Наука, как и искусство, бессмертны. Красиво думать и выражаться не запретишь. И просто стремиться к истине так же. А вот большая Наука и большое Искусство, как система институтов, организаций смертны. Именно это, то есть медленное схождение под нуль под фанфарным уважением, и происходит сейчас с наукой и искусством. Они знали времена расцвета, а сейчас агонизируют и загибаются, хотя через десятилетия или даже столетия ничто не помешает возникнуть им вновь, но уже в новом для нас неведомом качестве.

Простая же наука, я бы назвал ее повседневной, никогда не прекращается и не прекратится. Такая наука — это наблюдение над природой, систематизация фактов и размышление над ними с целью найти причины и следствия. Все практические науки: астрономия, геология, медицина повязаны именно такой схемой. Ибо эта схема лежит в основе человеческого знания. Такая наука направлена на предметы, воспринимаемые непосредственно нашими чувствами. Чтобы заниматься астрономией, достаточно пары глаз и склонного к наблюдениям и размышлениям ума.

*

— Ученые тоже люди.

— А человеку свойственно заблуждаться.

— А еще человеку свойственно упорствовать в заблуждениях.

— Cuiusvis est errare. Nullius nisi insipientis in errore perseverare.

— Ну не скажи. Чаще всего в науке заблуждение это единственный способ существования ученого. В самом прямом смысле слова. В одной пьесе герой говорит о талантливом геологе, которого зажимают коллеги: "Даже если он откроет алмазную гору, он никого этим не обрадует. Страшно даже представить себе, сколько он ученых репутаций погубит, сколько люду от академиков до лаборантов  лишит хлеба насущного своим открытием". Возьми наших археологов. Они открыли на Алтае так называемую скифскую эпоху. При том что с самого начала было ясно, что никаких скифов на Алтае по определению быть не могло: скифы были в Причерноморье, а в условиях отсутствия массовых коммуникаций один народ не мог в ту эпоху занимать такую громадную территорию. На Алтае были родственные скифам сакские племена, которые были уже досконально и всесторонне изучены академиком Руденко. Но наши "ученые" археологи продолжают и продолжают копать, не находя ничего нового, а лишь умножая так называемый археологический мусор.

— Фальсификации?

— Не совсем. Они находят действительно предметы древности. Но поскольку аналогичных уже найдено до не хочу, такие находки никак не расширяют научную базу.

— И почему они это делают?

— А потому что за саков никто гроша ломаного им не даст. Саки — это народ неинтересный для западной истории, возможно, и несправедливо неинтересный. Но западная история идет за Геродотом, а Геродот не знал саков. Он знал скифов и массагетов. Все научные исторические журналы и центры находятся на Западе. Там степени, гранты, деньги. Поэтому московские историки поддакивают западным. А наши региональные "научные" центры это филиалы московских. Ты можешь, конечно, настаивать на саках, говорить, что раскопки на Алтае бесполезны, ибо ничего нового не несут. Но тогда нужно закрывать наших историков, прекращать выделять деньги на раскопки, не публиковать их трудов и не давать степеней. Ты веришь, что кто-то в уме и трезвой памяти пойдет на это?

*

Наука нравственна не потому, что одни ученые нравственны, а другие нет. Наряду с щепетильно порядочными Резерфордом и Бором был жопошник Ньютон и человек в футляре Лейбниц, который за всю свою жизнь если и не сделал никому зла, то и милостыни не подал ни одному нищему.

Нравственность науки состоит в принципах, на которых строится сама научная истина. В естественных науках одним из таких принципов является повторяемость опытов. Если ты чего-то добился, но этого невозможно повторить, то практически все твои достижения обращаются в нуль. Вот почему стоит ученому опубликовать свои результаты, так тут же его коллеги со всех сторон начинают их проверять. Резерфорд, приступая к исследованию радиоактивности, в течение двух месяцев повторил один за другим все опыты, описанные супругами Кюри.

А уж Ренгена повторяли кому только не лень. Нашли записи опытов, сделанных со вновь открытыми лучами, нашим изобретателем радио Поповым. Записи датируются февралем 1896 года. А Рентген провел свои знаменитые опыты на рождество 1895, то есть уже через 2 месяца А. Попов, едва получив статью Рентгена, тут же бросился проверять ее.

Молодой 25-летний Пастер, подававший большие надежды в науке, но только подававший и не более того, сделал для химического мира поистине сенсационное открытие: винная кислота, оказывается, состоит из кристаллов двух видов, одинакового химического состава и физических свойств, но по-разному из-за небольших отклонений в форме кристалла, поляризующих свет. Био, 70 лет и непререкаемого авторитета в мире науки, не поверил в это, но все же попросил Пастера зайти к нему на досуге.

— Это, говорят, вы открыли какие-то по-разному ориентированные кристаллы в винной кислоте.

— Да вроде того.

— А у меня как-то случайно оказался стаканчик винной кислоты. Вон она стоит на подоконнике. И при этом никак не поляризует свет. И где же там ваши кристаллы?

По его просьбе Пастер тут же выпарил соль из винной кислоты и стал на его глазах, — а операция была очень трудоемкой, на несколько часов, — рассортировывать кристаллы по открытому им принципу. Когда их потом снова растворили в воде, но в двух разных стаканах и получили и там и там винную кислоту, то оказалось, что она уже поляризовывала свет, но в каждом стакане по-своему. Что и требовалось доказать. И после этого случая Пастер стал постоянным протеже маститого ученого.

Но такой нравственности в науке, как и самой науке уже давно пришел пипец. Сегодня научные знания рождаются в мощнейших лабораториях, оснащенных уникальным от слова unic — единственный, оборудованием: один коллайдер чего стоит. Естественно, проверить истинность научных опытов невозможно. Для этого нужно построить второй такой же коллайдер. Но это еще полбеды. Вторая половинка беды в том, что научные результаты имеют сегодня не столько научное, сколько коммерческое значение и раскрывать способ, каким они добыты, значит бить себя по яйцам. Никто, а бизнесмены в первую очередь, на это не пойдут.

*

Математика в наше время уже не царица наук. Стянули-таки ее с королевского пьедестала и простые коммерсюги царице по короне надавали. Нравственность науки в математике полагалась на доказательстве. Будь ты хоть трижды академик, а не доказал теорему, проваливай. Будь ты хоть невзрачный школьник с Чукотки, а доказал теорему — и ты герой. Без этого математика невозможна, а поскольку такой порядок вещей в мире так же невозможен, то невозможна в реальном мире и сама математика. Хотя решительная оплеуха ей прилетела не снаружи, а изнутри. В физике явление существует, если оно существуют. В математике явление существует, если они непротиворечиво. В физике если явление противоречиво, а оно существует, то оно все равно существует, какие бы противоречия в нем не были. Возьми, к примеру, теплоту. Одни считают, что это невесомая жидкость, которая переливается из одного тела к другому...

— Теплород, что ли? Так его похоронили, сколько я слышал, еще 250 лет назад.

— Его похоронили, а он возьми да и воскресни. По крайней мере, в термодинамике теплота — это то, что передается от одного тела другому путем контакта, посредством теплопереноса через тело-носитель — воздух, допустим, — или радиацию, что вообще непонятно, что это такое. Назови это «непонятно что это такое» теплородом, ты ничего не прибавишь, но и не убавишь от термодинамики. Итак, одни за теплород в стыдливой форме умолчания о природе теплоты, другие же считают, что теплота — это кинетическая энергия хаотично движущихся в теле атомов и молекул. Одно несовместимо с другим. То есть явление внутренне противоречиво, но оно есть.

— Но все же большинство считает, что теплота — это движение атомов.

— На словах. А на деле, то есть в конкретных теплотехнических расчетах эти атомы никакого участия не принимают. Теплота просто передается от одного нагретого тела к другому — и баста. Но с другой стороны, при других расчетах, скажем, ядерного реактора, теплоту нужно считать именно движением мелких частиц. Таким образом, один и тот же инженер, ведет ли он расчет котла, — считает теплоту теплородом, ведет ли он расчет атомной бомбы, — считает тепло кинетической энергией атомов. Главное и там и там есть положительный результат.

— Но мы-то говорили про математику.

— А в математике, как я уже сказал, если явление непротиворечиво — оно существует. Кто видел, например, прямую линию? Да никто. Любая прямая если ее рассмотреть попристальнее, окажется совсем не прямой. Ну, хотя бы не непрерывной линией, а скоплением отдельных точек. Но противоречия в понятии прямой линии нет. А значит, она существует.

— А при чем здесь свержение?

— А при том, что таких непротиворечивых объектов можно придумать вагон и маленькую тележку. Когда-то Лобачевский построил геометрию без пятого постулата. Уже позднее открыли, что в евклидовой геометрии наряду с 5 явными постулатами есть еще 17 или 18 неявных. А потом оказалось их еще больше. И можно построить непротиворечивую геометрию, отказавшись и от любого из этих постулатов или их комбинации. Сегодня существует столько этих геометрий, что университеты и математические общества уже отказываются их рассматривать и даже публиковать, хотя опровергнуть их невозможно.

А если взять другие сферы математики, то сегодня математических школ существует в несколько раз больше, чем сертифицированных математиков. И что с ними прикажешь делать. Вот наш Будкин работает над теорией, которой никто кроме нескольких ученых в Чехии или Словакии не занимается. Вот они и варятся в своем соку, публикуют статьи, проводят конференции и никому, кроме себя самих неинтересны. И что прикажешь делать с такой царицей наук? Короче, она восседает пока на престоле, но уже не правит.

А к этому добавляется другая катавасия. Затеял ее Пуанкаре. Он вычислил орбиты комет, а точнее показал, что они а) замкнутые кривые б) периодические. И сделал это с помощью так называемого интегрального инварианта.

— И что это такое?

— А черт его знает, а если точнее, никто не знает. Он предложил объекты, которые не только противоречивы, но даже абсурдны типа круглого квадрата. Но они помогают решить задачу, то есть сходятся с ответом, и этого достаточно, чтобы принять их существование. А если этот ответ находится не в конце учебника, а в природе, то есть расчеты подтверждаются наблюдениями, то такие объекты считаются имеющими право на жизнь. Вот такая стала царица — всеобщая давалка, лишь бы покормили да приютили