Я слышал от известных писателей, что романтизировать можно что угодно, лишь бы читали. Александр Эрахмиэлович Лейфер, председатель Союза российских писателей, Царствие ему Небесное, говорил: главное — не что вы пишите, а каким образом. Я с ним согласен: ощущаю прозу и поэзию, вкус к ним, как говорится, сердцем и душой. Романтику чувствую также. А вот стоит ли романтизировать, например, Великую отечественную войну или другие — сомневаюсь, конечно. Хотя авторитетные имена в литературе говорят обратное, отдавая голос за романтизацию военных действий, мол, потребитель пошёл «мягкотелый» и не в ходу романы, написанные жёстким языком.
Другая версия основывается на том, что православные писатели пишут романтично, потому что внешний и внутренний облик храма — это красота и романтика. Действительно, понимаю я, заходя в любой православный храм. Внутренне и внешне церковь невероятно красива и запах внутри потрясающий — подобного в других местах и учреждениях нет. Если сравнивать с помещением протестантских кирх, то православный храм выигрывает. Проигрывают и католические храмы — дух в них не тот, пол и уголки помещения будто «вылизаны». Настоятель нашего омского Воскресенского военного собора игумен Серафим (Николин) бывал в храмах Ватикана — его не покидало чувство искусственности, словно там заботятся о внешнем облике сильней, чем о духовном. То же самое я могу сказать, характеризуя атмосферу не православных храмов в США, когда жил в Нью-Йорке, в Хэмптоне и затем переехал в Манассас.
Обращу взор вдумчивого читателя к Юрию Васильевичу Сергееву — писателю, потомственному казаку, автору проекта «Воины духа» — серии фильмов о мастерах-характерниках — хранителях древнего казачьего рода. Надо рассказать, что ещё до рождения Христа, под именем джанийцев и черкасов, от устья Кубани, Дона, Днепра и Днестра, казаки ходили на тридцати больших кораблях в помощь осаждённой Трое. С этих достопамятных времён, хорошо вооружённые, отчаянные и умелые в бою, казаки многие века держали в страхе персов и мидян, греков и турок. Крепью казачества были так называемые «характерники», это особая тайная казачья каста, владеющая Казачьим Спасом, удивительной наукой боя. К Богу характерник возлетал духом и мыслию, шепча молитву тайную — Стос... В этом возвышенном состоянии для него ускорялось само время, а для врага замедлялось, он мог уйти от любых ударов и сам нанести недругу смертельное возмездие.
Книга «Княжий остров», переизданная в четвёртый раз тиражом 30 тысяч экземпляров, получила отзывы православных священнослужителей и членов Союза писателей России. Лично это произведение порекомендовал мне батюшка Вячеслав — священнослужитель Храма в честь Иконы Божией Матери «Скоропослушница», где мы с женой причащаем детей. Зная, что я предпочитаю динамичный сюжет, сочные описания природы и военных действий, священник посоветовал следить за творчеством писателей-казаков.
«— То, что я сейчас вам покажу, зовётся Казачьим Спасом... — говорит один из героев «Княжьего острова». — Никаким восточным приёмам он недоступен в своём совершенстве и по своим качествам боя. Не всем дастся он, нужна особая психология и полное владение своим сознанием... Призвание Казачьего Спаса — возмездие врагу... прошу не путать с греховной местью. Корнями борьба уходит на тысячи лет назад, и все эти века она усовершенствовалась и, достигала такой силы, что вряд ли разумный человек поверит, на что она способна. Она за пределами обычного понимания...»
«— Спас — это бескрайняя степь и бездонный колодец духа, — объясняется в книге. — Характерник с помощью молитвы управлял пространством и временем, владел секретами обережных молитв, он мог «раствориться» в траве среди чистого поля, стать невидимым в кроне дерева, слиться с конем, неделями ни есть, ни пить; он чувствует свою пулю: холодеет затылок, и казак уклоняется от неё, видя её полёт. В бою владеющие приёмами держались пятерками вместе. Главный закон в пятерке — не бояться за себя; они прорубались легко сквозь любую лаву или колонну врага, разворачивали коней и прорубали опять коридор, как в лесу просеку. Не бойся за себя, а сохрани жизнь другу, поручив свою жизнь заботе товарища. Это и есть древний русский закон дружины — «За други своя!» А теперь я практически покажу вам, что это такое...»
До прочтения этого романа я не знал, что такое Спас. Смотрю этот познавательный канал, а ни разу не поинтересовался у батюшки и не посмотрел в интернете.
Знакомый казак, атаман Буланкин, участвующий в мероприятиях Омской епархии рассказал, что Спасом владели многие Георгиевские кавалеры: Чапаев, Думенко, Шкуро и многие другие. А писатель Ю. В. Сергеев обмолвился в интервью одной православной газете, что знаком с людьми, которые сохранили эту удивительную боевую традицию до наших дней.
— Нельзя подавать войну романтично? — спрашиваю я соседа по лестничной клетке Евгения, сорокатрёхлетнего накачанного работника охраны, известного у нас в пятиэтажном доме любителя серьёзного чтения. Общаясь, он часто рекомендует для чтения именно полезную литературу, поскольку чтиво бестолковое мы найдём ненароком где угодно.
— Это какой жанр и кому нравится, уважаемый, писатель! — разводит он руками. — Вон: русский сериал «Великая» о Екатерине II смотрят взахлёб, там и романтика есть и говорится о войне много. Точки соприкосновения с православием находятся в самых неожиданных местах, без Бога ни один благородный поступок не обходится!
Подходя к «историко-авантюрному» роману «Княжий остров», читатель настраивается на приключенческое повествование о «Рукопашном бойце Егоре Быкове», которого забрасывают в тыл немцев, чтобы с помощью подпольщиков он освободил военнопленного «разведчика мирового класса» Окаёмова. Схватка с часовыми, освобождение арестанта, бегство, погоня… Но что-то вдруг меняет детективный ход истории и мысль обращается к другому.
Приведу из разговора Быкова с Окаёмовым:
«— Ты как поп наш станичный пророчишь. Батюшка красных антихристами звал, а сам с казаками шёл на них с винтовкой и порол штыком, я помню на его рясе кровь.»
«— Казачий священник особый, это святой Георгий. Не нам его судить… Вы, казаки, военная нация. Если батюшка шёл в штыковую, знать, не стало другого исхода просветить людей. Сила потерялась в слове… А всё же это страшно, всё перемешалось в России, ежели на рясе кровь людская, братская.»
Спасаясь от преследования немцев, Егор с товарищами входит в разрушенный храм.
«— Пули, залетевшие на колокольню со сбитой снарядами маковкой, ударили в колокол. Он отозвался густым могучим голосом войны. Вспугнутый стрельбой, заметался голубь и, сея прямо на плечо Егора, заворковал, потом взлетел и пропал в небе. «Дух святой! — тихо сказал Окаёмов, — Дух святой тебя осенил… в образе голубя.»»
Произведение написано фантастически, а сюжет частично напоминает походы агента «007» Джеймса Бонда на секретные базы врага, однако присутствует в нём нечто трогательно-правдивое, ведь Егор Быков сравнивается с Георгием Победонсцем.
«— Ты один из небесных воинов, Георгий Быков, — говорит о нём спутник по военным скитаниям. Пошли-пошли… Бой тут страшный был… наших много полегло. В жутком сне не могло присниться Ленину, что красноармейцы будут насмерть биться за церковь… Пошли.»
Приключенческий путь героев перерастает в духовное искание. Это уже не прежний Егор, сын казака-эмигранта с поиском своего социального места в советской России, а Победоносец, который, кстати, не зря ему является видением. Главный герой «Княжьего острова» находит свой путь в мире, проходя Великую Отечественную войну, когда она разверзлась также и в духовной сфере между силами добра и зла.
Итог духовного «блуждания» Егора — приобщение к «чистой силе», укоренение в православной вере, которое начисто исключает всякое лукавство, предательство и корысть. Высшую точку веры он видит в молитвах, в скорби и тяжести Егор становится смиренномудрым, он ощущает это, делясь чувствами с окружающими.
С великой любовью Юрий Васильевич Сергеев пишет о казаках, много упоминая священнослужителей. Своим этим крупным художественным трудом и малыми работами в разных жанрах он утверждает, что будущее России за казачеством и Православной верой. Казачья принадлежность и вера дают ему сил для литературного труда, активной общественной деятельности и патриотической работы с учащимися школ — писателя часто приглашают проводить классный час по тематическому направлению.
Что касается лично меня и моего опыта наблюдения за творческими казаками, то их в нашем городе на слиянии Оми и Иртыша собирает епископ Тарский и Тюкалинский Савватий Загребельный. Несколько раз в месяц Владыка приезжает в Омск, а Владислав Буланкин (атаман крупнейшей в Омске казачьей организации) посвящает меня в планы казаков и движения православной молодёжи «За жизнь». Рассказам о хорошей литературе на казачьих сборах время отводится постоянно.
Настоящая война не может быть предметом для романтической сублимации — разве что мифическая, выдуманная. Однако не воспрещается добавить в литературные произведения сравнений и метафор, усилив к чтению вкус, обратиться к Богу и к служителям православной веры, как это делают писатели, чьё творчество благословляется.