Если долго идти по осеннему лесу, месить ботинками грязь и опавшие листья, раздвигать руками кусты — кажется, что ничего не меняется. Будто мир повторяет сам себя, как зацикленная картинка на заставке компьютера.
Но так бывает только первое время. Чем дольше ходишь в походы, тем лучше понимаешь, что двух одинаковых мест не бывает. Двух одинаковых сосен с замшелыми корнями — не бывает. Двух одинаковых пней не бывает. А если даже две дороги выглядят одинаковыми — нет никакой гарантии, что одна из них не окажется заболоченной. Мир разнообразен даже в своей октябрьской серости. Опасность заблудиться в лесу не в том, что тропинки похожи друг на друга, а в том, что если ты возвращаешься в то место, где уже был — оно за это время уже становится немного другим. Поэтому так важно запоминать ориентиры. И держаться вместе — особенно если в группе есть новички.
Новичков сегодня несколько. Почти все — первокурсники. Трое ребят-химиков, один — с нашего геофака, и еще несколько девчонок с разных факультетов. Еще не про всех запомнил, кто откуда. Новый набор в турклуб всегда вызывает интерес. Многие приходят на теорию (то есть теоретические занятия), загораются энтузиазмом — но с началом вылазок в лес и тем более марш-бросков интерес большинства постепенно затухает.
Туризм обычно ассоциируется с романтичными посиделками у костра, песнями под гитару, запахом шашлыка и свежестью леса. Почему-то забывают про холодные ночи с заморозками, про вязнущие в болоте ноги, про поедание консервированного горошка вприкуску со сгущенкой, когда кончилась остальная еда. Да и вообще про то, что мы проходим десятки километров не по альпийским лугам, где летают бабочки и мирно пасутся коровы. А подмосковные леса поздней осенью вовсе не отличаются живописным видом.
В общем, многие романтики долго не выдерживают. Остаются только «свои». Те, кто понятия не имеет, что же хорошего в этом спортивном туризме — а отказаться не могут. Или те, кого просто тошнит от города, готовые воспользоваться любой возможностью сбежать от него подальше.
У меня — и то, и другое.
Остановились на перекур. То есть на небольшой привал. Санек еще раз провел инструктаж для группы, показал на карте маршрут, которым мы предполагали двигаться. Предупредил: маршрут новый, и насколько годным окажется путь, прочерченный на плане, — неизвестно. Так что, возможно, придется идти в обход. Все же для больших болот или непредвиденных переправ через реку сегодняшняя группа не приспособлена.
Я отошел покурить в сторону, со мной еще несколько ребят. Подошла рыжая девчонка из новеньких, попросила зажигалку. Я дал, мельком взглянув на худое лицо с заостренным подбородком. Вспомнил, что еще утром обратил внимание на тоненькие ноги в узких джинсах — не выдохнется ли в самом начале пути с такой комплекцией? Но нет, уставшей рыженькая не выглядела. И курила, и рюкзак тащила с видом прожженого геолога. Ну-ну.
На речку, не обозначенную на карте, мы все-таки наткнулись. Она была узкой и мелкой, дело близилось к вечеру, и бо́льшая часть запланированного на сегодня маршрута была позади. Поэтому решили, что перебираться все-таки будем вброд. Ноги у костра обсохнут.
— Девушкам — особенно новеньким — помогают перебраться парни. Нам лишних жертв простуды не нужно, — бодро командовал Саня.
Я на правах «старика» взялся помогать с транспортировкой рюкзаков и девушек. Вика и Лена — завсегдатаи походов с трехлетним стажем - отказались от помощи и двинулись через реку самостоятельно, взявшись за руки. Правильно, наши не сдаются, подмигнул я им. Рыженькая — теперь я запомнил, что ее зовут Марина — тоже стала отказываться, хотя была в плохоньких кроссовках.
— Так, Марина, со старшими в отряде мы не спорим, — хлопнул ее по плечу Санек. — Пусть твой первый поход не омрачится проблемой отмерзших ног, тем более, что до ночного костра еще далеко.
— Первый поход?! — рыженькая возмущенно вкинула брови. — Я еще в школе городские соревнования по ориентированию выигрывала. А в прошлом году КМС по спортивному туризму получила. Просто до этого ходила с бауманским турклубом. Это с вами я в первый раз.
А худенькие ножки в узких джинсах не так просты, оказывается.
— Понимаешь, Марина, — сделал я еще одну попытку, — ты сейчас ставишь нас в неудобное положение. Получается, что перенести на плечах новичков-первокурсниц мы можем, а кандидата в мастера спорта — нет? Не надо брать нас на «слабо» таким способом.
— Тем более, что мы с Константином — как раз мастера, так что кандидаты — самый подходящий для нас груз, — добавил Санек. И лучше бы он этого не говорил.
— Мастера на заводе гайки подкручивают! — отвесив эту реплику, Марина отвернулась и, разбежавшись, стремительно кинулась к речке — прямо с рюкзаком за спиной. Между прочим, почти перепрыгнула. Но кроссовки все же пропитались водой. Хорошо, хоть не упала.
Мы с Саньком переправились последними, предварительно разувшись. Сухая и целая обувь нам еще пригодится.
Марина теперь шла еще быстрее — видимо, ноги мерзли.
Вика и Лена собирали ветки. Я ломал и раскладывал дрова так, чтобы потом было удобно подкидывать их в огонь. Костер уже начинал разгораться, им занимались Саня с Виталей. Остальные расставляли палатки, копались в вещах, курили в сторонке. В числе последних была Марина. Кажется, она уже раздобыла у кого-то из ребят зажигалку с правом пожизненного пользования. Кстати, интересно, свою она дома забыла или это просто такой способ заводить знакомства?
Я не придумал ничего лучше, чем спросить об этом напрямую, как только разделался с дровами и присоединился к группе курильщиков.
— Зажигалки нет, — призналась она. — Есть спички, но они отсырели в самом начале, когда мы попали под дождь.
— То есть у тебя только спички? — удивился Гоша, первокурсник с истфака.
— Мне так больше нравится. Привкус дыма получается совсем другой.
Кто-то непонимающе свистнул: мол, у девушки ум за разум за шел. А я подумал: точно, девчонка не из простых.
— А покажи спички, — попросил я. — Может, все-таки получится зажечь.
Марина достала коробок. Спички оказались длинные, примерно с палец, и с розовыми головками. Давно я таких не видел. Однако картон действительно был сырой насквозь — и спички, соответственно, тоже.
Но меня не проведешь. Нашел в середине пару спичек, которых влага почти не коснулась, и сера с одной стороны осталась совсем сухой. Достал одну из них, закрыл коробок.
— Курить будешь? Зажигаю, — говорю.
Марина подняла брови.
— Я уже докурила. Если только ради эксперимента…
И достает сигарету.
Я чиркнул спичкой. Крошечное пламя вырвалось наружу, коснулось сигареты, и она задымилась.
— Класс, — подтвердила Марина и забрала коробок. Сделала пару затяжек — и вдруг выкинула сигарету в кусты и двинулась в сторону костра.
— Ты чего? — удивился я.
— Я же говорю, курила уже. А это было ради эксперимента. Много курить вредно.
— Вот так помогай людям… — буркнул я про себя и крикнул вслед:
— Хоть бы мне прикурить дала! Узнал бы, что там за особенный вкус от спичек.
— Извини, в другой раз, — донеслось в ответ.
Вечер проходил без происшествий. Только один парень из новеньких простудился и стал просить водки — мол, ему хорошо помогает. Но Санек снабдил его чаем и заставил отогреваться у костра. Правильно. Пробные походы с новичками у нас всухую проходят. Я, правда, все равно таскаю во фляге немного коньяка, но это на крайний случай и не для чужих глаз. А Саня в этом отношении — человек принципиальный. Надо понять, что лес хорош совсем не тем, что здесь можно надраться, пока родители не видят. Надраться и в городе можно — там даже больше тянет, если честно…
А чем именно хорош лес — я до сих пор толком не знаю.
За вечерним костром ко мне сбоку подсела Марина. Случайно или нет, я так и не понял. Было темно, и она даже не глядела в мою сторону. Смотрела на огонь и подпевала песне про батарейку. Рыжая прядь волос выбивалась из-под капюшона и казалась еще одним языком пламени.
— Ноги-то высуши, — рискнул я посоветовать.
Она повернула голову.
— Здесь и так слишком пахнет носками, тебе не кажется?
— По-моему, здесь пахнет жареным мясом, — ужин как раз был почти готов. — А болеть в лесу я тебе не советую.
Марина задумалась, потом сняла капюшон с головы.
— Во время одного из первых моих походов у меня начался аппендицит. Я с рюкзаком пробежала три километра до края леса, пытаясь внушить себе, что не чувствую боли. Получилось. Упала только на выходе, а там уже ждала скорая. С тех пор я не боюсь заболеть.
Я пожал плечами.
— Героизм — это хорошо, но я считаю, что не стоит портить себе радость похода даже легкой простудой.
— По тебе не похоже, чтобы ты был очень осторожным, — усмехнулась она.
Хитрая. Неужели настолько заметно, что я — опасный человек?
— О тебе забочусь.
В глазах ее вспыхнули искры. Эх, слишком предсказуемо я высказался, с ней нельзя так.
— Пожалуйста, запомни: я ненавижу, когда обо мне заботятся.
— А мне-то это зачем запоминать?
Она промолчала. Потом началась раздача ужина, а после нее Марина села уже с другой стороны костра. Кроссовки, правда, с себя все-таки стянула.
Проснулся рано и встретил утро у костра с Викой и Леной, которые уже были заняты приготовлением завтрака. Молодцы девчонки — оказывается, летом выбрались в свой первый горный поход в Хибины. Я там был еще на первом курсе. Хорошие места… Правда, лесная романтика мне все-таки ближе, чем горная. Как там поется: «Не понять вам, живущим в квартирах…». Да и дешевле будет. Ленка, похоже, на моей стороне: шутит, что смотрела она на эти горные вершины, спящие во тьме ночной — и скучала по нашим болотам и комарам. Вика покачала головой: мол, психи мы совсем. Эх, редеют наши ряды. Скоро горники переманят к себе всех наших девчонок…
Марина проснулась последней. Санек, глядя на фигурку, беззаботно дымящую, пока самые шустрые уже собирали палатки, покачал головой. Не однажды во время походов нам приходилось задерживать выход на час-полтора из-за возни неопытных девчонок. Однако я уже склонен был ожидать от этого рыжего бесенка всяких неожиданностей — и не ошибся.
Сделав последнюю неторопливую затяжку и медленно выдохнув с зажмуренными глазами, она втоптала окурок в землю и в тот же миг превратилась в автомобиль с реактивным двигателем. На то, чтобы съесть свою порцию, привести себя в порядок и собрать вещи, ей понадобилось не больше десяти минут. Саня незаметно кивнул мне: он был под впечатлением. Я, признаюсь, тоже. Даже Вика возилась дольше — но ей простительно, она отмывала котел.
На самом деле времени у нас было достаточно: на сегодня было запланировано не такое большое расстояние, а в Москве раньше, чем поздно вечером, делать нечего. Так что Саня решил пожертвовать скоростью передвижения, объявив грибную охоту. Группа разбрелась по сторонам, выслушав требования: не терять друг друга из зоны видимости, по первому сигналу тут же возвращаться к тропинке.
Октябрь вообще был богат на грибы, но в сборе я не участвовал. Такой толпой все равно ничего толком не соберешь, разве что новичкам в качестве сувенира сгодится. За грибами, по-хорошему, отдельно ехать надо, желательно до рассвета.
Поэтому бродил потихоньку среди деревьев, курил и краем глаза следил за новичками. Саня, кажется, занимался тем же, только с другой стороны тропинки.
Все шло спокойно, пока лесную тишину вдруг не прорезал девичий визг:
— Рыжики! Рыжики!
Причем сразу невозможно было разобрать, что кричат. Возможно, поэтому на крик и кинулась почти вся группа. Все-таки хочется верить, что не алчность толкала наших ребят, а чувство взаимовыручки. Или, на худой конец, любопытство.
А посмотреть было на что. Между двумя близко растущими елями красовалась целая ватага рыжиков. Больших и красивых. А рядом стояла птица удачи, которая и оповестила нас о золотой жиле — Марина.
— Вот это да! — выразил общее восхищение Гоша.
— Да, такое редко увидишь. Даже не припомню, чтобы в этом лесу находил такие заросли. Молодец, Марина. Везучая! — Саня ободряюще хлопнул новенькую по плечу.
— Везучая, — хмыкнула Марина. — А я бы сказала, глазастая. Вы же все тут ходили, а такой красоты не заметили. Даже такие «мастера», как вы.
От скромности не помрет.
Саню это, кажется, даже задело. Он бы первым эту полянку нашел, если б задался такой целью. Он вообще немало «фишек» знает насчет того, как обнаружить грибные места. Я в этом хуже разбираюсь. Мы с ним, бывало, вдвоем за грибами выбирались, и это всегда как экскурсия.
— Ладно, не хвастай, а собирай давай. Дома пожаришь — и будет объедение! Нас позовешь на жаркое?
— Не-а. Терпеть не могу готовить.
— Как же так? Любишь кататься — люби и саночки возить! Знаешь поговорку?
Эх, любит Саня разговаривать с новичками, будто они младшие школьники. Это многим не нравится, хоть Саню и любят. Студенты — народ мнительный, особенно первокурсники. А здесь он вообще, что называется, пошел по жерлу вулкана…
— А кто вообще сказал, что я буду эти грибы собирать? Я их нашла — а вы уже сами решайте, что с ними делать. Хоть в лесу расти оставьте, красиво все-таки. Я вообще грибы не люблю. Так что свой урожай дарю вам. — Марина бросила на землю несколько моховиков, которые держала в руках, и стремительно зашагала прочь.
— Эй, стоять! Ты что, шуток не понимаешь? Кто ж так ведет себя в команде, а? — но Сане некогда было уже заниматься Мариной, поскольку остальные студенты (особенно новички) стаей налетели на рыжики, чуть не топтали их, а какая-то парочка уже ругалась из-за самого крупного. Мда, это даже не школьники, а детский сад на выходе.
Я осторожно отступил назад, обошел присевших на корточки горе-грибников и быстро пошел в ту сторону, куда удалялась Марина.
Догнал довольно быстро. Какое-то время шел, отставая на пару шагов. Потом она вдруг резко обернулась.
— Чего преследуешь?
— А ты куда убежать решила? Саня правильно сказал: нельзя так себя вести в команде.
Хотел сказать это строго, голосом начальника. Но получилась какая-то совсем другая интонация. И Марина это поняла. Опустила вниз тонкие рыжие ресницы, которые слегка подрагивали — и тут же подняла снова.
— Значит, не любишь грибы? — спросил я, подходя ближе.
— Не люблю. А ты любишь? — выразительные зеленоватые глаза таращились прямо на меня.
— Ты же сама как рыжик, — сказал я. И поцеловал ее.
— Рыжик, — еще раз прошептал спустя минуту в маленькое ушко. Тонкие руки сомкнулись на моей шее.
Мы шли по вечерней Москве под моросящим дождем. Не держались за руки и даже выдерживали небольшую дистанцию. Просто два туриста, отставшие от группы. По сути ведь так оно и было. Саня меня убьет. У него правило: вернуться должны все вместе, хоть ты расшибись. Если кому-то надо в город раньше — пусть лучше вообще отказывается от похода.
Но это все потом. Телефон я вырубил (Марина вроде тоже). Смски о том, что мы вернемся своим ходом, вполне хватит.
— Ты что, один живешь? — спросила Марина.
— Ага. — Вдаваться в подробности пока не хотелось. — А тебя точно дома не ждут?
— Я ж в общаге живу. Да и там появляюсь редко, соседки привыкли.
— Вот как. А где появляешься?
Она не ответила. Вместо этого, вдруг притормозив, разбежалась и перепрыгнула большую лужу. Почти перепрыгнула.
Ответ я узнал через пару часов, когда наша одежда и обувь уже сушились в ванной, чайник закипал на кухне, а Марина задумчиво глядела в потолок с моего плеча, пока я осторожно скользил пальцами по ее груди, задерживаясь на маленьких острых сосках.
— У меня же с первого курса сплошные походы, выезды. Иногда на неделю, на две. В школьные годы далеко ездить было нельзя — но когда поступила и съехала от родителей, то дорвалась. Как до сих пор с универа не вылетела — сама удивляюсь. Но дожила вот до третьего курса. А в прошлом году полгода с парнем жила. Сейчас в общагу вернулась, правда.
— А что случилось?
— Да что случилось… Это изначально была плохая идея. Мы с Борей со школы хорошие друзья, много походов вместе прошли. Я говорила, что не надо... Дружбу лучше беречь, а не вот это вот все. Конечно, он не выдержал меня. Или я его, не знаю. Это всегда с двух сторон. Надеюсь, потом сможем снова сможем нормально общаться, но пока сложно.
— Ты говоришь, что в бауманском турклубе раньше была — Боря, значит, оттуда, да?
— Да, он в Бауманке учится. Я поэтому к ним в турклуб и пошла. Не хотелось терять своих — там не только он, там еще несколько ребят с моей школы. Но теперь, видимо, настало время новых знакомств…
— Точно, настало, — согласился я и поцеловал ее в шею. Она чуть вздрогнула и улыбнулась.
— А где мой чай? Ты обещал с малиной.
— Ах, обещал. Значит, ты все еще веришь мужским обещаниям? Веришь, да?
Она хихикала, уворачиваясь от моих рук. А я дразнил ее: осторожно щекотал в самых разных местах.
— Чаю захотела, да? Все будет, но не сразу. Маленькая ты моя глупая девочка…
Она вдруг резко выпрямилась и сверкнула на меня глазами:
— Послушай, давай сразу договоримся: я терпеть не могу, когда меня называют маленькой. Я не ребенок. Мне этих сюсюканий хватает от родителей.
Надо было просто отшутиться. Но я был бы не я, если бы не назвал ее маленьким непослушным ребенком еще несколько раз. И снова пытался щекотать, но Марина злилась и отстранялась, со смешным упрямством отталкивала мои руки. На попытки поцеловать мотала головой, и рыжие волосы яростно и упрямо пылали при тусклом свете лампы. Ладно. Это еще не та стадия отношений, чтобы показывать мужской характер.
— Хорошо, хорошо. Каюсь, виноват. Больше не буду. — Я замер, чтобы поймать ее взгляд. — А Рыжиком тебя можно называть?
Она помедлила несколько секунд, но согласилась:
— Рыжиком можно.
И, наконец, подставила мне свои губы. Я, не сдержавшись, с силой вжал ее в подушку. Будет знать, как сопротивляться.
На следующий день Саня позвонил мне и сделал строжайший выговор. «Я тебя как товарища прошу: не делай так больше. Я отвечаю за каждого человека в клубе. Столько новичков пришло — а ты сразу им показываешь, что у нас анархия?». Но я не смутился. Кроме меня, никто сейчас не годится на роль второго орга. Так что Сане придется смириться.
А через три дня Марина переехала ко мне. Просто появилась на пороге с тем же походным рюкзаком, набитым сверху донизу. Внезапно и решительно — так, наверное, она и делала все в своей жизни. Я, конечно, сам полушутя предложил ей жить у меня — но таких быстрых последствий не ожидал.
Что ж, посмотрим, кто кого. От моего характера многие сбегали. Если кто и мог бы испытывать на прочность лучше, чем я — то это наверняка она.
Я рассказал ей, как Саня меня отчитал. Она посмеялась:
— У вас строго! Сказали бы сразу, что цель вашего турклуба — духовно-патриотическое воспитание молодежи, или как там в школьных программах пишут. Я б тогда к вам и не совалась.
— Да нет. Просто у Сани есть пунктик — дух коллективизма. Я до сих пор не пойму, хорошо это или плохо. Вроде сама по себе установка нужная. Но если во время похода захочется немного отдохнуть от толпы и переночевать одному где-нибудь в стороне на берегу реки — от нотаций потом не спасешься…
— А если в стороне, но не одному, а с девушкой? Или у вас установка на воздержание? — засмеялась Марина.
— Как сказать. Вообще Саня пользуется успехом у девушек, но свои отношения как-то не афиширует никогда. И не особо одобряет полевые романы, скажем так. Говорит, надо беречь репутацию клуба, или что-то типа того. Да только кто ж его слушать будет.
— Господи, да вы так людей распугаете! Кому охота ходить в турклуб с хорошей репутацией? У вас сухого закона нет, случайно?
— Была, кстати, и такая идея у Сани. Но он все-таки реалист. Хотя вообще в походы надо не за этим ходить. Так что у нас все в рамках приличия. Вот дома — пожалуйста.
— Дома, значит? — Марина хитро сощурилась. — Так давай купим виски сегодня на вечер?
И мы устроили вечер разврата. Виски с колой, с содовой, чистый, огромная пицца, надоевшее кино про Джеймса Бонда по телевизору… Про остальное можно рассказывать до утра. (Лучше — в виде фильма определенной категории). Честно говоря, никогда не встречал девушку, которая может быть настолько раскованной меньше, чем спустя неделю после знакомства. Шлюхи не в счет.
Марина не была шлюхой. С опытом, конечно, у нее было все в порядке. Но я быстро понял: ее сложно зацепить. А если уж это удалось — последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
— Я однажды бросила парня просто потому, что ему не понравилась моя футболка. Мы шли в кино, и он попросил: надень синее платье, оно так идет тебе, а в этой мешковатой штуке совсем не видно твоей фигуры. И я поняла: он даже не посмотрит на меня, если завтра я решу выйти из дома в застиранном спортивном костюме. Или вообще в чем-нибудь из того, в чем хожу в походы. А ведь это большая часть моей жизни. Платья я ношу только по настроению. То есть очень редко.
— А по-моему, тебе очень идут футболки, — сказал я, наблюдая за Мариной снизу вверх. Я лежал на диване, а Марина щеголяла по комнате в моей старой синей футболке. Больше на ней не было ничего.
— Из твоей футболки можно и платье сделать, — рассмеялась она и начала вертеться перед зеркалом. Я был сильно выше и шире, поэтому футболка действительно болталась очень свободно на ее худеньком белом теле.
И я подумал, что все-таки хотел бы увидеть ее в платье.
Готовить Марина действительно не любила. Зато охотно съедала значительную часть любой моей порции. Особенно весело было завтракать. Когда я вставал, Марина еще прибывала в глубоком и сладком сне. Но стоило мне поставить на стол только что пожаренную яичницу и отвернуться на секунду, как половина порции уже исчезала во рту моего невинно хлопающего глазами Рыжика, не успевшего даже одеться. Пришлось закупать в два раза больше яиц.
Несколько раз я осторожно попросил приготовить ужин (или хотя бы просто купить что-нибудь поесть), но такие просьбы решительно игнорировались. И это при том, что Марина первое время после переезда вообще не выходила из дома. Сказала, что в университете все равно часто появляться незачем. Я же несколько дней подряд ездил помогать другу со строительными работами и возвращался домой поздно вечером.
Но я не возражал. В плане личной свободы жить с Мариной было все равно, что жить одному — а это как раз то, о чем я мечтал. Я съехал от родителей еще в одиннадцатом классе, благо квартира папиной старшей сестры пустовала с тех пор, как она в третий раз вышла замуж. Мне надоело ругаться с родителями из-за того, что мой режим жизни работает примерно как генератор случайных чисел. Да и им надоело, что я могу вернуться от друзей после полуночи, а потом исчезнуть в пять утра и не возвращаться два дня.
Пью я нечасто, в дурных компаниях не тусуюсь — просто всегда было влом объяснять, почему именно сегодня мы решили поехать, скажем, в район Звенигорода на рыбалку. Родители привыкли, что со мной ничего не случается. Но когда они точно не знают, где я — всем живется спокойнее. С домашним характером брата им повезло, он до сих пор с ними.
Дважды пробовал жить с девушками. Первая честно закатывала истерики, вторая изо всех сил старалась быть понимающей — но иногда, вернувшись, я видел у нее такие красные глаза, что хоть в ноги падай. А этого делать я не умею и не люблю.
Марине, казалось, было абсолютно все равно, есть я или нет. Обычно она даже не выходила меня встречать, просто валялась с книгой или планшетом в руках, когда я приходил. Если я сразу валился в кровать, иногда прямо в одежде — что бывало нередко — ее это никак не беспокоило. Но если я начинал приставать — то отвечала с такой страстью, какой я, честно признаюсь, до нее и не знал.
А что еще, спрашивается, нужно?
В турклуб мы продолжали ходить. Точнее, это про Рыжика можно сказать, что она продолжала — я-то там с первого курса и до сих пор, спустя три года после выпуска. Это как второй дом — если можно назвать домом группу людей, которых вечно заносит неизвестно куда… Но на самом деле время больших походов еще не настало, надо ждать до весны. А пока мы устраивали ПВД по ближайшим лесам и учили новичков ориентированию.
Марина, кстати, активно помогала с организацией и объяснениями, так что даже Саня ее зауважал. Я думал, она подружится с Викой и Леной — все-таки они тоже бывалые походницы! — но Марине, кажется, с девушками было неинтересно. В свободное время она болтала со старшими ребятами или курила — в их же компании или одна в сторонке. Я не возражал: так меня ничего не отвлекало от дел или общения с остальными. Рыжика мне хватало в нашей палатке. Она всегда уходила от костра первой из нас двоих. И я знал, что лучше сразу пойти следом. Она могла не спать всю ночь — но если уж уснула, то потом не добудишься, хоть из автомата стреляй.
— Тебе не кажется, что она похожа на пацана? — спросила как-то у меня Лена, которая всегда отличалась прямотой. — Даже не парня, а именно пацана. Я со школьниками географией занимаюсь — вот среди них такие попадаются.
— Я не понял, вы в чем это меня обвиняете, Елена?!
— Да я не в этом смысле, — прыснула она.
Но смысл в ее словах, пожалуй, был. Для человека, который плохо знал Марину. Для меня она не была ни на кого похожа. Это не поэтическое преувеличение и не влюбленный бред. Просто по определению такое слово, как «похожа», с трудом вязалось с Рыжиком: у нее как-то естественно получалось быть собой. Может, и были где-то похожие люди, но я их не встречал. Кроме себя. Но, в отличие от меня, у нее было хрупкое тело, огненная рыжина и полудетский голос.
Хотя нет, вру. Она же похожа на рыжик! Разве этого мало?
К концу ноября походы для многих туристов становятся делом совсем неприятным. Но необходимым для порядка и закалки. Мне-то в кайф: под дождем да в заморозки даже интереснее. Тем более, что к этому времени остаются только самые стойкие, и не приходится тратить время и нервы на робких новичков.
В эти выходные дождь лил с самого утра субботы — нас, разумеется, это не остановило. Саня предусмотрительно захватил несколько дождевиков и раздал тем, кому не хватало. Впрочем, это не сильно спасало. Под вечер мы были мокрые насквозь, и единственное, что действительно было нужно — большой костер. И он удался на славу, несмотря на сырость. На этот раз кулинарить взялись мы с Саней — решили приготовить плов.
Из котла уже расползался манящий запах, но надо было ждать. И я, глотая слюну, помешивал котел. Рядом в кастрюле варился глинтвейн (точнее, подогревалось вино — приправ мы не брали). Ребята сидели вокруг костра — нас было сегодня всего семеро — и переговаривались полушепотом. Семен наигрывал на гитаре:
Побледневшие листья окна
Зарастают прозрачной водой…
Девушки подпевали. У Лены был красивый, по-женски низкий голос с переливами. У Марины не было голоса, но это ей не мешало.
— Хорошо! — от души сказал Саня, когда песня закончилась. — Вот за такие вечера я и люблю лес. Когда, как в старой песне: «Была бы прочна палатка, да был бы нескучен путь…». А давайте устроим небольшую свечку, а? Просто каждый по очереди скажет, за что он любит лес и походы. Тем более, что здесь есть и «старики», то есть мы, и новички: Гоша, Андрей, Марина. («Он все же относит ее к новичкам, — усмехнулся я. — Эх, а стоило бы мне сказать что-нибудь в этом роде — был бы взрыв»). Получится интересный обмен мнениями, а? Я про себя уже сказал: люблю лес за все, что мы сейчас здесь имеем. Такие вечера бывают только в походах, и — пусть это звучит странно — только поздней осенью. Вот. Теперь ваша очередь.
Идея вроде пришлась народу по душе.
— Я полностью солидарен с Саней. Даже добавить нечего, — отозвался я.
— А вот это, между прочим, шулерство! — немедленно отреагировал Саня. — Ладно, ему простительно, он ужином занят. Но вообще говорим все своими словами. Новички, давайте!
— Мне нравится… скажем так, преодоление себя, — сказал Гоша. — Вот я мог бы все выходные лежать и тупить над мемасиками, но я встаю в 7 утра, беру рюкзак и топаю в какие-то… гм, дальние дали. Протопаешь так пятнадцать километров по грязи, ноги гудят, глаза слипаются, — а потом сидишь у костра и понимаешь: круто! Я смог.
— Пятнадцать километров — это еще мало! — заметил Саня. — Настоящие походы впереди…
— Это точно, — подтвердила Лена. — У вас, ребята, мужской подход. А я вот немного по-другому скажу. Мне нравятся люди, которые со мной в походе. Которые научат собирать палатку, помогут перейти через реку, разведут костер… Раньше я этого не умела. Теперь могу все делать сама — но все равно знаю, что здесь мне помогут. А потом еще споют песню про дружбу. Такого больше нигде не найдешь.
— Лена, умница! Правильные вещи говоришь. Мы тоже всегда рады, что ты с нами, — подмигнул Саня.
Повисла небольшая пауза.
— По-моему… — негромко начал Андрей, тоже из новичков. — По-моему, тут как раз многому можно научиться. Лена уже сказала об этом, но я хочу подчеркнуть. Ставить палатку, разжигать костры под дождем… Я раньше даже никогда не пробовал это делать. На необитаемом острове, наверное, точно бы не выжил. А тут — хорошая школа жизни.
Саня кивнул. Я усмехнулся про себя. Сразу видно, перваки. Ищут смысл там, где его не найти. Спортивным туристом становишься тогда, когда перестаешь понимать, зачем тебе это надо.
— Я люблю хвойный запах, — сказал Семен. — И грибы. И еще когда вы все подпеваете мне, хотя играть на гитаре я ни фига не умею.
— Не скромничай! — улыбнулся Саня. — Кстати, что там у нас с пловом?
— Еще пять минут — и будет кушать подано! — отозвался я.
Снова повисла пауза, и это становилось уже интересным. Осталась Марина, но поторопить ее явно никто не решался, даже Саня. А она, как всегда, сидела с таким видом, будто ее ничего не касается. И вдруг быстро подняла голову и сказала, глядя в костер:
— Свобода. Вот что лучше всего.
— Марин, а поподробнее? Вот что ты понимаешь под свободой?
— Это… это когда твои ноги тонут в грязи, с веток вода капает прямо в глаза, плечи болят, руки мерзнут — а ты понимаешь, что имеешь право так жить. Что люди, которые сейчас спят в теплых кроватях, назвали бы тебя сумасшедшей. А тебе наплевать. Те люди проснутся, и у них будут какие-то цели, планы — а у тебя есть только здесь и сейчас.
Молчание и треск сырых дров в костре.
— Это интересно… Это здорово! Свобода — прекрасное слово. Только, конечно, нужно помнить, что мы команда — и в этом смысле мы немножко несвободны. — Саня в своем репертуаре. — Мы помогаем друг другу, как уже говорили ребята. Мы всегда держимся вместе, потому что лес — хоть и наш друг, но со своими причудами. Я что хочу сказать: быть свободным — отлично, но быть несвободным — вот в таком вот смысле — это ведь тоже здорово…
Пока он говорил, Марина копалась в карманах своей куртки. Наконец, она достала сигарету и закурила. От спички, а как же иначе. Она теперь убирала коробок в пакет и хранила во внутреннем кармане.
— Саш, прости, но когда мне говорят, что я несвободна — удавиться хочется. Мы помогаем друг другу, мы вместе и все такое. Да, я люблю всех ребят здесь. Да, я готова помочь, когда надо — но просто потому, что у меня нет причин не помогать. В том-то и суть: я делаю это не потому, что должна — а потому, что хочу этого. Разве не так? Никто не должен делать того, что ему не хочется.
— Я же не говорю, что кто-то кого-то заставляет… — растерялся Саня.
— Конечно, — неожиданно саркастично бросила Лена. — Сегодня хочу — помогаю. Завтра не хочу — и брошу кого-нибудь в лесу. Мне-то что, я свободна.
— Я свобо-о-де-е-ен, словно птица в небесах, — попытался Семен разрядить ситуацию, снова взявшись за гитару. Но Лену что-то понесло.
— А уж если я кому-то что-то обещаю — так можно сделать вид, что этого не было. Я же свободна, я же хозяйка своего слова. Да что там, могу весь лес спалить, если захочу. Это против закона, но зато сколько свободы!
— Лен, ну ты что? — аккуратно дотронулся до ее плеча Саня, но тут неожиданно вскочила Марина, уронив в костер свою шапку.
— Я не хочу сжигать лес. Но если со мной так разговаривать — могу и захотеть, ясно? И я никогда никому ничего не обещаю!
— Граждане! — громогласно произнес я. — Минуточку внимания! Прежде чем вы вернетесь к своим делам, прошу поприветствовать нашего гостя. Итак, гвоздь сегодняшней программы — мистер Плов!
Как я и надеялся, к «своим делам» спорщики больше не вернулись. Голод всегда рано или поздно побеждает идею. Разве это не доказательство того, что материя первична?..
Потом, уже собираясь спать, я отошел покурить. И увидел Лену, которая стояла в стороне спиной к костру. Я подошел пожелать ей спокойной ночи — и тут понял, что она плачет.
— Ленка, ты что? Что-то случилось?
— А, это ты? Нет… ничего.
— Ты на Марину, что ли, обиделась? — удивился я. — Ну, она у нас непредсказуемая, да. Но ты же знаешь, что не надо лить розжиг в горящий костер.
— Знаю. Некоторые костры лучше вообще не разжигать. Потом не потушишь… Спокойной ночи.
Все-таки девушки — загадочные создания. И самое странное из них сейчас ждет меня в палатке. Надо идти, пока она не уснула.
Зимой, когда у Марины началась сессия, она временно вернулась в общагу. Сказала, что ей там легче заниматься, у них с соседками какая-то схема взаимовыручки. Тем не менее, она завалила один зачет и два экзамена. Ничего, не смертельно, я и не от таких хвостов избавлялся. Да и для Рыжика, как я понял, это была обычная ситуация.
Я тем временем нашел подработку в одном исследовательском институте. Не совсем официальную, но с перспективами и относительно свободным графиком (можно было отпрашиваться на всякие мероприятия для турклуба). До этого я перебивался временными проектами, но для двоих этого все-таки мало.
Марина приходила, оставалась на два-три дня, когда была посвободнее, и потом снова возвращалась в общагу. Ей оттуда было ближе до универа, да и смена обстановки, наверное, нравилась ей сама по себе.
Когда у нее начались каникулы — она вернулась ко мне и прожила почти две недели. А потом снова стала пропадать.
Иногда она была тихой и ласковой. Иногда — хохотушкой, особенно когда ко мне приходили друзья. А иногда бесилась из-за пустяков.
— Рыжик, можно тебя попросить?
— Да?
— Не открывай занавески, если я еще сплю, хорошо?
— А как же смотреть в окно? На балконе холодно.
— Тебе обязательно надо смотреть в окно по утрам? Как вариант, можно погулять. Или выбраться на пробежку. Мы ж с тобой хотели бегать по утрам, помнишь?
— Помню. Мы — хотели. А ты теперь решил использовать это как предлог, чтобы выгнать меня из дома? Пока ты отсыпаешься в постели — я должна бегать и представлять, что мы бегаем вместе?
— Минутку. Ты отсыпаешься намного чаще. Я сейчас не встаю в шесть утра только два раза в неделю, и хотел бы, чтобы мне в это время не мешали. А у тебя есть отличный шанс…
— Я и не мешаю. В палатке ты даже не слышишь комаров, которые меня атакуют! А дома тебе мешают занавески? Просто придумываешь повод, чтобы я съехала.
У нее была вечная мания, будто я хочу ее выгнать. И это у человека, который въехал в чужую квартиру, можно сказать, самоволом. Или она просто пытается давить на жалость? В общем, я такие вещи просто игнорировал.
— Я в тишине сплю более чутко, ты же знаешь. Например, под стук колес в поездах меня вырубает моментально.
— Да? Хорошо, я буду греметь посудой по утрам. Может, тебе это поможет.
Но мне больше понравилась идея с поездом. Тем более, что давно хотел сгонять в Каргополь к одному старому другу.
Правда, оформилась эта идея только в пятницу. Я тут же забежал и купил билеты — как раз на выходных метнусь туда и обратно. Заодно отосплюсь по дороге.
Зашел домой за вещами. Марины не было дома. Надо бы позвонить ей, да некогда. В конце концов, мы ж свободные люди.
Позвонил уже на следующий день, из Каргополя.
— Как ты, Рыжик? Ты дома? Я уехал в Каргополь, буду в воскресенье вечером. Не скучаешь там?
— Не скучаю. Я в Питере.
— Где?!
— У Финского залива.
— Интересно. И что ты там делаешь?
— А что ты делаешь в Каргополе?
Мда. Карта бита.
— Мы же все хотели съездить в Питер. И все не получалось. Я и решила: пора. Хотела позвать тебя с собой, но тебя дома не было.
— У тебя деньги-то есть?
— Мало. Из родительских кое-что осталось — надеюсь, наскребу на обратный билет.
Хотел предложить ей кинуть немного на карту, но не стал. Во-первых, у меня у самого мало. Во-вторых, она всегда злится, когда пытаешься о ней заботиться. Будет очень нужно — сама попросит.
Забежал к другу на несколько часов. Он, как целевик, после выпуска работал здесь, под Архангельском, по распределению. Посидели, вспомнили студенческую молодость, экспедиции. А вечером уже надо было бежать на обратный поезд.
Лежал на верхней полке и думал: так наша жизнь — поезд или все-таки перрон, где только и делаешь, что чего-то ждешь?
Однажды в апреле, вернувшись вечером домой, я увидел, что Рыжик рыдает, обняв подушку. Кинулся к ней.
— Кажется, я беременна, — всхлипнула она.
Вот так поворот. В голове пронеслись неоплаченные счета, нестабильный заработок, планы поехать в тундру на заработки в конце лета… И желание спать, которое и так преследовало меня в последнее время.
— Ну, и чего ты боишься? Иди ко мне. Посмотри сюда. Это Рыжик, правильно? — я обнял двумя руками ее голову.
— Правильно.
— Я люблю моего Рыжика, правильно?
— Правильно.
— Так что ж ты думаешь: мы пропадем, если будет не один, а два Рыжика?
Она улыбнулась сквозь слезы. Но ее зеленые глаза продолжали светиться странным светом.
— Мы с тобой — не пропадем. А что будет с ним — вопрос. Ты можешь уйти в любой момент. И я тоже. Потому что мы никак не связаны. Только не думай, я сейчас не про то, женаты мы или нет. Мы так созданы. Живем, как будто висим в воздухе, как два воздушных шара. Сейчас нас прибило друг к другу, но подует ветер — и это кончится. Нас нельзя никак закрепить, задержать на месте. И ему, — она с трудом, сдавленным шепотом, выговорила слово «ребенку», — это тоже не удастся. Как он будет жить?
— Милая, хорошая моя, ты просто переволновалась, вот и накручиваешь себе. Помнишь, как ты говорила: надо делать только то, что сам хочешь. Я не брошу тебя, потому что хочу этого. И его мы не бросим, потому что не хотим — и все. Остальные проблемы будем решать по мере поступления.
Хотел бы я сам верить в то, что говорю…
Она, уткнувшись мне в плечо, глухо сказала:
— Сейчас — хотим. А что будет дальше?
Через неделю оказалось, что Марина ошиблась и вовсе не беременна.
А еще через неделю она ушла. Насовсем.
Никогда не забуду, как она стояла на пороге, прощаясь. В той же куртке и с тем же огромным рюкзаком за спиной, как и во время своего первого похода с нами. И лампочка из подъезда подсвечивала рыжие пряди, будто бы заряженные электричеством. И глаза смотрели упрямо — но уже не с прежним наивно-детским упрямством, а как-то иначе.
— Ты пойми, — сказала она, — если это случится еще раз и по-настоящему — я не переживу. Нам нельзя, потому что для нас с тобой не бывает ничего вечного. Я знаю, что ты не удержишь меня, когда я уйду. А я не стала бы удерживать тебя. Не знаю, будут ли у меня когда-нибудь дети. Я не смогу жить с человеком, который станет меня ограничивать — но и с тобой не могу, потому что мне страшно.
Она была права. Я не удерживал ее. Это было бы бесполезно.
Надо в лес. Одному. На несколько дней. Хоть бы с работы отпустили — я все равно там сейчас ничего толкового не сделаю.
В турклубе Марина больше не появилась. Зато меня он, как всегда, спасал. А летом я все-таки поехал на заработки в тундру — а там, слава богу, думать было никогда. Вот тогда и отпустило окончательно.
Точнее, почти отпустило.
Я понял это, когда мы снова вывели группу в один из первых походов. Это был лес за Солнечногорском, мы там еще не были. Саня тогда не смог поехать, и руководил я. Помогала Лена. Пытаясь разобраться в лесных тропинках, которые слишком уж приблизительно соответствовали тому, что было намечено на карте, — я врезался лбом в тяжелую еловую ветку.
Опустил глаза — а здесь, под этой елью, которая меня ударила, росли рыжики.