Вставайте, граф, рассвет уже полощется…  Юрий Визбор

Он встал, когда, в соответствии с песней, рассвет вовсю заполоскался унылой серостью за грязным стеклопакетом.

«Могла бы и окна помыть, — раздраженно подумал граф. — А то ей все трын-трава! И что ночью было, и что днем происходит. Только глянет мимоходом — и все… Одни понты. В графини метит, чесслово. Ну, это фига! Сначала дом содержать научись, чушка!»

Вообще-то его Иваном звали. А граф — кликуха такая. Нынче модно стало — чтобы кроме имени и фамилии еще деталька особая у человека появилась. Иначе скучно жить, темновато.

— Вы поразительно импозантны, — проворковала как-то одна дама из фирмы, где трудился Иван, пристально к нему приглядываясь. — Графская кровь, не иначе.

Так и прижилось.

Граф полез в холодильник. «А там зима, пустынная зима…». Белая и морозная. Снежная. В соответствии с песней. Пальцы заледенели, пристыли к паршивому металлу.

«Пельменей хоть бы купила, стерва, — затосковал граф. — “Веселого кока” или как его там… “Сам Самыча”. Слопали бы… Почему я такой несчастный, неприкаянный? Ни любимой, чтобы нормальная была, хозяйственная, с тряпками бы умела обращаться, ни друзей, которые бы не просто водку хлестали да пиво “Невское”, а помогали бы в тяжелых случаях, ни профессии…».

Курьером служил Иван, бегал быстро, никаких важных бумаг и документов никогда не терял. Волка ноги кормят. Да только долго ли? И кормят-то не очень…

Отмотав положенное за день, вышел Иван под вечер из родной своей станции метро «Бибирево» и призадумался. Хотелось есть и пить, но еще больше хотелось прогуляться.

«Пройдусь немного, — решил граф. — Тут до леса недалеко».

Граф дошел до развилки и огляделся. Места начались незнакомые…

«Что-то я здесь ничего не узнаю, — удивился он. — Странно…».

Люди вокруг исчезли, словно стерлись с лица Земли, и автобусы шуршать перестали, и затих вдалеке протяжный жалобный вой двигателя последней машины. «Как перед концом света, — подумал граф. —Интересно… И страшно почему-то. Колдовство… Ишь ты…».

Он перешел дорогу и наткнулся на большой камень.

«Сволочи! — возмутился Иван. — С кладбища сперли! Прямо с могилы! Вон и надписи какие-то есть… Совсем ничего святого у людей не осталось!»

Он подошел поближе. И в изумлении прочитал: «Направо пойдешь, Ванечка, — президентом России станешь, чесслово! Налево пойдешь — премьер-министром непременно будешь, а коли прямо пойдешь… Не ходил бы туда, Ванек, не советую!»

Граф три раза перечитал надпись. «Кто это Ваньку валяет? — озлобился он. — Набить бы тому морду… Развлекается народ! Предсказания на камнях с большой дороги пишет…».

Кругом было тихо и пустынно. Ни души… Словно вымерло все. Где-то далеко стонала земля, плакала, как перед бурей. Но мы с ней еще поспорим и помужествуем, согласно великому завету.

Граф присел на сухую, пыльную, какую-то неживую травку перед камнем и стал рассуждать. Посоветоваться все равно не с кем.

«Зачем мне становиться президентом? — размышлял Иван. — Хотя вообще-то неплохо… Ну, это как посмотреть… Ответственности много, зато слава на всю оставшуюся жизнь. И пенсия огроменная, и привилегии. Даже если опозоришься. А я точно моментально провалюсь… И вообще: из курьеров — во власть… Ну и балда же я! Чесслово!»

Еще больше призадумался Иванушка. Душу как-то нехорошо гнуло и ломало. Ее трясли и перемалывали внезапно проснувшиеся желания. И где все они бродили до сих пор, паразиты?!

Никогда Иван тщеславием не мучился и ни о чем заоблачном не воображал — чего зря думой озадачиваться?! А тут на тебе… Как наткнулся на этот камень поганый…

Затосковал Ваня. И поднял к небу горький взгляд. Над ним пролетала стая неизвестных ему птиц. Осень как-никак, конец сентября… Пора и в путь-дорогу… Может, и Ванюше тоже пора? Настал его звездный час… И мир ждет его решения, опять же согласно известной бардовской песне.

Решение… А где оно?

Иван тяжело вздохнул. Что делать-то?! Как быть?! И кем… Может, лучше премьер-министром? А чем лучше? Ну, чем?! Тоже вечная головная боль и пенталгин в кармане. Хотя анальгин запретили во многих странах, как для здоровья опасный, у нас им торгуют запросто. А почему? Да русский человек — он ко всему привычный, все выдержит, не сломается и даже жаловаться не станет. Ну, попереживает себе втихомолку, если что нехорошее случится. Терпение у него завидное. Хотя, наверное, не будь у него этакого терпения, он давно бы жил припеваючи. Правда, он и так живет припеваючи. Но это только после водки да пива «Три богатыря». Исключительно с их помощью. А вот если без них…

Да, премьер-министр — тоже неплохо. Весь кабинет министров перед тобой встает, едва ты входишь. Солидные мужи линейками вытягиваются, прямо как дети в классе перед учителем. Здорово…

Иван размечтался. «Вот вхожу, а они дружно вскакивают… Стойкие оловянные солдатики по стойке смирно… И на стулья не шмякнутся, пока я не сяду и не кивну им снисходительно и этак небрежно… Пригрезилось… Ну, и балда же я! Как говорил один известный персонаж Папанова, вроде на букву «Л», “сядем усе”. А это для чего? Глупости… Да и немногие из министров на нары угодили. Погорели, правда, двое ненароком. Один вроде на букву «С»… Зато к ним и амнистия подоспеть всегда готова. Но все равно… Зачем рисковать? Курьер — оно куда спокойнее. А что там еще на камне паршивом написано? А-а… Прямо ходить не советуют, опасно, дескать…».

Иван встал и решительно зашагал прямо.

Он не подозревал и даже слыхом не слыхивал, что три альтернативы развития его дороженьки четко отражены в архетипическом образе народных сказок — витязь на распутье. И надпись на том путевом заветном камне гласила: «Налево пойдешь — голову сохранишь, коня потеряешь. Направо — конь спасется, а голова нет. Прямо пойдешь — женату быть!»

А если бы знал-ведал о том Ванюша, граф бесталанный, то ни в жизнь бы туда ни ногой! Жена… Да это же страшная сила! Убойная, можно сказать. В смысле и прибьет, и убьет, и притом глазом не моргнет. Когда-то пытался припомнить Ванечка, что вроде бы у Лермонтова какому-то герою на букву «П» гадалка предсказала смерть от злой жены.

Но не зацикленный сегодня на сей пессимистической ноте Ванька-дурачок по прозвищу граф шагал себе и шагал.

Дорожка быстро помчалась под уклон, стала глинисто-скользкой и пошла хитро завиваться в разные стороны. Будто пьяная. Направо-налево, налево-направо… Дура, чесслово! Рода женского…

Потом тропинка взлетела к небольшой рощице с хилыми редкими полуободранными березками. «Козы, что ли, погрызли? — подумал граф. —А они здесь откуда? И куда я иду? Ведь хотел быть счастливым, а не наоборот. И шагал поэтому… А тут, по всему видать, до счастья далеко, а до беды близко».

— Стой! — крикнули рядом.

Вздрогнул Ванюша и остановился. Оглянулся. Прищурился. Занедоумевал…

Нет никого. А голос? Женский голос тот был, ласковый… Хотя приказ отдавать умел. Да все бабы приказывать могут, они к этому сызмальства приучены. И остальное им — трын-трава.

— «Мальчиков всех под каблучок»… — пропели рядом.

Прямо боевой клич к действию… Из репертуара какой-то певицы на букву «Г».

Граф завертел головой. Направо-налево, налево-направо… Никого. Только убогие березки, пытающиеся хоть как-то продлить свою нищую жизнь. Танцевальный ансамбль такой когда-то был. Давно…

— Вань, не узнаешь разве?

А какой милый голосок — прямо мур-мур-мур… Московский уголовный розыск, чесслово.

— Хватит Ваньку валять! — обозлился граф. — Выходи и покажись! Ишь, разыгралась, придумщица… Загадки тут загадывает!

И она вышла из-за ближней березки. Стояла прямо, потупив глазки — худая и ловкая, в платочке и сарафанчике.

«Холодно ведь, — пожалел ее Ванюша. — Осень… А она в летнем… Правда, они все нынче в топиках, круглый год, зима не зима, все одно — пузо голое…».

— Ты кто? Откуда? — спросил он.

Ветер прилетел и рванул графа за воротник, прямо бандит бибиревский, властям неподвластный.

— Девушка, — скромно ответила она.

— Я вижу, что не мужик, — захмурел Иван. — Ты откуда знаешь, как меня зовут?

— А сюда может прийти только человек с таким именем. И ты еще прехорошенький.

И она засмеялась, закружилась на месте. Сарафанчик заиграл блестками.

Приосанился Иванушка. Взыграло ретивое.

— Я давно тебя жду, миленький. Лет эдак сто. Или сто двадцать. Не помню точно.

— А и здорова же ты врать! — восхитился граф.

И стал к незнакомой девице приглядываться. Может, из психушки дала деру? Санитаров охмурила — и вырвалась на волю.

А она закручинилась, загоревала.

— Я тебя столько лет ждала, прислониться ведь тут не к кому, одни стволы кругом дубинноголовые! На твои обнимашки-признавашки надеялась. А от тебя угрюмостью во все стороны веет.

Иван обиделся, принюхался.

— Чего несешь? Ничем от меня таким не веет!

— Я пельмени варить умею, — вдруг сказала худышка, резко остановившись. — Ты ведь мечтал о них совсем недавно, Ванюша. Купим себе «Кока», сварим и съедим. С маслом и с перчиком. Вкусно!

— Отрава! — честно сообщил граф. — Ладно, купим. А дальше что?

— А дальше… — хитро прищурилась колдунья, — дальше… Я тебе окна вымою, Ванечка. Пока еще не очень холодно. Холодильник продуктами набью. Утром кофе тебе варить буду…

— Без кофеина, — посоветовал граф. — Давление у меня, сама знаешь…

— Знаю, Ванечка, — кивнула девица. — Можно и без кофеина. Теперь модно стало брандахлыст пить и нахваливать.

— Я президентом хотел стать, — брякнул граф.

— Да ладно! — Березка свела в полосочку пшеничные бровки. — К чему забредать в дали дремучие? Охолонись! Каким еще президентом? Хотя фирму-компанию можно открыть. Возглавишь. А что продавать будем?

— Вино! — выпалил граф.

— Дурак дураком ты, Ванечка! — вздохнула девица. — Там с акцизами неразбериха… Зачем тебе эта морока? Давай лучше торговать золотишком.

— Ишь ты… Намыла? — хмыкнул граф. — На приисках была?

— Золото — не проблема, — отрезала незнакомка. — Презренный металл. Штамп поставил — вот тебе и проба! И все бросятся пробу снимать! А нам навар! Понял, нет?

— Да как тебя зовут?

Граф начинал нервничать и сознавал все яснее и яснее — Березка перешла ему дорогу, чесслово. Коронованная и посвященная в высшие тайны магии, как сами о себе пишут в объявлениях колдуньи, эти раздобревшие маринки влади.

— Возьми меня к себе домой — там и узнаешь! — залукавила худыха. — Холодно мне здесь, Ванечка, одиноко… Я столько тебя ждала…

— Заныла… Еще бы не холодно, — проворчал граф. — Одеваться по сезону надо, модница. Вечно у вас то сиськи наголо, то сапоги на босу ногу. А потом бронхиты всякие с отитами.

Он поднял голову — незнакомые птицы летели низко-низко, острым черным углом резко прочертив подозрительно светлое, бесхитростно голубенькое небо.

— А камень? — спросил граф.

— Да кто его бросит? — удивилась Березка. — Все мы не без греха… И счастливым ты быть хотел, помнится, а не наоборот. Что, неправда?

— Правда… — прошептал граф. — Чесслово… Ну, и балда же я… Ничего не понимаю…

— А зачем тебе это, Ванечка? — пропела девица. — Чего-то там понимать… Люди жизнь проживают, до самого-самого конца, а осознать так ничего и не могут. Неспособные.

Граф опять призадумался. И присмирел.

— Да? Разве? Но я вроде тут заблудился… Не знаю теперь, куда идти к дому. Где дорога-то?

— Иди за мной, Ванечка! — усмехнулась эта загадочная. — Главное, ты всегда иди за мной. След в след. А я всегда в тренде.

«Что же там было написано, на том камне?» — тщетно попытался вспомнить граф. Не вспомнил и махнул рукой. Ну и ладно… Еще ломать себе голову. Заболеть может.

— Пенталгин у меня есть, — ласково сообщила Березка.

И опустила руку в кармашек. Затихла. Задумалась о чем-то своем, девичьем.

— Эй! — крикнул Иван. — Ты чего ровно неживая? Колесо мне обещала… Болеутоляющее.

— Сейчас, сейчас, Ванечка, — заторопилась девица. — Сейчас… Все тебе будет. И колесо тоже. И вообще хорошо со мной. Никого другого не пожелаешь. А там, на перекрестке… Да там уже камня от камня не осталось!

— Чесслово? — удивился граф. — Ну и хорошо! А то повадились дурить нашего брата. Пошли!

И лесная дорожка, ласковая и плутоватая, охотно бросилась им под ноги.