«…»
— Привет, у тебя же есть книга «…»?
— Да, вот, в сумке, я как раз её дочитал.
— А ты не мог бы одолжить её мне на неделю? Ты всё равно сейчас уезжаешь в Грецию.
— Я не знаю… Давай решим этот вопрос вечером по электронке?
Он не позволит мне взять книгу.
— Привет, ты не могла бы одолжить мне «…»? Всего на неделю. А если она тебе понадобится, то я сразу же принесу.
— А больше ни у кого нет? Прости, не могу. Попроси кого-нибудь ещё.
Ей противна даже мысль о том, что я прикоснусь к её вещам.
Я выхожу на улицу. Холодно, идёт снег. У ворот стоит моя сокурсница. Раздражает… Она надменная, расфуфыренная выскочка. Терпеть её не могу.
— Ты, кажется, искала «…»?
— Да. Ты знаешь, у кого она есть?
— У меня. Сейчас, правда, не с собой, но если ты не занята, то завтра в десять принесу её тебе.
Неожиданно. Чувство благодарности пополам с удивлением наполнило меня. Именно та, от кого я жду помощи в последнюю очередь, оказалась самым отзывчивым лучиком света. Возможно, мне стоит пересмотреть своё отношение к людям?
Я — Сальери. И что?
Тихая полумгла. Весь отряд пошёл на дискотеку, а он не захотел. Настроение не то. Вот и остался присматривать за корпусом, на дверях которого не было замков (разве только щеколда на двери девчачьего туалета). Он сидит на прохладном каменном подоконнике и смотрит на паука, медленно ползущего по очередному слою паутины.
Его отвлекает звук шагов. Он поворачивает голову и видит: рядом с ним села девочка из старшего отряда. На самом деле она его ровесница.
Между ними завязывается разговор. Говорят о литературе. Он очень любит эту тему, и сам пишет. Он не обсуждает свои тексты ни с кем, боясь показаться высокомерным эгоистом, горделивым придурком, каким он становился всякий раз, стоило ему начать рассказывать о своих работах.
Она предлагает ему послушать её текст. Он, конечно, согласен. Что может быть лучше для писателя-любителя, чем слушать тексты других начинающих? Учиться лучше на чужих ошибках.
Она приступает. Каждое слово эхом отражается от каменного полумрака корпуса. Порой проскакивают комментарии лично автора. Слог немного неуклюжий, тема скучна, но, чёрт побери, как хорошо это написано!
Он начинает судорожно искать причины, по которым его одногодка может обладать слогом лучше, чем у него. Он пишет с раннего детства. Он писал, когда его одноклассники только начинали учить алфавит. Он годами оттачивал своё мастерство, шлифовал тексты, как ювелиры шлифуют самородки. Но, может быть, она всё-таки пишет дольше него?
— Как долго ты занимаешься писательством?
В груди теплится надежда.
— Да вот, месяца полтора назад начала.
Огонёк потух.
Ему очень обидно. Подождите, это что? Зависть? Он знает, что «гений и злодейство — вещи несовместимые». Он читал «Моцарт и Сальери», он слушал рок-оперу «Моцарт», он знает, что зависть — это бесполезно и плохо, мама его этому учила. Но мама не учила его, что делать, если ты всю жизнь, сколько себя помнишь, занимаешься каким-то делом, а потом встречаешь человека, которому всё от природы дано.
Он просит её продолжать. Это духовный мазохизм. Ему плохо, зависть свербит, он знает, что то, что он чувствует — неправильно. Но он не может не наслаждаться этим слогом!
Он ни за что не бросит писать. Не будет поносить молодую писательницу ни на чём свет стоит, ни как-то ещё. Он продолжит совершенствоваться. Но теперь точно будет знать: всегда есть кто-то лучше тебя. Зависть к чужому дару не мешает. Наверное, даже наоборот: помогает. Ему придётся стараться вдвое усерднее, вдвое больше писать и читать, чтобы превзойти тех, кто от природы талантлив. Нет стимула лучше, чем своя собственная гордость!
Перерождение
Она пришла домой, легла на мягкий ковёр в своей комнате, — ложиться на кровать не хотелось — свернулась калачиком и тихо заплакала. Она никогда не хотела жалости к себе. Но она не знала, что бывает так страшно. Всегда с боем рвалась вперёд. Но не знала, что бывает так больно. Никому полностью не доверяла. Потому что всё время чувствовала поддержку и не знала, что бывает иначе.
«Теперь всё будет по-другому», — она сжимает в горячей руке длинные ворсинки ковра. Ей придётся доверять друзьям, если она хочет жить дальше. Она признаёт, что слаба. Признаёт, что не может исправить ситуацию в одиночку. И просит помощи. Будто человек, у которого не получается собрать шкаф, и он открывает инструкцию.
Наверное, так будет лучше всего.
Не слишком скрытый смысл
Фильм был… странным. Я совершенно не поняла его смысла и того, почему его рейтинг 16 +, ведь история о собаках, которых спасает маленький мальчик и которые потом вместе с ним спасают город от злого правителя — это обычная история для детей. Таких масса!
Когда я спросила, мама очень удивлённо сказала: «Это фильм про тоталитаризм, как он работает, и про общество, которое его принимает». Я не поняла. С его вдруг тоталитаризм? Мама объяснила. И всё вдруг встало на свои места: один человек обещает решить все вопросы, которые беспокоят общество, его избирают на руководящий пост. Итак, он захватывает власть. Власть над умами, над армией, над страной и её жителями. С помощью пропаганды он создаёт в глазах людей образ какого-то общего врага, начинается притеснение определённой группы населения, сегрегация. С помощью той же пропаганды создаётся культ личности. Общество подчиняется своему как бы законно избранному правителю. Теперь власть в его руках абсолютна. Несогласных устраняют.
Почему я не смогла этого понять? Ведь это всего лишь смысл, который не высказан прямо, но показан. Почему я не увидела ничего, кроме сюжетного скелета? Кто виноват в этом? Не умею, потому что я глупая? Или потому что меня не научили?