Погибшим и выжившим при обвале казармы
в посёлке Светлый посвящается.
Накануне призыва стоит нелётная, скорее сказать «пивная» погода, и уж совсем не вдохновляющая на бравые по-настоящему поступки. Хмурится на небе и по сторонам.
Сибирь в июле непредсказуемая, как молодая и красивая девушка. Жуть как не хочется выходить из дома, но мама идёт на работу. Она — свободный маляр, как впрочем, отделочник, шпаклёвщик и т.д. Сильная у меня мама! Я могу сказать о ней с удовольствием и гордостью: «Она на все руки и ноги мастер!». Зовёт помогать, обещает добавить к жалованию, короче, «подкинуть» на карманные расходы. Мне, выпускнику «Профессионального училища № 22», как раз пойдёт хотя бы третья часть от её зарплаты. Девушку приглашу в кафе или в парк на чёртово колесо. Перед выездом было бы здорово поцеловаться что ли?!
— Лёша, быстрей давай! — требует мама, отдуваясь. Она заходит на табуретку, как аэроплан на поросшее поле, с трудом, а затем взбирается на шаткий и старый, в прошлом лакированный стол.
— Несу, несу, блин! — согбенный в три погибели, как Чемпион Мира по силовому экстриму Миша Шивляков, тащу тридцатикилограммовый мешок шпаклёвочного порошка. От одного подъезда до другого — метров десять, но кажется, что будто километр. Стоп, я здоровый парень, высокий и ладный, а почему тяжело-то?
— На чётвёртый этаж, Лёшенька, а там - договоримся, — ласково улыбается мама, выглядывая из окна.
— Хорошо, что наниматели не заготовили стройматериал в соседнем доме, — думаю, скрепя сердце. И зубами тоже.
Остаётся перетащить ещё четыре тяжеленных мешка, несколько рулонов обоев, мастику, потолочную плитку (она из пенопласта) и какую-то лёгкую утварь. Думаю о хорошем. Перед службой в «десантуре» в посёлке Светлом желательно оттянутся, говорю же.
— Эй, Лёха, троечник, таскай-таскай! — слышу хохот. Знакомый причём. Это Сеня «Рыжий». Помог бы лучше, баран, чем конём ржать. — В армию, слышал, забирают. Я откосил, как нормальный пацан.
— Вот именно, что ты — пацан, а я — мужчина! — гордо становится за слова, чувствую приток сил. Поднимаю выше мешок и улыбаюсь. Сеня дохляк в сравнении со мной, только болтать умеет. — Иди и помоги тогда.
— Не-е, я не раб, — качает головой, машет рукой (не баран, а болван скорее). — Ладно, давай, еще с тобой как-нибудь спишемся. Бери больше, кидай дальше.
Идёт Сеня «Рыжий» с чёрным дипломатом, худющий как шланг. В синих раздутых шортах, из которых торчат веснушчатые спички… Не поднимет рулон, а что говорить про тридцатикилограммовый мешок «Волмы». Завидует «отличник», как пить дать…
Перетаскиваю предметы наверх успешно. Не устаю ни капельки. Мышцы так наливает, что в зеркало даже не смотрю — знаю про себя, что здоровый, как бык «Рэдбул».
Мама отирает пот со лба, почти заканчивает комнату. Завтра работать будет в зале. Надо как следует высохнуть прежней «мазухе» на стенах и потолке. Начнёт следующее помещение, возьмёт предоплату. Говорит, что «будки» элитного дома оплачиваются в три раза больше. Класс! А завтра я собираюсь: сижу на чемоданах под вечер. Послезавтра — отбываю: зовёт военкомат, родимая «учЁбка».
— Какой у вас помощник отличный! — хвалит работодатель, женщина лет шестидесяти. У неё по золотому колечку на каждом пухлом пальце. Звать Лолой Уткировной.
— Нас в армию забирают, — докладывает мама сквозь явную, по-моему, усталость и печаль. — На днях отчаливаем.
— Ничего-ничего, — вкрадчивым голосом отвечает Лола Уткировна. — Усилят парню мускулатуру…
— А мне чего, — пожимаю плечами, отвлечённый. — Надо служить Родине! А мышцы у меня нехилые, сам знаю.
— Мы близко — на Светлом, всё в порядке, — соглашается мама. — Главное, не заморозят пацана, и голодом не продержат, как передают по новостям, слышали?..
— Ужас! — собеседница делает страшные глаза, хватаясь за лицо руками. Достаёт предоплату, увесистую стопку новеньких «пятисоточек». — Покреститься вам с ним надо, Мариночка, дорогая. Бог убережёт.
— В своё время не крестила меня мама, промывали мозг родным коммуняки-христопродавцы … — разводит руками. — Обязательно покрестимся.
— Непременно, Мариночка, — как заворожённая повторяет тётя. — в аду и крещённых много, но живи правильно, Лёшенька, — бороздит меня взглядом, будто пастырь, что ли. — Воздастся сполна. Помогай мамочке.
Осенённая. Понятно.
Лучше к делу.
Помощь — работа непростая, волнительная, поэтому должна оплачиваться. Жду оплаты труда, как добросовестный работник. Маму не прошу — вечером деньги не дают, плохая примета. Напомню завтра утром и позвоню любимой девушке, предупрежу. На самом деле, не уверен, что она любимая и единственная. Хочется целоваться, обниматься. Мама и папа говорят, что таких любимых у них было вагон и маленькая тележка. Верю с трудом, не знаю почему.
Засыпаю. А как там, в армии? Бегать надо, прыгать, на дядю работать?! Стрелять из автомата, «монтировать» патроны в магазин, кричать, прикладывая пальцы ко лбу или к виску вроде? Летать ещё с платформы «звездолёта» — вот это здорово «ваще», с дурацким девизом «никто кроме нас».
Ночью ко мне приходит Барсик. Точно. Он трётся мягким и тёплым животом о мои ноги. Шевелю пальцами — чувствую его пушистую шёрстку. Кот мостится и тоже спит, грея меня.
Просыпаюсь. Встаю охотно, даже не зеваю, как ленивый баклан. Сегодня «пэй дэй» — день расплаты, платы за работу, то есть. Мамы нет, она — на пункте заработка. Иду в душ. Снилось, вспоминаю, про море. Я там не был ни разу. Эх, мама обещает поехать в Краснодар, оттуда в Приморско-Ахтарск — на Азовское море. Хватит с мамой ездить, пора и самому заработать на поездку, как взрослому. Но после армии только. Слышу — звонит сотовый, подскакиваю, жму кнопку «принять».
— Подходи, Лёша, — зовёт родная. — Хозяйка ушла, а ты хоть поможешь по мелочам. Позавтракаем туточки.
Звоню любимой.
— Алин, ближе к вечеру давай? — предлагаю.
— Ух ты, здорово, тоже хотела на вечер, — слышу оживлённый и звонкий голос. Поднимается настроение. — Куда пойдём?
— По набережной, в кафе! — отвечаю основательно. Последний раз с ней только по «хот-сдоху» съели и запили кофеем «3 в 1» — на остановке возле завода им. Баранова. Везёт что-то на букву «б»… бараны, болваны, бакланы, теперь завод Баранова, где папа работает.
— Ва-ау, — тянет Алина восторженно, по-западному. Может, она нравится мне этим «вау»?
Дальше о чём-то говорим, не запоминаю. Бегу, ведь мама без меня никак. Дело надо делать. Во! Потягивает теперь на букву «д».
Тружусь, как вол, потею изрядно от ладного труда. Завтрак, обед, второй обед попозже… потом продолжаем работать вместе.
Мама заканчивает, остаётся немного - подровнять и до завтра. Отдуваясь, забирается на горку строительного мусора, оттуда становится на табуретку. Подходит время и моего сбора на свидание.
— Мам, дашь пару тысяч, можно одну? — спрашиваю довольный.
— Сынок, — грустнея, обращается монотонно. — Если дам хоть тысячу, то просрочу платёж по кредиту. Я второй раз занимала, помнишь, где?.. С банками и конторами не шутят.
— Ну, ма-ам! — сержусь, повышаю голос непроизвольно, он срывается сам, дрожит. — Я договорился, у меня — свидание! Завтра уезжаю…
— Сынок, — качает головой расстроенная мама.
— Пошли вы… придурки! — бросаю и ухожу, со всей дури пинаю по мешку шпаклёвки в коридоре.
— Ай! — потом слышу звук, с каким ухает мешок на не слишком твёрдую поверхность. — Синячина, блин… будет.
Возвращаюсь домой. Игнорирую добродушный взгляд папы. Сижу на диване, злюсь неимоверно, готов разорвать соседей. Влажнеют глаза. Кот Барсик запрыгивает и ластится, глажу лохматого друга, гляжу в потолок. На Земле живут одни бараны и дураки!
— Пошёл в баню этот посёлок Светлый и «десантура» местная дурная! — думаю, злясь ещё. — Попрошу, чтобы подальше увезли, дураки… Все — дураки! Поеду туда, где иностранцев много, посмотрю, как люди живут. Уеду далеко, мама переживать будет.
***
Алексея Антонова увозят в Калининградскую область. В Прибалтике парень ни разу не был, а моря Балтийского не видел и подавно. Старшие вояки обещают ребятам регулярные водные процедуры в качестве зарядки — база почти что на море расположена, по крайней мере, её часть, где Лёхе помогать велят.
Присяга — 11 июля по всей России. А чуть погодя — обвал казармы в родном городе Омске. И как молнией Леху ударило, что-то внутри екнуло, и какая-то мысль в голове крутится, но не дается, как что-то забыл, что-то важное, волнительное. И успокоиться все что-то не может. Узнаёт парень подробности из СМИ, потому что по сарафанному радио преувеличивают. Нет, не слухи, действительно та казарма, в Светлом. А мог и быть там! Или уже не быть… И как кинокадры пробегают в считанные секунды дни накануне: мама, ремонт, тяжелые мешки, Алина, тетка та самая, как ее? Лола Уткировна! Что она говорила? Покреститься! Да! Вот вернусь и при первой возможности покрещусь! С мамой, конечно. Она ждёт, звонит каждую неделю и радуется, мол, отвёл Господь. А что поссорились тогда из-за мелочи, так это что получилось, в пользу?! На всё воля Всевышнего.
Тренируется Лёха Антонов на берегу моря — в кругу старшего «кабана» и рядовых, общительных и хороших ребят, «блошек», как ласково обзывает начальник роты. Скоро домой, скоро — на Родину.