Жил-был на свете гаденький мальчик. Он был не просто гаденький, а очень гаденький, потому что на людях притворялся очень хорошим, а на самом деле был такой прокисшей колбасой, что… Например, он всегда говорил, что любит растения, насекомых, птичек и животных, что души не чает во всех этих фаунах и флорах — а на самом деле, под покровом ночи или находясь в каких-нибудь безлюдных местах, без всякой жалости ломал кусты и ветки на деревьях, отрывал у кузнечиков лапки, а у мух — крылышки, кошек подвешивал на деревья за хвосты, а собак лупил пинками и палками, а также по мордам.
А ещё он говорил, что любит людей — а на самом деле однажды якобы начал помогать одной слепенькой и глухонькой старушке переходить улицу, и уж не знаю, что там приключилось, но старушка оказалась под движущимся трамваем. Она и ахнуть не успела, как ножки её отлетели в одну сторону, ручки — в другую, голова — в третью, а сумку с батоном и вторым томом «Мёртвых душ» вообще не нашли. Но никто же не видел, как мальчик толкнул старушку под этот грёбаный трамвай (может, подгадал момент, мерзавец. А может, она как-то сама… Может, сумка перевесила её прямо под колёса!), поэтому никто на мальчугана и не подумал (а может, подумали, но не сказали. Может, испугались).
И некоторые даже ругали покойную. Дескать, если ты не видишь ни хрена, и если не слышишь в такой же степени (в смысле, тоже ни хрена), но нечего шляться по нашим замечательным оживлённым улицам! Сидела бы дома — и дожила бы до ста лет! А то попёрлась то в булошную, то в библиотеку за вторым томом (и как, интересно, она его могла читать, если слепенькая?)! В общем, нет ума — считай, калека. Или даже труп без ручек, ножек, голов и вторых томов… И эти совершенно справедливо возмущавшиеся граждане утешающе гладили мальчика по его белокурой головке. Дескать, не переживай, мальчик. Не бери близко к сердцу. На, попей кефиру с булочкой и забудь этот случай как кошмарный сон.
И мальчик фальшиво-горестно вздыхал, и покорно глотал кефир, и послушно кушал булочку. И никто не догадывался, что в своей совершенно чёрствой душе он смеётся над всеми этим наивными, жалеющими его взрослыми и думает: эх, жалко, что никого из вас не надо переводит через трамвайные путЯ! Уж я бы вам продемонстрировал напоследок свою звериную сущность во всей её сногосшибательной зверской красе.
Но время шло. Мальчик закончил школу, поступил в институт, довёл до сердечного приступа декана факультета, замордовал ректора института, спалил под покровом ночи два зала для лекций — и с красным дипломом был назначен на очень ответственный пост эффектного меньжира засолочного пункта номер восемь местного отделения райпотребкооперации.
Это было просто-таки сказочное место, где он мог развернуться во всей своей зверино-гнусной красе! И он, конечно, развернулся: дождался перерыва на обед, когда рабочие-засольщики ушли в подсобное помещение хлебать щи, и начал подходить к каждому засолочному котлу с почти уже готовой продукцией (капуста, огурчики, помидорчики и прочие овощно-засолочные полуфабрикаты). После чего набирал полный рот слюней и соплей и радостно харкал в каждый засолочный котёл.
Но допустил оплошность: увлёкся и был застигнут врасплох за этим замечательным занятием припоздавшим к обеду рабочим, неким Семёновым Ю. Ю., который бегал в близ расположенный магазин за бутылкой и, таким образом, к коллективному хлебанию щей несколько припозднился. И этот товарищ Семёнов Ю. Ю., увидев такой безобразие, поднял крик, на который тут же сбежались его верные товарищи, рабочие-засольщики.
Не мудрствуя лукаво, они отбуцкали нашего героя (он же — виновник торжества) по полной схеме и выкинули за ворота засолочного пункта, напоследок предупредив: если ещё раз появишься на нашем орденоносном засолочном пункте, засолим тебя вместо огурцов — и никто не узнает, где могилка твоя. Потому что мы — ребята отчаянные, каждый — не по одному разу отсидевший. Имей с виду, слюнявый чёрт тире эффектный меньжир.
Так стремительно закончился первый рабочий день нашего героя. Но он не опустил руки и не протянул ноги! Сейчас он работает эффектным меньжиром городского пляжа. По мере сил и своих изобретательских способностей (а они у него о-го-го какие!), гадит здешним купающимся и загорающим: ворует их полотенца и купальники, испражняется рядом с их лежанками своим вонючим калом, отпивает из бутылок, обкусывает принесённые в качестве закусок бутерброды и беляши. Но теперь гадит аккуратно, не увлекаясь, с оглядкой по сторонам.
В своём виртуозном гадстве он достиг уже определённых высот, и поэтому некие начальствующие товарищи, пока ещё не догадывающиеся о его истинной сущности, планируют повысить его по карьерной лестнице, и после Дня Парижской Коммуны назначить исполняющим обязанности директора пляжа. Тем более, что прежний директор как-то скоропостижно и очень подозрительно быстро помер.
Главное, что ничего не предвещало: бегал, прыгал, лизоблюдничал напропалую, совращал простодушных купальщиц, воровал пляжный песок для обогащения личных нужд — и вдруг прямо на бегу крякнул, охнул, посинел, побледнел и брякнулся в росшие вдоль пляжной ограды кусты рододендрона. Этим начальствующим товарищам расспросить бы повнимательнее нашего бывшего мальчика, от чего этот ферт всё-таки помер, но они расспросить не догадались и не догадываются. Хотя он ими всё равно бы правду не рассказал. Не такой он дурак, чтобы правду рассказывать. Зачем ему это? Накой? Тс-с-с-с…
Посткриптум. Да, самого главного я вам не сообщил. Зовут этого бывшего мальчика тире нынешнего эффектного меньжира Гарькой. Внешне — самая приятность: морда круглая, носик — пуговкой, лобик — тыковкой, глазки — поросячии, ушки — лопухами и на свет просвечивают. И кого увидит, сразу улыбается. Как родному и невероятно близкому. Так что если его на улице встретите, то сделайте вид, что не заметили. А лучше на другую сторону побыстрее перейдите. На всякий случай. Мало ли что. Старушку помните? А директора пляжа? То-то. И не забывайте. Никогда. Целее будете.