с работы. Развернет газету. А там она. А запах — пальчики оближешь!.. Отец у меня тогда партсекретарем на Микояновском мясокомбинате работал. Ну, который недавно в имени Корнилова переименовали. Тяжеленная работа была, доложу вам. На разрыв. Аж кости трещали... (Ловит заинтересованные взгляды.) В смысле соли у отца были. Хрустел сильно...
Тулуз (поперхнувшись). Да, Германыч, ну вы зажигаете сегодня. Что не фраза, то афоризм. А, скажите, предок ваш, он на мясобойню по заблуждениям, естественно, пошел?
Представитель. Ну, тогда все по заблуждениям, вы же знаете. Времена такие были.
Тулуз. А там что, зарплату колбасой платили?
Представитель. Бывало, да. Бывало и так.
Инесса. Очень интересно. А чем же тогда партсекретарям на азотном комбинате выдавали?
Представитель (пожимая плечами). Вот уж не знаю, откровенно говоря.
Тулуз. Ничего, выкручивались как-нибудь.
Элеонора Ласковая. Тулуз?
Тулуз. Да?
Элеонора Ласковая. Жри, мой мальчик.
Тулуз. Жру, мамочка.
Представитель (облизывая пальцы). Да, так вот. К делу. Вот вы, милые, танцевать хотите. «Мулен Руж» восстановить. Это правильно.
Магда. Вообще-то реставрация — это ваша идея была.
Представитель (задумчиво). То-то и оно, то-то и оно... Но...
Элеонора Ласковая (испуганно). За это время что-то изменилось, Альфред Германович?
Представитель (сыто отрыгивая). Многое что, Элеонора Ивановна. Очень многое. Жизнь течет, реки вспять разворачиваются...
Тулуз. Люди тонут.
Представитель. Да, к сожалению, тонут. Но вот партия растет и ширится, и с курса своего не свернет. Так что «Мулен Руж» был, есть и будет!
Инесса. Ну, он уж больше века как есть.
Представитель. Я про наш «Мулен Руж» говорю. Свой, самобытный, с национальным, как принято говорить, колером.
Инесса. «Мулен Руж»? С национальным российским колером?
Тулуз. Вы нам, Германыч, всё больше и больше нравитесь. А как вы нашу самобытность на рынке продвигать собираетесь? Любопытно просто. Где мы и где мировое сообщество? Легче азотный комбинат кому впарить. Вместе с Колчаком.
Представитель. Вот, милейший, вот! Впарить! Так мы страну и разрушили. А надо не впаривать, а продавать товар. Новый, самобытный. Исконный.
Любочка. Но ведь «Мулен Руж» — это не наш товар.
Представитель. Да, не наш, но надо сделать, чтоб стал нашим. С русскими березками, кокошниками.
Тулуз. Олимпийским мишкой и прочей фауной.
Виола. Это мультик какой-то. Я сейчас от смеха умру. Как вы себе это представляете, Альфред Германович?
Представитель. По-русски. Вам спонсорство вообще нужно или нет?
Элеонора Ласковая. Конечно, нужно, Альфред Германович. Не слушайте их. Диссидентов этих. Своего счастья не знают.
Представитель. Ну, диссидентство мы в партии искореним, не сомневайтесь.
Тулуз. Искоренили уже один раз.
Элеонора Ласковая. Тулуз, да что вообще с тобой творится?! Какая тебя оса ужалила?
Тулуз. Телевизионная. Как не включу этот ящик — меня трясти начинает. Радуюсь только, когда они копыта отбрасывают, а я некрологи читаю. Только жаль, маловато их — некрологов. Ничего же ровным счетом за последние годы не изменилось, только хуже стало.
Магда (поглаживает его руку). Успокойся, милый.
Представитель. Тимофей Палыч, друг-человек, что же вы тогда в партию вступили? Я вас, откровенно говоря, не понимаю. И не смотрите вы этот телевизор! Выключите его. Лучше меня послушайте. А я плохого не посоветую. А телевизор — это так, реклама.
Инесса. Точно. «Ваниш» — интеллектуальная формула идиотизма.
Тулуз. За компанию я вступил. Чтоб остальных не подставлять. Вы же реставрацию вначале обещали, а тут опять кокошники какие-то начались. И не реклама это — а пропаганда.
Представитель. Какое опять? Какая пропаганда? Тулуз Палыч? Это новация — проект русского «Мулен Ружа», так сказать. А не хотите кокошники, выносите на совет свои предложения. Мы за плюрализм. Всегда проголосуем. В конце концов, это и «Кантри» может быть. Сейчас модно дружить. У вас у самого есть предложения?
Магда. Нет у него предложений.
Тулуз. Есть. Робы с нашивками, а мы на шконках канкан танцуем. А «Кантри» не прокатит. Не исконное. И вообще, мы скоро коней с вашим благосостоянием жевать начнем. Что касается «Кантри» — так там ковбои. А они на конях быков ловят. А какие из нас ковбои? Где у нас быки? Одни голодные индейцы со стрелами остались. У нас лассо на бельевые веревки пошли. Нет у меня предложений, Германыч. И не будет. Права Магда. Вещайте.
Представитель. Странный вы. И сравнения эти ваши... Но, понимаю, с другой стороны... Творческая интеллигенция. Ладно, дамы, вернемся к моему предложению. Или, может, кто с идеей какой выступить хочет?
Инесса. Я тут подумала, Альфред Германович...
Представитель. Слушаю вас внимательно.
Инесса. Может, ну, как в индийских фильмах? (Складывает ладони домиком, держит импровизированный шалашик под подбородком, ходит головой влево-вправо.) Джимми, Джимми, Джимми. Ача, ача, ача.
Тулуз. Или вот еще что, извините, совсем забыл. При национал-социалистах, например, канкан танцевали с симпатичными крестиками на шапочках. Для разнообразия можно попробовать.
Представитель (внимательно смотрит то на Инессу, то на Тулуза). Больше предложений, я так понимаю, нет?
Элеонора Ласковая подхватывает два куска кровяной колбасы и быстро засовывает один Инессе в рот. Тулуз ловко успевает увернуться от второго, но идей на обсуждение больше не выносит.
Любочка. Вы рассказывайте, Альфред Германович. Кокошники — это очень интересно.
Представитель. Ну, что ж... для начала мы, конечно же, отреставрируем здание. Бригад у нас много, так что реставрацию проведем в кратчайшие сроки. Программу, думаю, следует поменять. Канкан, конечно же, останется. Куда без него, но надо бы разбавить чем-нибудь исконным. «Березкой», «Барыней», «Калинкой-малинкой», «Казачком». Словом, сделаем этакий русский фейерверк.
Магда. Вы это серьезно сейчас?
Представитель. Вполне.
Любочка. А она долго будет идти, реставрация ваша?
Представитель. Наша, милочка, реставрация долго идти не будет.
Любочка (поправляя). Любочка.
Представитель. Да, Любочка. Так вот — повторюсь, недолго. На подготовительный период: замеры и прочую архитектурную чепуху, думаю, уйдет от силы пару недель.
Тулуз. Бригада из таджиков?.. Кстати, Германыч, как вы вообще себе наших дам в мужском танце представляете? В «Казачке», например? С выходом... И, кстати, я тут подумал, давайте уж сразу на планетарный уровень выходить. Всё как-то посолидней, а то мы с мировым мелочимся сильно.
Элеонора Ласковая. Сколько уже можно!
Тулуз. Сколько нужно.
Представитель (миролюбиво). Ну-ну-ну. Не ссорьтесь. Бригады у нас интернациональные. Материалы немецкие. Спонсорство российское. А «Казачок», кстати, можно и на «Цыганочку» сменить. Тоже, кстати, с выходом. Со временем, может, и с пла-не-тар-ным.
Виола (хлопает в ладоши). Здорово!
Инесса (пережевывая колбасу). Не «Казачок», так «Цыганочка». Как всегда у нас. Пир во время чумки. (Пауза.) Колбаса, кстати, и правда дрянь. Но мерси за экскурс в прошлое.
Представитель. Именно, как всегда. Но гораздо качественней и оперативней. А колбаса на любителя, я предупреждал.
Тулуз. Угу. С кокошниками. (Пауза.) На любителя.
Элеонора Ласковая (Тулузу). С грядущей безработицей кого-то. (Смотрит на Инессу.) Двоих.
Тулуз. Молчу.
Инесса. Жую.
Представитель (в легком замешательстве). Единственное...
Элеонора Ласковая. Да, да, Альфред Германович, говорите. Что же вы замолчали?
Представитель. У меня к вам просьба небольшая будет. Думаю, вам это даже где-то выгодным предложением покажется. Все-таки «Мулен Руж» предполагает большее количество танцовщиц. А у вас четверо уволились. Вот мы и готовы предложить вам на время наших партиек-наставниц. Вы их со своей стороны подучите да и они вас в партийном плане подготовят. Шефство над вами возьмут. Полагаю, подружитесь. Можно сказать, целый боевой отряд у вас будет. В смысле ансамбль.
Тулуз. «Песни и пляски». У нас уже был когда-то такой.
Виола. Чтоб я свое трюмо с кем-то делила? Ну уж нет, Альфред Германович. Тут извините.
Инесса. Да, балетный станок всех не выдержит.
Магда. Я, откровенно говоря, с чужими танцевать тоже не буду.
Элеонора Ласковая (сквозь зубы). Еще как будете. С прискоком даже... Отличная идея, Альфред Германович. Мы согласны. Людей-то в городе нет. Все кадры кто на азотном, кто на шерстомойной. Культурное наследие никого, к сожалению, не волнует в наше время. «Березка», «Цыганочка» — это ж уникальный русский «Мулен Руж» будет!
Представитель. Вот и славно! Значит, договорились?
Элеонора Ласковая. О чем речь, Альфред вы наш Германович! Если за ваш счет, конечно.
Представитель. Ну, естественно, за наш. (Кричит.) Девочки!
В помещение строевым шагом входят четыре женщины в одинаковой форме со значками-сердцами на правой стороне френчей. Вытягиваются во фронт.
Представитель. Знакомьтесь. Роза, Жанна, Нонна и Даша. Лучшие кадры. Почти со сценическими именами.
Инесса. Особенно Даша.
Элеонора Ласковая (с распростертыми объятьями). Проходите девочки, проходите, будем знакомиться.
Магда (с сомнением). Они танцевать-то умеют? (В изумлении показывает на Дашу, напоминающую гренадера.)
Представитель. Если надо — научатся.
Тулуз. А не смогут — заставим. Тем более что вашу «Березку» любой дурак спляшет. «Катюша», и та побойчее будет.
Представитель (Тулузу). Кстати, а вы сами-то как, Тимофей Палыч? Танцами никогда не занимались? Как-то без мужчины, и «Мулен Руж». Вот в Париже... Да и вообще. Вы прямо в середину к ним проситесь. А они будто лопасти.
Тулуз. А я вроде точки, вокруг которой они кружатся, да? А вам, Германыч, мой рисунок еще не понравился. Не, Германыч, я художник, а не плясун.
Представитель. А все-таки подумайте. Должно неплохо получиться. Я серьезно. В вас некий нерв чувствуется, это очень хорошо для танцев. Да и рост неплохой. Размер быстро подберем.
Тулуз. Не льстите. Мелкий подхалимаж здесь не оплачивается.
Представитель. Ну зачем вы так. Я ж от всего партийного сердца.
Элеонора Ласковая. Мы обязательно подумаем над вашим предложением, Альфред Германович. Да, Тулузик?
Тулуз. Да, мамузик.
Представитель. Очень хорошо. Ну что ж, полагаю, вам теперь всем следует поближе познакомиться, а вот мне бы хотелось с Элеонорой Ивановной ряд организационных вопросов обсудить. Не могли бы вы нас, так сказать, для конфиденциального разговора наедине оставить?
Инесса. Для конфиденциального — это мы всегда. Смотрите, краски правильно подбирайте.
Представитель. Не понял?
Виола. Это наше внутреннее, почти профессиональное.
Магда (Виоле, тихо). Ах ты ж стервь такая!
Представитель. Прошу прощения?
Любочка. Это она не вам, Альфред Германович.
Тулуз. Это она мне.
Представитель. А, ну тогда ладно. (Партийкам-наставницам.) Девочки, не подведите. Надеюсь на вас.
Роза (выпрямляя спину). Будет сделано, Альфред Германович!
Все расходятся. Остаются Элеонора Ласковая и Представитель.
Представитель. Ну, Элеонора Ивановна, спасибо вам и от меня, и от всей партии, конечно же. Буду ходатайствовать о награждении вас грамотой. За подписью главы администрации. Правда, он недавно приболел крепко. С ним это иногда случается. Но выздоровеет — обязательно замолвлю словечко. Просто сейчас, боюсь, он меня не очень адекватно воспринять может. Перенапряжение сильное.
Элеонора Ласковая. Ой, Альфред Германович, это такая честь для меня, такая честь. Не знаю, как вас и благодарить.
Представитель (вышагивая и заложа руки за спину). Тут у меня несколько формальных вопросов к вам образовалось, если позволите.
Элеонора Ласковая. Хоть сотню.
Представитель. Скажите, а у вас всё под юридическое лицо оформлено, я правильно понимаю?
Элеонора Ласковая. Конечно. ООО «Мулен Руж». А что, Альфред Германович, позвольте узнать, за вопрос такой странный?
Представитель (легко махнув рукой). Да, чистая формальность. Просто, сами понимаете, чтобы проспонсировать такой грандиозный русский проект — провести в кратчайшие сроки реставрацию, выделить деньги на гонорары, купить новые наряды, мы же это как-то оформить должны. Юридически. То есть куда и на каком основании деньги переводить. Договор надо подготовить. Расчетный счет ваш нужен. Данные Генерального директора, учредителей всех...
Элеонора Ласковая. Ах, ну да, что ж я такая... Генеральная — я. Вы, наверное, знаете. А учредители мы все. Мы ж это всё давным-давно приватизировали.
Представитель. Надо же, как интересно. В равных долях, полагаю?
Элеонора Ласковая (пряча глаза). Почти. У меня контрольный.
Представитель. Вы еще что-то хотели добавить, может?
Элеонора Ласковая. Ну... от остальных у меня доверенности есть. Не знаю, интересно вам это или нет.
Представитель (радушно улыбается). Ну, это же отлично просто. Приятно работать с умными людьми. Знаете, как мы сделаем. Мои люди тогда необходимый пакет документов составят, если позволите, и на подпись к вам. Можете особо не вдаваться в детали. Это всё так, чистая бюрократия. Там вам подписать просто надо будет. Если хотите, за остальных тоже подпишитесь, чтобы от репетиций их не отвлекать. Раз уж у вас доверенности. Бумаг просто много. Сделаете? Это достаточно срочно.
Элеонора Ласковая. Конечно, что за вопрос.
Представитель. Тогда вечерком к вам подъедут, а вы к этому времени подготовьте, пожалуйста, все документы. Ну, классический пакет по вашей компании и помещению... Да, забыл совсем. Это вам в некотором роде аванс. (Достает из кармана бумажник, из него толстую пачку денег, отсчитывает несколько купюр, остальное кладет обратно, прячет бумажник в карман.)
Элеонора Ласковая. Спасибо. А что так немного?
Представитель. Ну это ж для начала только. Всему свое время... Остальное (хлопает себя по карману) через пару деньков... Я просто на время по краеведческим делам отъехать должен... Заметьте, Элеонора Ивановна, эта часть — наличными. Расписочку только подпишите, пожалуйста. Я подготовил. (Берет портфель, открывает замки, вытаскивает лист бумаги и ручку.) Вот, возьмите.
Элеонора Ласковая (удивленно). Но здесь гораздо больше написано. В разы как бы. В сотни раз, если не в тысячи. А мне тут даже на платье не хватит. (В изумлении смотрит то на купюры, то на расписку.) Я не могу, Альфред Германович. Поймите меня правильно. Да еще от имени Гендиректора. Да и без свидетелей. Без коллектива нашего, творческого. Как-то странно это всё, вам не кажется?
Представитель (нежно-нежно). Что ж тут странного? Естественно, тут больше написано. Нужны же какие-то формальные гарантии от вас. Что ж вы думаете, я просто так к вам ездил? Культурные достояния с наследиями на произвол судьбы оставлял? От важнейших дел отвлекался? Вы не переживайте, никакого обмана. Неужели вы думаете, что партия будет обманывать своего преданного партийца? А что без свидетелей, так на то и конфиденциальность. Этими деньгами вы вправе распоряжаться по собственному усмотрению. Вы меня понимаете? (Заглядывает ей в глаза, говорит отчетливо.) По собственному. А как остальные бюрократические, ничего не значащие, бумажки подпишем, так эту расписочку сразу же и порвем. Прямо на ваших изумительных глазах.
Элеонора Ласковая (берет ручку). Ну если на глазах.
Представитель. Только на них. Слово даю. Вы подписывайте, Элеонора Ивановна. Не бойтесь. А я о грамоте походатайствую... Да, такой момент еще. Пусть ваши и наши порепетируют какое-то время в другом месте. Вы ж понимаете. Краской будет пахнуть. Звук дрели. Запах. Шум.
Элеонора Ласковая (занеся ручку над распиской). А где же им репетировать?
Представитель. Ну, скажем, в помещении какого-нибудь завода. Что тут у вас рядом?
Элеонора Ласковая. Шерстомойная фабрика.
Представитель. Та самая? Деникинская? Краснознаменная? Ну вот! Вот! Пока реставрация идти будет, пусть они там и потанцуют. Цеха-то пустующие наверняка есть. Ведь не секрет, что в момент восстановления страны — развала убийственно много.
Элеонора Ласковая. Вы полагаете, Альфред Германович? Убийственно?
Представитель. А как иначе? Без разрушения не бывает созидания... А что до «Мулен Руж», то тут ведь сверлить начнут. Полы новые класть. Разве нашим красавицам до репетиций будет? Разве смогут это выдержать девичьи ушки?
Элеонора Ласковая. А и в самом деле, как это я не подумала.
Представитель. Вот и чудно. И знаете, что. Мне кажется, Тулузу вашему тоже неплохо бы к ним присоединиться. А то как-то... Такой ансамбль, и без мужчины. Да и уж больно нервный он, откровенно говоря. На взводе каком-то. Пусть слегка развеется. Хотя, конечно, если у вас есть кто-то другой на примете...
Элеонора Ласковая. А вы знаете, я тоже об этом думала. Ему было бы полезно.
Представитель. Вы поговорите с ним. Мы ему даже, может, краевую выставку организуем.
Элеонора Ласковая. Обязательно.
Представитель. Вот и превосходно! А что это вы, Элеонора Ивановна, застыли? (Аккуратно, но настойчиво опускает ее руку.) Вы подписывайте, подписывайте, и печать, пожалуйста, не забудьте поставить. Чистая формальность.
Элеонора Ласковая (подписывает, достает из ящика стола печать, дышит на нее). Здесь?
Представитель. Тут.
Элеонора Ласковая ставит печать.
Представитель (легким движением руки подхватывает расписку, прячет в портфель, с шумом застегивает замки). Поверьте мне, потом все в шоколаде будем.
Элеонора Ласковая (мечтательно). Да, шоколад я очень люблю. Особенно пористый.
Представитель. А я вот, знаете, как-то по колбаске больше.
Элеонора Ласковая (в прострации держит ручку в приподнятом кулачке). Голодное детство. Понимаю. Без деликатесов.
Представитель (жёстко). Ручку верните.
Лопасти мельницы с надписью «MOULIN ROUGE» набирают обороты, ускоряются и начинают быстро-быстро вращаться.
Медленно гаснет свет.
Опускается «фабричный» занавес.
На авансцену выходят танцовщицы и партийки в серебристых кокошниках и мини-сарафанах под цвет коры исконных русских деревьев. Звучит унылая «Березка». Все водят хоровод, в середине которого притоптывает обезумевший Иванушка-дурачок. Это — Тулуз.
Затемнение.
Антракт. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ