Аркадий МАКАРОВ. Ой ты гой еси…

Вверху пирамиды покоились священные коровы — теневики.
Люди, которые прикрывали подпольную экономическую деятельность,
находились в стенах государственных учреждений разных рангов. 
Чем больше был объем подпольного производства — тем выше рангом
были крышующие его чиновники.
(Из газет)

Был, был и у меня в прошлой, довольно хлопотной трудовой биографии знакомый, нет, я бы даже сказал хороший знакомый, Юра Капцелович — человек неизвестных кровей: то ли белорус из-под Могилёва, то ли одессит из Мариуполя.

Капцеловичу было за шестьдесят, но все почему-то звали его Юрой, и я буду называть его так же.

С Юрой я познакомился после того, как в горисполкоме широко, но без затей отметили его уход на вольные хлеба. Ничего, обойдётся исполнительный комитет и без Юры Капцеловича.

Правда, должность у него была хоть и небольшая, но представительная.

Тогда на публичных должностях пенсионеры не приветствовались — новое вино в старые меха не вольёшь. Во всю на улице шумела горбачёвская перестройка. А что перестраивать никто толком не знал, вот и попал Юра Капцелович под молотильный цеп нового мышления. Но друзья опуститься ему не дали. У нас в городе как раз организовалось новое предприятие коммерческого характера - «Тамбоврыба». Хотя — где Тамбов, и где рыба?.. В нашей Цне, кроме карасей да краснопёрок в мизинец ничего не водилось. Но пришло новое время, когда и невозможное стало возможным.

Старые связи не ржавеют и тот, кто всё может, назначил Капцеловича руководителем дирекции строящегося предприятия.

А я как раз всё лето, золотое отпускное время, с бригадой монтажников занимался технологической оснасткой этого вновь созданного предприятия.

Объём работы огромный: холодильные установки, морозильные и коптильные камеры, производственная котельная с тепловыми сетями, другое оборудование по переработке рыбы в рыбопродукты…

Над проектной документацией и чертежами голову сломишь и не поднимешь! Организация советская, а требования уже феодальные. Проект готовили в тихих кабинетах, а мне надо было, во что бы то ни стало уложиться в смету по реальному объёму работ.

Прораб, что стрелочник, всё — с него! Оборудование дорогостоящее. Любой промах может отразиться на твоей судьбе, вот и приходилось каждый узел, каждое отклонение от проекта согласовывать с верхушкой той самой дирекции, руководителем которой и был Капцелович.

В то время он возглавлял все службы: и капитального строительства, и главного инженера, и механика, и энергетика и даже кладовщика. Как он со всем этим управлялся, знает только один его Бог — то ли Христос, то ли Иегова.

Несмотря на громкое название, должность его была не самая доходная. Капцеловича, (до сих пор не знаю его отчества!) взяли с большим прикидом на будущее: вот заработает предприятие — тогда живи, действуй! Дали тебе удочку — жди поклёвку!

Рабочий месяц подходил к концу, и мне надо было подписать объём выполненных работ, так называемую процентовку, чтобы в своё время получить зарплату и себе, и своим монтажникам.

Процентовку, в которую включён и расход материалов, подписывал как раз Капцелович, как руководитель строящегося предприятия.

В то время ходило негласное правило среди монтажников: хочешь без осложнений подписать некий объём работ — ставь бутылку с хорошей закусью заказчику. Ты — ему, он — тебе. Выпили, закусили, поматерились, тыча друг в друга бумаги, посокрушались над сметной стоимостью работ и необоснованно низким расходом материалов — и разошлись довольные и счастливые.

Следуя этому правилу, я прикупил бутылку коньяка, (не будет же бывший работник горисполком пить с тобой водку!) пару лимончиков, плитку горького шоколада и пошёл в дирекцию на подпись документов. А дирекция располагалась в только что построенном двухэтажном корпусе управления.

В управлении — закон курятника, и я сходу, переступая через пару ступеней, поднялся на второй этаж, но там кабинета нового руководителя не нашёл.

Смазливая барышня, технолог будущего рыбного производства, опустила розовый пальчик вниз, молча, показывая, что начальство — там!

Там — так там!

Перемахнув лестницу, остановился у кабинета с дощечкой на двери — «Дирекция». Переложил в папке с места на место бумаги, поприжал оттопыренный карман куртки и постучал. Тихо. Постучал ещё раз — снова без ответа. Постучал ещё, и распахнул дверь.

— Стукач, что ли? — из-за стола, заваленного всякой всячиной, поднял на меня тяжёлые, налитые влагой глаза человек неопределённого возраста, но, судя по обилию седины в курчавой прическе, лет он был не молодых и обильных на всякие истории. Несколько широковатый костюм, придавал ему вид руководящего лица и я немного растерялся.

На стройках начальство обычно бывает демократичное в одежде и податливое на всякие шутки. Если не шутить, то можно умом тронуться от неразрешимых на первый момент задач: вырыл котлован, а фундаментные блоки не подвезли, или подвезли, но не те, а дожди зарядили сплошняком, котлован превратился в канаву. Или привезли монтировать оборудование, а болты анкерные в закладных деталях не в размер, надо сдалбливать бетон, снова ставить новые анкера на опоры. Только выставил анкера, как на это место решили смонтировать взамен первоначального оборудования механизм совершенно другого рода, для которого нужна площадка, - срубили анкера…

Ну, и так далее…

— Стукач, что ли? — с печалью в глазах серьёзно вопрошает человек в костюме и при галстуке.

Как себя вести? А чёрт его знает! Больше всего смутил галстук в горошек, совсем как на портретах членов Политбюро того времени.

— Стучать бы рад, да кто услышит?.. — нерешительно топчусь у двери.

— Ну, тогда заходи! Что у тебя там?

Где — «там», я так и не понял, но на всякий случай одной рукой выразительно поправляя в кармане поклажу, другой протягиваю акт выполненных работ.

Капцелович развернул на широком столе чертежи, взял в руки карандаш и пододвинул к себе калькулятор.

«Ну, всё, — думаю про себя, — придираться начнёт!» В процентовку я включил повышенные коэффициенты, когда монтаж ведётся в зимних условиях, а на дворе теперь лето, и погода — хоть телешом работай!

Снова выразительно поправил содержимое кармана.

Начальник молча, поверх очков, посмотрел и нагнулся над листом технологической схемы монтажных узлов, где и подготовленному человеку разобраться в той паутине не так просто.

— Так, так, так! — поправил очки Капцелович, сделав лицо озабоченным. — Покажи, что ты там наварганил?

— Вот! Вот и вот, — тычу я пальцем в чертёж.

— А, понятно… — но было видно, что начальнику ничего не понятно.

— Пойдёмте, я по месту покажу!

— Ладно, ладно. Верю! Давай подпишу!

Кудреватый, росчерк, — и вот она бумага уже в моей папке! Легко отделался! Теперь и я, и монтажники, может, будут с зарплатой. Широким жестом достаю коньяк. Ставлю бутылку на стол. Выкатываю лимоны. Кладу плитку шоколада. Всё! Вздыхаю облегчённо.

Капцелович без понятия посмотрел на меня:

— День рождения Пушкина отметить хочешь? Так у него вроде как прошёл уже… Убери! Тебе это надо?

Я в нерешительности потоптался возле стола:

— Мне не надо. Это Вам для знакомства!

— Тоже мне Луций Сенека нашёлся! Помнишь, как он говорил Александру Македонскому? «Если ты не найдёшь пути, то проложи его сам!». Чтобы познакомиться, необязательно пить. А вот познакомившись, - тогда пить можно.

Я приободрился:

— Не знаю, что говорил Сенека, но, по-моему, там был Аристотель.

— А я там не был, но и Марк Аврелий тоже умный человек. Закрой дверь!

Быстро, в два щелчка я закрыл английский замок. Потянул ручку. Всё, глухо!

Капцелович посмотрел на часы:

— Как говорили в обеденный перерыв древние греки: «Кто много пьёт, тот много думает. А кто много думает, тот не делает зла» И у нас как раз обеденный перерыв. Аллес! — покопавшись в столе, он достал два стакана. —Наливай!

От такой быстроты совпадения желаний, я даже слегка опешил: «Наш человек!»

При знакомстве — самое трудное — выпить первую рюмку. При этом надо показать себя жизненно состоятельным человеком. Не кидаться в разговоры первому, а глубокомысленно помолчать даже тогда, когда тебя захлёстывает желание высказать всё самое сокровенное.

 Всему этому я был научен давно, ещё в пору своей бесшабашной рабочей молодости, когда сам с монтажным ремнём на впалом от недоедания животе осваивал жизнь. «Я тяжёлую брал кувалду, чтобы делать свою судьбу!» — так, кажется, писалось в молодёжных газетах того времени о рабочей профессии.

Получилось. Заманили вчерашнего школьника…

Капцелович сделал ладонью жест — хватит! когда я от своей щедрости широкой струёй булькнул коньяк в его стакан.

Остановил на самом донышке:

— Ты себе-то плескани!

Я, чтобы не показаться жадным на выпивку, налил тоже от донышка на полпальца.

— Давай потихоньку, как пьют строители! — Юра закрыл стакан короткой, на тыльной стороне поросшей жёсткой волоснёй, ладонью. И я, повторив его жест, ткнулся стаканом в его стакан.

Действительно, звук получился глухой, словно два булыжника ударились друг о друга.

То, что было в стаканах, выпивкой назвать трудно, но масть трезвенника надо поддерживать. Сижу, молчу.

Капцелович, причмокнув толстыми губами, потянулся к бумагам беспорядочно раскиданных на столе, давая понять, что разговора больше не будет.

— Ты, пей! Пей! Чего ты? — оглянулся он на меня.

Но в такой компании и — так, мне пить ещё не приходилось. Я поднялся со стула и повернулся к выходу.

— Гостинцы забыл? — вроде как радостно напомнил он мне о «дарах принесённых».

Я отмахнул от себя рукой воздух и щёлкнул замком.

— Вот правильно! Мы с тобой эту бутылку как-нибудь допьем. Ты только потом напомни!

Во, мужик, вроде, и поговорил по-свойски, а придержал на расстоянии. Ну, ничего: бумаги подписаны, работы приняты, материал списан, - гора с плеч долой! И я в хорошем настроении, оправдываясь жарой, привычно завернул к стайке народу, тусующихся у пивной бочки за которой ловко управлялась приветливая продавщица.

…В другой раз Капцелович подошёл ко мне сам, когда я, распекая обленившихся монтажников, совсем не подбирал выражений.

— Ты где так ловко научился материться?

— Да вот с этим сбродом! — кивнул я на рабочих, которые уже с утра, хотя никаких праздников не предвиделось, устроили групповую выпивку с продолжением.

 Такое тогда бывало повсеместно и перепортило кровь не одному прорабу.

— Ты не прав. Ну, какой же это сброд? Это гегемон, авангард мирового движения. Вон, посмотри на плакате, — указал он рукой на распахнутый во всю стену высотного дома призыв упрочить трудом мир во всём мире. Там человек в рабочей спецовке сталевара, освещённый багровым пламенем, то ли очередной сверхнормативной плавки, то ли разгоревшимся заревом мирового пожарища, вдохновенно глядел в даль дальнюю. Чего он там высматривал — неизвестно. Но плакат воодушевлял…

— Да я и сам не из интеллигентов, но пью только по вечерам и то не каждый день, — оправдываюсь.

— Ладно, пойдём ко мне в контору!

В «конторе», по-прежнему кипы бумаг. На стене, возле стола, развёрнуты какие-то схемы и выкладки — работает человек.

— Ты как относишься к последнему Пленуму Партии? — вполне серьёзно, спросил он меня.

Вроде на дурака не похож, а говорит, как парторг на политинформации…

— Да в гробу я видел все эти пленумы и решения! Мне бы до конца месяца с планом управиться! Начальник деньги обещал. Мы без зарплаты сидим, а вы всё про Пленум!

На дворе великой страны стоял уже конец восьмидесятых с горбачёвскими — шаг вперёд, два шага назад, реформами. Говорить можно было, что угодно. Гласность, одним словом…

— «Карлик на плечах великана видит дальше, чем сам великан», — это третий закон Ньютона. А он был Великий Мастер Ложи! Демиург! Ему можно верить. Так что, — вот моё плечо, влезай и смотри!

Я с удивлением посмотрел на Капцеловича. Куда он, этот Юра, гнёт?

А «Юра» тем временем поставил на стол уже початую бутылку с яркими наклейками, продул стаканы и плеснул в них опять, как тогда, на полпальца.

— Извини, твою бутылку пришлось без тебя допивать. Попробуй теперь мою — и протянул вместе со стаканом белую пастилку. — Запах хорошо отбивает.

Я отрицательно качнул головой. Меня вынюхивать было некому. Мой начальник сам вторую неделю не просыхает.

 Выпили, теперь уже не стукаясь «булыжниками».

Резко, точно очнувшись от беспамятства, заверещал телефон. Мой собеседник поднял трубку:

— Я же тебе говорил — сюда не звонить! — в трубке сразу забулькало, заплескалось неразборчивое, женское. Капцелович покосился в мою сторону, и тихо — в трубку: — Деньги получишь международным переводом! — Потом резко спросил кого-то на том конце провода: - Я — гой?! - он снова взглянул в мою сторону. — Да, да, да! Я трижды — русский гой, но и ты не еврейка! Ты жидовка, и ей останешься до смерти! — он с размаху бросил трубку на аппарат. — Во, жиды замучили! — это уже мне.

Я рассмеялся.

— Ты про кооперативы слышал! — вроде нечего не произошло, спросил он меня, сунув мятную конфетку, от которой я только что я отказался, в рот.

— Кооперативы — школа Коммунизма?

— Нет, это профсоюзы. — Он задумчиво пососал пастилу. — Запомни, кооперативы, это школа начального приобретения капитала. Бизнес!

— А-а. Тогда я не слыхал.

— Вот и плохо. Вы, русские привыкли лбом стенку прошибать. Ну, прошибёшь стенку, а что будешь делать там? Там тоже такая же камера, — Капцелович снова плеснул мне в стакан, но теперь уже — на палец. — Выпей!

Выпил. Напиток, вроде ничего, но слегка отдаёт самогоном.

— Если у нас плохо, ехали бы туда, — я кивнул в сторону трубки, немного обидевшись за его, хотя и справедливое, определение русских.

Капцелович попридержал стакан с желтоватым содержимым, посмотрел на свет и тоже выпил. Почмокал губами и нарочито заговорщицки прислонился к моему уху:

— Зачем нам маленькая Палестина, когда Россия — большой Израиль?

Кроме русских, наверное, ещё только евреи на наших благодатных русских просторах, научились так шутить над собой.

Было видно, что какой-то вопрос не даёт покоя моему собеседнику. Он поправил очки, переложил с места на место какую-то бумажку, потом, пододвинув стаканы, налил уже по половинке. Я удивлённо посмотрел на него, сделав ладонью отрицательный жест:

— Нельзя! Работа!

— А я, что здесь отдыхаю? Ты пока в моём распоряжении, вот и подчиняйся.

Ввиду не совсем трезвого состояния своих монтажников, — день всё равно потерян! — я махнул рукой на обстоятельства:

— Давай!

— У вас как на работе? Всё в порядке? — Капцелович взял из моей пачки пару сигарет и одну протянул мне.

— В каком смысле «в порядке»? В России порядок по определению невозможен.

— Ну, это ты загнул. Порядок обеспечиваю люди. А такие — есть! Зарплату тебе не платят, говоришь?

А у нас в то время мода как раз такая была, зарплату во время не платить. Полежат в коммерческом банке наши трудовые месяца два-три — глядишь, главбух с начальником уже весёленькие ходят, с народом — за ручку. Демократы…

— Второй месяц я без соли досасываю! Надо уходить из этой богадельни. Рабочие пьют. Сам уже втягиваюсь. Да пошли они все на…! — разозлившись, я влепил известное слово.

— Мой собеседник замахал руками:

— Зачем бросать работу? Если в доме холодно, это ещё не значит, что надо топить печь динамитом. В любом деле есть своя маленькая фишка, приварок. Мне вот сварочные электроды нужны. Достанешь?

— Чего их доставать? Пойдём в бытовку. Пару пачек одолжу.

— Нет, ты меня не понял. С полтонны я бы у тебя купил наличными, то есть живыми деньгами.

Я почесал затылок:

— Столько — не знаю… Поговорить надо…

— Вот и поговори. Электроды я тебе спишу на непредвиденные работы. Ты перед начальством оправдаешься, — а в кармане хрусты появятся. Действуй!

Хорошие, качественные сварочные электроды даже в нашей монтажной организации — всегда дефицит. И пятьсот кило этого дефицита выписать почти невозможно. Начальник снабжения бумагу, ни в какую не подпишет, хоть литр водки выставь. А деньги нужны позарез. Скоро жена в семью пускать не будет. Тоже мне добытчик!..

Прихожу к начальнику управления:

— Борис Семёнович, — у нас почему-то все три больших начальника были Семёновичи и по фамилиям вроде родственников: начальник — Муковоз, главный инженер — Мельник, а главный механик — Мукосей. Это — на самом деле. Даже без юмора. Все с нижнего Дона. Говорящие фамилии. Казачки. Был даже один у меня в бригаде монтажник с фамилией Незовибатько. Но тот из Донбасса. — Борис Семёнович, — говорю я, мне деньги нужны. Давайте мою зарплату бартерам.

— Как бартерам? — начальник очки снял. Тебе что, деньгами не надо?

— Мне и деньгами надо. Жена на развод подаёт.

— Деньгами не могу, а бартерам — пожалуйста! Чего хочешь? У нас, сам знаешь, одни железки.

— Я бы электродами взял… Килограммов двести-триста…

— Пиши бумагу! — обрадовался Борис Семёнович.

Я тут же, не выходя из кабинета, написал заявление об оплате из моей зарплаты электродов в количестве 500 кг. На всякий случай пятёрку начеркал не совсем разборчиво — можно и за цифру 3 принять.

Подаю начальнику. Тот, не вчитываясь, поставил свой витиеватый росчерк, и я мухой вылетел в коридор. Всё! Завтра буду с деньгами!

Утром загрузился на складе — и на объект. Увидел Юру Капцеловича возле морозильных камер, правда, пока ещё не действующих. Он пробовал на ощупь пакеты утеплителя для термоизоляции.

— Мягкие, как матрацы у молодожёнов, — объявил он мне, когда я подошёл.

— Молодожёнам и на голых досках хорошо. Отполируют за ночь до блеска.

— Ты думаешь?

— А чего думать? Сам молодой был! Электроды вот привёз, как просили… — я показал на «Газель», стоящую рядом.

— Какие вы русские все нетерпеливые! Спешка нужна при ловле блох.

Я с недоумением поглядел на него:

— Ну, так Вы сами просили…

— Мало ли я — что просил. Пойдём, машину разгрузишь!

— А деньги?

— Будут тебе деньги! Пошли!

Электроды разгрузили прямо в его кабинет.

Капцелович подал мне лист бумаги:

— Пиши заявление о приёме на работу в кооператив «Фрегат».

— Да я ещё с «монтажки» не уволился…

— Ну, и работай в своей «монтажке»! А у меня будешь — по совместительству!

— А это — можно?

— Зачем спрашиваешь? Тебе деньги нужны?

— А то нет!

— Вот и пиши на председателя: «Прошу зачислить меня в кооператив «Фрегат» на должность инженера по снабжению».

— А, что этот «Фрегат» делает? — спрашиваю.

— Плавает в мутных водах!

Ну ладно, — так, значит — так! Пишу заявление, хотя снабженцем никогда не работал.

Подаю бумагу. Капцелович, не читая, подмахнул подпись. Убрал заявление в стол. Вынул из кармана брюк свернутую трубкой и прихваченную резинкой пачку денег. Совсем, как тот американец. Это они свои «зелёные» в трубку сворачивают, а здесь наши — деревянные…

— Держи! — Юра отстегнул резиновый хомутик и протянул мне несколько совсем новеньких тысячных листиков. — Пока хватит?

— Хватит, но и добавить можно!

— Это тебе прокурор добавит, что государственными материальными ценностями подторговываешь. — Увидев моё смущение, сказал: — Шучу, шучу!

На монтажных работах при любом раскладе остаётся много неучтённого металла: трубы, балки, швеллера, уголки. Да мало ли что может ещё остаться при рачительной экономии, особенно, когда есть возможность эти материалы списать. Покупатель всегда найдётся. Почти все прорабы этим не раз пользовались.

В другой раз прихожу подписывать процентовку, а Капцелович и говорит:

— Привези мне двести метров труб бесшовных диаметром от 57 до 100 мм. и балок двутавровых номер 14-18 — сколько сможешь. Да, а ты ко мне почему за жалованием не приходишь? У нас вчера зарплата была.

Во даёт, начальник! Я снова без денег сижу, а он — подначивает.

— Ну и шутки у Вас, товарищ начальник!

— А я не шучу. Держи! Ты забыл, что у меня работаешь?

Снова рассупонивает свою тугую трубку и протягивает деньги.

Я растерялся:

— Надо в ведомости расписаться!

— А, — пустое! Зачем бюрократию разводить. Держи!

Сразу стало весело и легко.

Вызывает как-то Юра Капцелович меня в свой кабинет на этот раз через ту, всю в шоколаде и мающуюся от безделья, девицу-технолога:

— Товарищ прораб, а, товарищ прораб, тебя начальник зовёт, говорит: «Найди этого сукина сына и приведи ко мне!» — красавица улыбается. Шутит конечно.

Шутки шутками, а у меня под сердцем сквознячок прошёл: чем чёрт не шутит, пока Бог спит…

Иду и думаю: за что этот Юра разгевался? Вроде прошлый раз расстались по-дружески. Может, какая финансовая проверка? Мои мухлёвки обнаружила? Повяжут за приписку. Я ещё помнил те советские законы, когда запросто за эти игры можно было заиграть на нары. Органы бдели. Народная собственность…

В кабинете, руки за спиной, свободно расхаживает Юра. На всякий случай я посмотрел ему за спину — нет, не повязаны. Теперь, весело докладываю:

— Сукин сын прибыл! Чего изволите?

Юра, довольный эффектом, улыбается:

— Во, стерва, продала! Я тебя вот зачем вызвал: работёнка одна для тебя есть. Шабашка.

— Какая шабашка? Я и со своей работой к сроку не управлюсь!

— За сроками, - это ты позволь мне решать. А шабашка денежная. Ты как? Жена из-за финансов теперь не разводиться?

— Нет. Ещё те бабки не кончились. Спасибо!

Я после того, как сплавил ему прокатный профиль, в деньгах стал посвободнее.

— Бабы, — Юра опасливо посмотрел на телефон, — все такие. Деньгами подтираться будут, а всё — мало!

— Не знаю… - протянул я. — У меня таких денег никогда не было.

— Ладно. Не было, так будут! — Капцелович протягивает бумажку. — Сбегай на Химзавод, где калоши-скороходы делают, Этот листок отдай главному инженеру. Там у них паровой котёл вышел из строя. Производство стоит.

Я, уже успокоенный, ухмыляясь, решил поскабрезничить:

— Производство не член, постоит! Вот если б вместо галош они презервативы делали…

— Это ты зря! У них беда, а ты всё шутишь! Презервативы в дефиците у нас, а в Киргизии — галоши. Ну, ладно, давай, топай на завод. Посмотри — что почём, а я за твоими монтажниками понаблюдаю. Распустил ты их!..

На Химзаводе в гигантской паровой установке прогорели экранные трубы, те, в которых происходит фазовое превращение воды, — самое сердце.

Паровые котлы — сложное инженерное сооружение. Просто так, на «кондачка» ремонтные работы не произведёшь, нужно разрешение завода-изготовителя, всякие сертификаты на материалы, дипломированные сварщики. Одним словом — морока.

Возвращаюсь к Капцеловичу. Докладываю обстановку. Мол, работы там непочатый край, а денег на оплату у них нет. Говорят — берите калошами.

— Ты бумагу главному инженеру отдал? — Юра блеснул на меня очками.

— Отдал.

— Тогда приступай к монтажу нового котла и не рассуждай!

— А старый, куда девать?

— Спишем!

— Котёл списывать? Так он ещё работать может. Трубы заменить — и вперёд!

— Это не твоего ума дело! Ты работай, а я мозговать буду.

Беру самое результативное звено рабочих — и снова на Химзавод к главному инженеру:

— Платон Кузьмич, где у вас новый котёл? Посмотреть надо, ревизию сделать… А к демонтажу старого завтра с утра приступим. Вы нам проём в стене сорганизуйте — котёл очень уж габаритный.

Платон Кузьмич с удивлением посмотрел на меня:

— Тебе что, Юра Капцелович котёл под монтаж не передавал?

— Нет!

— Вот и ступай к нему. Он всё тебе расскажет.

Ищу на своём объекте Капцеловича. Юра с моими ребятами уже готовит к транспортировке новенькую, ещё в заводском оформлении, котельную установку, которую я должен был смонтировать здесь, на своём объекте «Тамбоврыба».

— А, вот и ты! Звони к себе в контору, чтобы прислали кран с трейлером. Этот котёл я решил передать на Химзавод, как шефскую помощь.

— Ничего себе — помощь! Это же оборудование для вашей котельной. Здесь не один миллион цены!

— Какой ты меркантильный! Теодор Рузвельт говорил, что великой нацией русских делает не богатство, а то, как они его используют. Наша страна всему арабскому миру последнюю рубашку отдаст. А ты всё — про миллионы! Иди ко мне в кабинет, звони!

— Ладно, — говорю, — позвоню. Только заказывать технику надо с утра. Теперь не дадут.

— Займись своими архаровцами! Я сам твоему начальнику позвоню! Он мне ещё с прошлой жизни обязан, Муковоз твой.

Действительно, через час-полтора вползает в ворота огромный трейлер с площадкой для транспортировки нестандартных грузов и автомобильный подъёмный кран.

Несколько конкретных матерков, крики — «вира! — майна!», - и вот уже котёл в тарной, сбитой из досок заводской упаковке, во дворе химзавода.

Ну, Юра! Ну, Капцелович! Гениальный организатор! Показал, как работать надо!

Тот, словно угадав мои мысли, положил мне руку на плечо:

Организовать, — как говорили люди умнее нас с тобой — это значит сначала оценить возможность, а уже потом ставить задачу. Учись, мой сын, науки сокращают нам опыты быстротекущей жизни! — Капцелович доволен произведённым впечатлением. Посмеивается: — Я уже с Платоном, главным инженером Химзавода договорился. Завтра к началу работы он тебе монтажный проём в котельную устроит. Продумай схему, как работать будешь, прораб! Свои идеи выдвигай! Ты Бернарда Шоу когда-нибудь читал? Почитай. — Я с удивлением посмотрел на него. Причём здесь классик?

А Юра тем временем продолжал цитатить мне голову своими заморочками: - «Если у тебя есть яблоко и у меня есть яблоко, и если мы обменяемся этими яблоками, то у тебя и у меня останется по одному яблоку. А вот если у тебя есть идея и у меня есть идея и мы обмениваемся идеями, то у каждого из нас будет по две идеи». Смекай, когда что-нибудь делаешь! Дай-ка сигаретку! А то свои в кабинете оставил! Потом отдам! — смеётся.

Назавтра я собрал рабочих и объяснил суть перестановки их на новый объект. Заручился словами Капцеловича, что звено, которое будет работать на Химзаводе, получит прибавку к зарплате в виде премиальных.

— Задача ясна?

— А то нет! — ответили архаровцы и стали собирать инструмент.

Капцелович, встретив меня у ворот, отозвал в сторону:

— Слушай, прораб, а тот котёл, который ты должен демонтировать, ещё может послужить?

— А то нет! — заражённый энтузиазмом своих монтажников, повторил я. — Там и делов-то, десяток труб заменить.

— Ну, вот что: ты старый котёл аккуратно разбомби, чтобы можно было его собрать на новом месте. Сумеешь?

— А то нет!

— Тогда я тебе прибавку гарантирую. Идёт?

— Товарищ начальник, — я избегал Капцеловича называть Юрой; как-то без привычки неудобно. — Товарищ начальник, сделаю, как нарисую!

— Ну, тогда иди, художник, рисуй!

— Я-то нарисую, а вот где эту картину выставлять будем?

— Я думал, что ты всё налету хватаешь? А тебе ещё разжёвывать надо. У тебя по проекту котёл, где стоит?

— Здесь, на объекте…

— Вот и монтируй его по проекту!

— Так мы этот котёл передали на Химзавод!

— Нет, я о тебе лучше думал! Тебе деньги нужны?

— А кому не нужны?

— Вот-вот! Пойдём ко мне в кабинет!

Через пять минут вся картина прояснилась. Действительно: обмен идеями — это не обмен яблоками. Мне было надо только смонтировать старый котёл здесь на новом месте и заменить все вышедшие из строя детали. После обмуровки, кто полезет в топку наводить справки — какой там котёл? Вот он! Работает, как часы!

Надо быть совсем дураком, чтобы отказаться от такого выгодного заказа. Тем более, что все бумаги берётся оформлять сам Капцелович. Моё дело — телячье. Выполнил работу — получил деньги наличными. С рабочими поделился — и всем хорошо.

Этика не является отраслью экономики. Где была совесть, и был стыд, знаешь, что выросло? — лениво затянувшись сигаретой, сказал Юра.

— Знаю…

— Ну, ну! Скоро от государства одни клочья останутся, а ты всё про это! — Он достал из кармана тугую трубку баксов (уже вовсю шли валютные операции) и отслюнявил мне несколько штук. — Держи! Только с рабочими не распространяйся! Это тебе вроде как аванс от моей фирмы «Фрегат». Потом сочтёмся!

Пока я поэтапно занимался демонтажём старой котельной установки, так же поэтапно там, на объекте «Тамбоврыба» оставшееся звено рабочих этот котёл уже монтировали. Приходилось работать на две руки. Юра Капцелович доволен.

Всё шло, как по маслу. Через месяц котёл обмуровали, и у меня лежала процентовка о выполненных работах. Что ещё надо?! «Хочешь жить — умей вертеться» - неизбывный совет Юры Капцеловича.

Через несколько дней, как и говорил мой многодумный начальник, могучая страна была разорвана в клочья стаей политических шакалов. Произошло самое страшное: вынырнувшие из ниоткуда бесы власти, опустили преступно доверчивый народ, как опускают в зонах доверчивых малолеток. «Мы вас имеем!» — говорила цинично ухмыльчивая «рыжая бестия» на депутатских подмостках. Рухнули все социальные институты. Образование, культура, медицина стали обузой для руководства страны. «Не школа делает человека человеком, а тюрьма!» — вдалбливали народу на молодых, танцующих копытцах глумящиеся бесы. Достоевский отдыхает. Правильно говорил мудрый Юра Капцелович: «Только успешные преступления находят оправдание». И действительно, - разрушителей отечества, насильников России, стали именовать спасителями народа от тирании одной партии. Хотя тут же была создана своя карманная партия власти — единая и неделимая. Но, что об этом?..

Юра Капцелович все новые пертурбации воспринимал философски. Он в это время, как никогда он был склонен к иронии:

— Сначала мы жили бедно, а потом нас ограбили. Ты платёжные бумаги подписал на Химзаводе?

— Какие платежи? Там резина одна!

— Нет, чем я тебя породил, наверное, тем и убивать буду. Количество дураков уменьшается, но качество их растет. Пойми — все средства хороши, кроме безналичных. Подписывай от кооператива «Фрегат» бумаги на приобретение и монтаж котельного оборудования, и — вперёд!

А куда «вперёд», он мне так и не сказал.

Возвращаюсь с платёжными поручениями.

— Мост уже запланирован, надо теперь планировать реку! — увидев все положенные подписи и печати, весело смеялся он, помахивая перед моим носом бумагами. — Судя по экономической преступности, что-то в экономике еще растет. Наше дело расчищать зону роста, выпалывать сорняки. Бизнес — это искусство извлекать деньги из чужого кармана, не прибегая к насилию.

Новый котельный комплекс — сложное инженерное сооружение, и за него фирме «Фрегат» теперь причиталось несколько тысяч пар новеньких, пахнущих клеем и спиртом лакированных галош в заводской упаковке. Да ещё за работу по монтажу — тоже достаточно. Куда это барахло девать?

— Все средства хороши, кроме безналичных, — Юра открыл свой незамысловатый, сваренный моими рабочими сейф из обыкновенной листовой стали, положил туда бумаги и вдруг обернулся в мою сторону с глазами полными азарта. В руке он держал пачку лохматых, тех наших, ещё не деноминированных рублей.

— Знаешь, чем мягче валюта, тем жестче туалетная бумага. Тебе она нужна?

— А то нет! Подтираться каждый день надо.

Капцелович протягивает мне деньги:

— На, подтирайся! Но это — в счёт твоей прибыли.

Отдаю должное предприимчивости Капцеловича: при всём притом, после знакомства с ним, покупательная способность моей семьи увеличилась вдвое, хотя втрое уменьшилась моя официальная зарплата, да и ту платили через раз.

 Что ж, как говорили классики соцреализма: «Куй железо, не отходя от кассы». Теперь, когда вывернуты наизнанку все шитые белыми нитками подкладки государства, трудно было удержаться от соблазна свободных денег, количество которых так легко переходит в качество жизни.

Я где-то читал, что возле теневой экономики можно погреться, лишь тогда, когда она не светится.

Я не знаю, светился или нет Капцелович в совсем не штатских кабинетах, но действовал он свободно и вполне открыто, словно страховочный пояс безопасности был подарен ему самой судьбой.

Та молодая симпатичная женщина, будущий технолог, как-то невзначай обмолвилась, что фирма «Фрегат» взяла в аренду у города это, пока ещё строящееся предприятие «Тамбоврыба», и теперь свободно владеет всеми технологическими линиями.

— Эге! Юра теперь хищником стал, акулой капитализма? — посмеялся я.

— А он вовсе и ни акула, и ни хищник какой, а карасик золотой, — пропела она, глядя куда-то мимо меня.

На другой день в кабинете у Капцеловича собрались какие-то странные люди: говорливые и все в тюбетейках и ватных халатах.

— Вот, познакомься, — представил он своих гостей, — наши братья из свободного Узбекистана! А ты говоришь — презервативы! Помоги им с галошами разобраться. Возьми документы на реализацию обуви, такой необходимой ихним дехканам. Я с ними по бартеру договорился. Эшелон с хлопком уже на железной дороге отстаивается. Ты туда-сюда обернись, — и ко мне на станцию! Хлопок будем принимать! Белое золото!

— А как же моя работа? Монтажники вторую неделю, после нашей шабашки, пьянствуют.

— Пусть отопьются. Скоро они сами пить бросят. Рынок! Естественный отбор!

— Ну, тогда что ж? Пошли! — скомандовал я дехканам, картинно показывая рукой на дверь.

Теперь мне всё стало ясно: и продажа нового котла Химзаводу, и моя работа здесь, и многое другое…

Станция Платоновка, куда пришёл хлопок, расположена километров в сорока от Тамбова. Пока я занимался отпуском галош, пока свободные братья Узбекистана на грузовых машинах, не спеша, вывозили обувь, время упёрлось в ночь, и мне ехать на станцию уже было незачем. Тем более от Юры я звонков не получал.

Сам управится, — сказал я себе, и ушёл домой.

Утром в конторе у Капцеловича толпились уже другие люди: все в погонах и фуражках с красными околышами.

Кабинет Капцеловича был опечатан. Милиция принимала свидетелей прямо в коридоре, перегороженном узким письменным столом. Вопросы были отвлечённые, и, казалось бы, не относящиеся к скоропостижной смерти нашего, отличающегося живостью ума, начальника.

Юру нашли на железнодорожных путях возле станции Платоновка перерезанного пополам, неожиданно сорвавшейся под уклон ремонтной дрезиной.

Куда делись тюки с хлопком, я не знаю, да и узнавать как-то сразу расхотелось.

По-моему, ни вагонов, ни тюков на станции тогда не было.

«В этой жизни нет ничего неизбежного, — говорил Юра Капцелович, кроме смерти и платежам по бизнесу».

Теперь он был прав, как никогда. Экономика — наука зловещая.

В моей жизни за тучными коровами последовали тощие, за тощими — полное отсутствие говядины. Контора, где я числился производителем монтажных работ, в одночасье свернула всю деятельность на объекте «Тамбоврыба», и мне было предложено взять отпуск без сохранения содержания на неопределённое время.

— Мы тебя отзовём, как только появится фронт работы, а теперь, извини, ты свободен! — сказал мне Муковоз, протягивая сигарету. — Бери, чего ты?..

Я махнул рукой и резко хлопнул дверью.

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2018

Выпуск: 

8