После обеда к профессору нагрянула неплохо поддатая бабенка лет тридцати, ладная и складная. В кабинет вместе с ней сразу ворвались назойливые запахи перегара, дешевых сигарет и почему-то яблок. «Древо греха и познания», — устало вспомнил профессор.

Желтея уже бледнеющим, почти бывшим синяком на левой скуле, бойкая бабенка бесцеремонно шлепнулась в кресло у стола, не дожидаясь приглашения.

«Что у нас в институте делает охрана? — подумал профессор. — За что мы только деньги ей платим? Надо этот вопрос выяснить с директором. И где находится моя милая секретарша Майя Петровна?»

— За бутылец тебя куда угодно пропустят! — весело и свободно проникла в его мысли нежданная гостья. — Опыт жизни! А секретутка твоя, хоть и не молодуха, но страсть как духи любит. Не знаешь разве? Из своего запаса ей отдала. От сердца прям отрывала… Конечно, выпить ведь могла, да что делать!

Все прояснилось. Профессор вздохнул и уставился в двойной стеклопакет. За ним неощутимо благоухала сладострастием распарившаяся на весеннем солнце земля, беззвучно распевали легкомысленные птицы и неслышно гомонили пестро одетые дети, выросшие за зиму так, словно именно она была необходима детским требовательным организмам. «Мутанты», — подумал профессор. Хотелось подышать резиново-гибким, как шланг, ветром, но в кабинете мрачно завис загустевший воздух. В нем даже мухи увязали крыльями и, обессилев, падали на пол.

— Что вам угодно, сударыня? — обратился доктор к бабенке.

На редкость хорошо сложена, такая вся фигуристо-правильная… Профессор кинул осторожный взгляд искоса на ее ноги. Боже, какие колени… Совершенные по форме, а еще плюс ко всему круглые уютные локти… Они напомнили профессору операционную сестру Верочку, постоянно глядевшую на него в упор над туго натянутой маской. Верочка всегда словно хотела что-то сказать, но так ничего и не проронила. А потом канула в неизвестность… Давно это случилось, очень давно…

— Мужика мне нужно оживить, — бодро сообщила визитерша.

— Кого?! — поразился доктор.

— Да мужика мово, — так же энергично повторила бабенка. — Потому к тебе и пришла! Про тебя говорят, людей с того света вытаскиваешь. А я по Федору свому тоскую сильно! Все думаю: хоть бы возвернулся… Мы бы с ним, как раньше, пятницы праздновали…

— Пятница — черный день, — заметил профессор.

— У тебя, может, и черный, — заявила тоскующая. — А для нас «конец недели, пятница, столица веселится!..» — Она пропела строчку из песни и притопнула в такт ногой.

Боже, что это была за нога…

— И где же сейчас твой Федор? — спросил профессор, тоже решив отбросить всякую учтивость.

— А на Востряковском лежит. Участок номер… — Она запнулась. — Подзабыла я малость… Да это ничего, документ есть, где-то валяется. Выпил Федька чегой-то не то, ну и помер к утру. В себя так и не пришел. Я «скорую» вызвала, да поздно.

— Для них, значит, поздно, а я могу оживить? — усмехнулся доктор и закурил, подвинув преданной женщине пачку «Кента».

Гостья охотно вытащила одну сигарету и красиво затянулась. Некоторым бабам ох как идет курить! Настоящий шарм. Они это прекрасно знают, а потому плюют на будущий рак ради сегодняшнего мужского поклонения.

— Воскресить, стало быть, нужно твоего Федора… Но я ведь не Господь… Ты перепутала.

— Люди на тебя молятся! — сообщила бабенка и посмотрела на профессора круглыми от восхищения глазами.

Глаза ему тоже очень понравились, но задача, поставленная перед ним и столь безапелляционно сформулированная…

— Как же он был хорош, как красив, мой Феденька! А работал прям как круглосуточный маркет Рамстор! Но вот не стало мово дружка лучшего! — вдруг заполошно заголосила визитерша с профессиональными интонациями плакальщицы из древнегреческой трагедии. — И как же он походил на Мурилку! Прям вылитый!

— На кого?! — изумился доктор.

Бабенка сразу перестала выть и уставилась на него с недоумением, презрением и некоторой долей сомнения в его умственных способностях.

— Ты чего, телик не смотришь? Сериал про клона не видал? Ну, ты и мудилка! Прям серый, как асфальт! Вот там актер с этим именем… В заглавной роли. Интересный сериал. А играют как! Я прям вся исплакалась глядючи! А опосля кассету с фильмом себе купила.

— Неужели так трогательно? — недоверчиво спросил профессор.

Он скептически относился к любым сериалам, мелодрамам и телевидению со всеми его скользкими манилками.

— Говорю тебе, что здорово! — обозлилась гостья и гневно притопнула ногой.

Колено безупречной формы давно забытого цвета деревенских сливок из далекого летнего детства назойливо маячило перед взором потрясенного профессора. «Боже, сжалься надо мной, — в отчаянии взмолился он. —Помоги мне, Господи!»

— Чегой-то ты сбледнул с личика! — участливо заметила бабенка. — Может, выпить хочешь? У меня есть…

Доктор замахал руками.

— На работе не пью.

— И правильно! — горячо одобрила пришелица. — Так будешь мово Федьку оживлять? И сколько ты за это хочешь? Только знай, много денег у меня нет…

Профессор задумался.

Верочка… Куда она неслышно сгинула тогда из операционной навсегда? И больше так и не появилась. Где она сейчас с ее мягкими локтями и нежными слабыми прядями, плотно прижатыми к голове белой шапочкой? Хорошо было бы вызвать ее оттуда, куда она ушла… Но доктор не знал ее адреса и даже примерного направления.

А тогда… Тогда он просто буркнул, оглядев операционную:

— Где Вера?

— Она уволилась, — объяснил ассистент. — Вместо нее теперь у нас Тамара.

Почему он не искал Веру? Почему не бросился за ней вдогонку, наплевав на работу, карьеру и репутацию? Какие пустые слова… И Верочка… Разве можно было даже сравнивать их и ее?! Но он сравнивал. И сделал свой выбор…

— Вернуть никого нельзя… — грустно пробормотал профессор.

— Да про тебя люди говорят, что ты каждый день больных с того света возворачиваешь! — привычно завопила бабенка. — Я потому к тебе и пришла! Больше не к кому! Русским языком тебе это битый час долблю! Чегой-то ты такой бестолковый?!

— Я несчастный, — неожиданно признался доктор.

— Ну да?! — поразилась визитерша и вновь растрогалась. — Что, тоже кого потерял? Свою бабу, поди? — В тонкости ей отказать было нельзя. — Так давай вместе их и возвернем: твою кралю и мово Федюшку! Ох, как любила я его, как берегла, как по нему млела! И словами не передать! — опять истошно заголосила гостья. — А уж как он красив был, как работал…

— Слушай, хватит выть! — поморщился профессор. — Надоело! И про красоту его и работоспособность я уже сильно наслышан! Ты дурью не майся, а ступай себе домой! Умер человек, нет его! Что тут тебе неясно?

— Да ничего неясно! — снова заполошно заблажила бабенка. — А тебе разве тут все ясно?

Доктор в замешательстве потер лоб. Она была права — ясного тут оказалось маловато…

— Федьку назад хочу возвернуть! Федьку! — настойчиво орала молодуха.

— Да мало ли кто чего хочет! — не выдержал и взорвался в ответ профессор. — Я тоже много чего хочу! Свои требования надо сдерживать и вообще держать себя в руках!

— А зачем? — спросила плакальщица.

Ее простой вопрос опять завел профессора в тупик. Действительно, зачем? Зачем всю жизнь держать себя в руках, а не просто жить, спокойно и радостно?

— Людей возворачивать надо! Возворачивать надо людей! — кричала бабенка и топала прекрасными ногами. — Если ты можешь, их надо возворачивать! Понимаешь, ученый?! Тупой ты! Быват, что без человека — никак! Так вот и вертай их назад, если можешь!

«А что я могу? — печально подумал профессор. — Ни-че-го… Для чего я прожил эту жизнь?.. Ради этого пустого короткого слова в три слога?.. Ве-роч-ка… Тоже три слога… Но сколько в них спрятано…».

За стеклопакетом неслышно буйствовал и шумел яркий мир. Солнце нехотя потянулось к закату.