По всему владимирскому ополью исправно плыли белые кучевые облака, празднуя середину жаркого лета. И приключилась такая история, что прилетели на покосную делянку сбочь Муромского леса воробей с воробьихой, примостились на березе, стали поглядывать туда и сюда.
Повседневное их местообитание к сенокосным хлопотам не имело отношения. Несомненно имело всего лишь к дому в деревне Малиновая гора, где жил Игнат — где смастерил парнишка для юрких пичуг на высокой жердине прочный синичник из сосновых плах.
Поселение по прозванию Малиновая гора привечало и зарянок, и скворцов, и тех овсянок, что любили петь в кустах черемухи возле тихой речки Пекши. Если воробьи вопреки Игнатову желанию всё ж таки угнездились на синичкином шесту, то слишком много у них шустрости было — хватало и на другие бойкие занятия.
Вот, значит, ерепенится глава семейства, крутит головой и крыльями не забывает похлопать, сидя на толстом суку.
При всем при том, сей бойкий володимерец на березе что сотворяет особо незабвенного? Он знай себе поглядывает черным глазом-бусинкой на школьников, что решились в помощь косарям быть возчиками здешнего сена и выбрали Игната бригадным начальником.
Посуетится минуту-другую воробей, затем нацелит клюв, сглотнет зеленую гусеничку с листа и сам себе докладает:
— Я не так, чтоб разобиженно гляжу. У меня, к примеру, может быть и наоборот. Когда строгости поубавится, что мне тогда воробьихе вдруг толковать? Про бабушек наших, которые гостей завсегда привечали, а потом с радостью провожали туда, откуда те заявились, мне беседы беседовать нынче нет обязательности. А вот насчет парнишки этого… касательно Игната причина есть, чтоб не смолчать.
Меж тем ребята, покончив с покосными хлопотами, принялись возить зерно со ржаного поля на ток. Дядя Трофим, что считался бригадиром у взрослых в деревне, держал в уме: шестиклассник Игнат сделает всё что полагается. Как раз ответственно подучил его на конюшне дед Воронихин, когда доброхотный помощник день за днем обихаживал рысачку Нежданку.
Нынче паренек без подсказки враз готов очутиться рядом с тем школьником-возчиком, у кого приключилась нежданная заминка с конем. Истинно, что долгой не будет остановки в пути от комбайна уборочного, в дороге от полевой загонки — да на ток, где зерновому золоту самое верное место. Там, на площадке с краю деревни, по ночам сияли во всю мочь электрические лампы.
Как сушилка, так и веялка, они без передыху горячились — ловкие механизмы.
Сутками напролет шумели всеми рабочими частями, задавая живую быстроту нынешней хлеборобской прилежности. Их железная старательность наполняла четким таканьем пылеватые простенки строений. Коль до элеватора в районном городке не близкая дорога, то при большом урожае годились на первый случай всякие старые сараюшки у реки, в низах Малиновой горы. По таковской поре подле серых бревенчатых амбаров мякинные вороха приподнимались безостановочно.
Ввечеру электрическое сиянье здесь послушно разгоралось, и заметно терялись звезды-искорки, решившие обозначиться на потемневшем небосводе. Мошкаре светлые окрестности в известную благость: почему не мельтешить возле теплых пирамид блестящими слюдяными крылышками?
Однако на крошечных летунов шибко большого внимания — чтоб на особицу рассерженно и крикливо — никто не обращал. Уборочная страда, она ведь не что иное, как догожданная работа. И благодарность ржаному полю за всё щедро пригожее, которое дадено сельским обитателям наперекор погодным неурядицам.
Игнат, как настанет час ребятам отдыхать, отправит их по домам. Сам порой задержится на току.
Охота ему на железные механизмы посмотреть, пройтись вдоль берегового уреза Пекши, посмотреть на тихую воду, послушать черемуховые заросли, где постепенно затихают птицы.
Вкруг деревни все места до завлекательности красивые. Знай путешествуй тут пешим ходом хоть днем, хоть вечером. Завсегда глазам есть на что прицелиться, прочувствовать кое-что и в доподлинной любознательности понять. Можно у реки даже задаться кое-какими вопросами, коль появится желание поразглядывать звездную над головой глубину.
Непрочь Игнат, возвращаясь позже домой, поразмыслить: в тех далеких мирах хватает, небось, всяческих интересностей, однако есть и у нас, в неумолчной Малиновой горе, на что глянуть — умельствам поудивляться, каким золотым пригожестям порадоваться.
Что правда, то правда. Наблюдаются сегодня и толпотворенье работяще снующих людей, и таканье упористо громких машин, и даже таковское дело различишь, как бойкое ржанье конское.
Лошади очень даже пригодились. Хоть молодые, как рысачка Нежданка, хоть пожилые, как Зорька, за которой конюх советовал поусердней приглядывать и которую нагружать сильно все ж таки не советовал.
По дороге с поля на ток скрипят потихоньку повозки ребят. А если жеребцы и кобылы позволяют себе высказываться, то ведь не по причине томительных тягостей — Игнат внимательно смотрит, чтоб сполнялись заботливые советы деда.
Скорее всего, дружка дружку завидя, они приветствиями обмениваются, делятся особым довольством: вышли мы из конюшни на полевой простор, поближе к вольным веселым ветрам, как раз оно и ладно!
Что касается Нежданки в непременности, шибко Игнат рад, что с рысачкой много ране подружился и первой она пошла у него по верной тропке вспомоществованья малиновогорской страде. После нее обозначились в школьной бригаде все ходкие проживатели заведения, где командовал Воронихин.
Пожилой малиновогорский обитатель Малиновой горы имел свою постоянную пристрастность, именно она повелевала ему толковать неунывающую правду — крепкую, ровно испеченно свежая ременная упряжь.
— Трудятся мои подопечные ответственно. Взять хоть гривастых тяжеловозов, а хоть и тех, которые порывистые, быстроного рысистые. По мне когда, нет спора: хорошо, по мере вполне приличной, все они видны во ржаных и пшеничных раздольях нашего ополья.
Случалось, конечно, механизаторам кое-каким очутиться вдруг поблизости и посомневаться в правоте конюха, но тот никому спуску в докучливых рассуждениях не давал. Раз и за другим разом вскидывался, выказывал твердость: право слово, не ко времени, совсем не к спеху всем нам отказываться от упряжных лошадок!
Ему было не с руки, коль набрал солидное беремя годов, играть в молчанку с любителями всяких мудрено бойких железок. Немало веских соображений имел за душой, и точнее точного, что не лишними смотрелись те для обнародования.
Не забывал он, отправляя в дорогу — в упористое старание — колонну молодых возчиков, дать ребятам нужное доброе напутствие. При всем том возьмет и подмигнет с видом заговорщика:
— Не потребляет конь бензина. Вот какая замечательная штука у нас обрисовывается.
Иной раз подойдет поближе, заботливо подивится на колесные ступицы, переведет вгляд на вожжи в Игнатовой руке, на крепкую ременную упряжь Нежданки, затем прошепчет, вроде как выдавая наибольший в мире секрет:
— Что бы там ни пели справные малиновогорские механизаторы, охочие до юркой ловкой скорости, только лошадному возчику полагается хранить завсегдашнюю зарубку на умном носу. Насчет того, что и телега заметно скрипучая и тягловая сила пофыркивает, однако же всё для пользительности — для прославления доподлинно экономного рода транспорта.
Может Воронихин подпустить дружному школьному товариществу мимоходную вдруг усмешечку:
— Разрешите доложить! Дыму от повозок никакого. Ни под каким предлогом, ни боже мой. Отходы если приметите, что ж тогда… ищите им подходящее место. К примеру, очень пригодятся они в капустных огородах. Это я вам говорю, старый деревенский жилец. Для молодежи напраслину городить нет у меня досуже горячей нужды, спорить охота?
Никому возразительно поспешать не желалось, поскольку произносилась речь с доподлинным толком. С чувством по всей правде сильным и для понимания вполне подходящим.
Всё ж таки расположенного молчания юных доброхотов не доставало конюху как раз для безотказного успокоения взволнованного сердца. Требовалась беседчику непременная сиюминутная поддержка, и он подступал к Игнату, которому завсегда в удовольствие было погладить Нежданкину холку:
— Что, молодой бригадир? Стоишь, помалкиваешь? Намерение заимел вдруг соседиться к рысачке? Когда супротив моей седой бороды захочешь высказывать какие словеса вне всякой ожиданности, то вмиг здесь обозначится большая напраслина.
Но тот рта не раскрывал, а все прочие если куда поторапливались, то лишь в неоспоримую улыбчивость и явное нежелание отвечать на дедов наступ. Не случилось ведь причины голос в задорности возвышать.
Говорливость конюха имела резонную подпорку — много чего знал он, старый деревенский проживатель, и много всего повидал на своем веку, чтоб с механизаторами, на особицу громкими, не соглашаться.
Тем временем заревое лето шло неуклонно. Отличалось оно тем, что было и благосклонно теплым и громовым в солидную облачную силу. Ржаные колосья зрели себе вполне сообразно, а в садах, в огородах Малиновой горы всё прочее тако же наливалось как раз беспрестанно. Хватало кажинную короткую неделю радостного, хлопотливо жадного труда.
Само собой, ребятам скучать не приходилось. Они день за днем правили коней в поле за скошенным лугом.
Хлеборобам помогали с непоказным прилежанием, с неуступчивой готовностью ездить в погоду, хоть не очень теплую, хоть шибко жаркую. Что и говорить, хозяйственной попечительности в повадках молодых возчиков заметно прибавлялось.
Когда честным трудовым часам воспоследует нехилая добавка, то почему бы парнишке новейших сил не набираться, не мужать?
Взять да посмотреть на Игната, так ведь руки и шея набрали загару по вполне приличной мере, волосы на голове от упорной светлости солнечной выбелились. Если по февралю доводилось тройку раз ему покашлять простудно, то нынче хвори в сторонку отошли, не мучили больше. Затаились, небось.
А скорее всего напрочь из парнишкиных жил сбегли в пятки. И, пожалуй, дальше: в сырые, сплошь тенистые лесные урочища, где им обитать солнышком ярым даже по летней поре всё-таки не возбранялось.
Коль скоро кому знать интересно, командир Нежданки что ни утро выпивал кружку парного молока из дойного бидончика. Не уклонялся, застольно потчевался ложкой свежего цветочного меда из липовой баклажки, расписанной по кругу алым лепестом.
Не забывал и того мудро настойчивого упражнения, чтоб перед завтраком старый железный лом вверх поднимать с растущим счетом. И пять, и шесть раз, и заметно больше при обнаружившейся добавке сил.
Что было, то было: не отказывался упористо вздымать, а тако же приседать с неизменной тяжестью на плечах. Порой подбадривать себя приходилось, но легкие дышали свободно, с радостной пылкостью и нестихающим желаньем крепкого — вполне справедливого по малиновогорской страдной поре — здоровья.
Сколь много весила длинная стальная штуковина, если призадуматься, то и не так уж важно. Однако плечи она добросовестно тянула книзу, день за днем укрепляя тело. Ну-ка, спина, распрямляйся! Выправляйся, грудь! Ноги, давайте старайтесь, пружиньте прочней!
Становая сила растет невозбранно? И ладно.
Утруждались мышцы Игнатовы с любой стороны, знай наливались новой крепостью. Теперь что усердность таить, множились они по таковской простой причине: наклончики, поднимания, да опускания, да приседания при тяжеловесном ломе не имеют привычности проходить даром.
Немочь простудная, может, являлась парнишке по февралю, но летняя пора свое проговаривала. Ведь вечерние омовения в речке—невеличке присовокупляли ко широкоплечей крепкотелости еще и веселую бодрость духа.
Оттого возлюбил Нежданкин погонщик посвистывать черемуховой пташкой, проезжая мимо конюшни по деревенскому прогону.
Другие ребята из школьной команды, заметив однажды его новейшие пристрастия, смеяться не кинулись, вошли в понятие: бригадир по всей форме заимел право быть завсегда стойким, радостно толковым начальником.
За тем временем Игнат, утренними часами поупражнявшись, вдруг подвинулся в песнетворчество — пошел от негромких посвистов в тот голос, когда слова сами просятся наружу. Опять деревенские сотоварищи смекнули: не к месту здесь потешаться, а нужно по уму рассудить. Не напраслинная проклюнулось у паренька дорожная звучная мелодичность.
В широкую любезную силу обернулись для него прохладные речные купания. Вызвали они что? Подъем довольных чувств.
Есть нынче у бригадира умельство и способности, когда хорошо слышны, видны малиновогорские чудеса. И зеленые перешептывания черемух возле речки, и все необыкновенно причудливые подвижки высоких облаков, также и та веселая бурливость, с какой струится вода на речном перекате понизу огородов.
Сащок, приятель Игнатов, прямо сказал прочим ребятам: ну да, в луговых проселках объявился нынче задорный песнопевец! и что здесь особливо страшного? по—глупому, ровно с черемухи свалившись, никто у нас не будет пронырливо лезть в артисты, неожиданно исключительные!
Про таковскую луговую да полевую напевность прознали вскорости все, в том числе и мамка школьного командира.
Соседкам что встречно проговаривала? Только то — сильно крепкотелым стал парень. Прочным дубком уже смотрится. Если шибко длинный лом годится для сына, тогда нечего супротивно встревать в его ретивые занятия. Пускай себе поднимает с утра пораньше нелегкое железо, в охотку свистом да песнопеньями дорожными прочь гонит прошло-зимние хворобы.
Само собой, воробей — хлебом шустряка не корми, только повертеться дай поблизости — не спускал с мальчишки любопытствующих глаз. Поморгает всё примечающими круглыми бусинками, вслед за тем зачирикает, закопошится.
Супружнице бойко доложит: есть у меня соображение, что начальник школьной бригады дает слабину! на тележном передку допекло молодого возчика обложным многоцветьем вечерних зорь, прохватило неуступчиво сквозным ветерком с просторов ополья! все эти путешествия с Нежданкой довели аж до неугомонного песнетворчества!
Ответствовать всё ж таки воробьиха не торопится.
Взлететь на шест, где высится Игнатом смастаченный домок из сосновых плах, не отказывается. Как не упускает она возможности посматривать по сторонам, в дальние здешние дали с огуречными огородами, белокорыми уличными березами.
Тако же мысли сей час навещают и её. Ведь то верно, как ловко с недавних пор возчик ладит мелодию. Старается вполне устремленно. Ровно мастер птичьего щелканья, веселых переливов и многодивных трелей.
Не стоит собственного намерения скрывать. Нынче приходит ей на ум — потихоньку, рассудительно, про себя — высказаться:
«Ишь, какая петрушка начала вырисовываться в нашенской деревне! Призадумаешься, но придет неизбежно верная догадка. Зеленая петрушка либо черная редька — всё тут по летним временам едино! Молодежь трудится честно, хоть в капустных огородах, хоть во ржаном поле, хоть где. Нисколько ей не скучно в окрестностях Малиновой горы».
Пристрастно размыслив, она притихла в своем неоспоримо надежном домике. Потом не утерпела, показала короткий, но дородный — при широком объеме — нос из круглого летка, почала деятельно чирикать:
— Супруг! Слишком громок ты сегодня.
— Надо. Потому позволяю себе убежденно шуметь.
— Завсегда тебе поесть надоба. Нынче, видать, не хватило овсяных зернышек возле конюшни.
Тот приосанился, враз выпятил грудь и заявил:
— Хватило. Поскольку насчет добычливости вполне ушлый. Готов подсказать, что канителиться без пользы я не люблю.
— Однако теперь разохотился. С чего необоримо раскричался, канительшик? Гляжу, имеется у тебя приверженная стать во всю владимирскую горлопанить с верхотуры шеста.
И дальше на всех парах пошел у них спор.
У него заготовлен неподкупно твердый резон, чтобы поднимать голос. Шустряк хлопает крыльями, круче прежнего выпячивая грудь, и смело ответствует: пошумливаю здесь, потому как хочется.
Чик, понимаешь!
И больше того — чувык! Нельзя разве?
Супружница на заполошно беспрестанную усердность дивится. У нее своя каждодневная приметливость имеется на таковскую горделивость.
Она, известно, тоже не робкого десятка. Выскакивает из домика, выказывает супругу неуступчивую поперечность: отчаянный ты крикун и долгий забияка! Ну да пусть тебе, справляй беспокойно-бурное удовольствие, коль не можется вести себя приличней перед прочими птицами середь проулка!
Знай про удовольствие ладит супруг безугомонный, доносит наступательно свое донельзя хитрое понимание:
— Провалиться мне! Буду справлять со всем воробьиным приятствием! Потому как некоторые молодые малиновогорцы тоже не смолкают в полевых проселках. То свистят наподобие мелодичных овсянок. То звонкими песельниками заливаются на манер завзято голосистых черемуховых дроздов.
Спорщица нисколько не желает криком исходить, а сотворяет вот какую лукавую штуку — потихоньку вставляет колючее словечко.
Тут доходит до вещателя, способного прытко бойчить: его подозревают в глупой зависти. Напоминают к случаю, что сам—то непрестанный уличный пошумливатель вовсе не певчий дрозд. И при всем том очень даже непрочь покрасивей приподнимать голос — то бишь, посередь проулка заходиться до потери пульса.
Приходится, в печали тут воздыхай или не воздыхай, разгон приостановить, согласиться. Необорима природа воробьиная, и ты нипочем не станешь записным песельником. Хотя бы и чересчур завлекательно Игнат свистел вдоль проселков.
— Ага! Признал умельство паренька, — обрадованно зачирикала супружница. — На сей час, прежний волынщик, имею право поприветствовать твою понимающую разумность. Надеюсь теперича, она обернется честной повадкой.
Воспоследовало от бедового горлопана справедливо нужное признание, однако порешил он лишний разок вздохнуть: погожу всё-таки держать за нашенского, за малиновогорца владимирской закваски.
— Причина тебе ведома, дошло и до меня тако же. В деревне объявились его родители вовсе не сто лет назад. В то время, как мои дедушка и бабушка жили тут… со дней не знамо каких. Не сосчитать годков.
У заполошного такого ничуть не просто выспорить правду, а лучше всего взмахнуть крылышками и полететь по своим делам. Пошла воробьиха перепархивать с одной уличной березы на другую, не подзывая к себе крикуна. Тот разобиделся, оставшись возле семейного домика в одиночестве.
Глядя вслед супружнице, повздыхал сызнова, потом обзавелся новыми соображениями, зачирикал сам себе: ин ладно, виноват! малость провинился, в упрямство без опаски вдарился!
Нынче готов был признаться в кое-какой очевидности.
Да уж, не на шутку зацепил Игнат шустряка. Хоть песнями, а хоть и тем пристрастным обстоятельством, что шест рубить острым топором паренек никогда не порывался. И речи школьный командир произносил до сей поры всё больше серьезные. К месту, как правило. И начальствовал над ребятами в манере куда более спокойной, чем какая двойка проворно шумливых воробьев.
Поразмыслив, направился виноватый упрямец вдоль строя берез, чтоб с воробьихой замириться.
Касаемо верного друга рысачки, Игнат со всеми в бригаде старался по—прежнему дружить, пусть никто из них не последовал его примеру песнопевному. Управляя Нежданкой, продолжал он творить свои мелодии по дороге со ржаного поля на ток. А также на обратном пути — когда пустая повозка веселым громким тарахтеньем поднимала в небо птиц из глуби черемуховых зарослей.
Ясное дело, никогда он в мыслях не держал, чтобы топором во дворе махать, крушить, что ни попадя. О чем нынче думал, так это — хорошо бы по вечерней поре заприметить в небе звездочку. Ту самую, которую видел однажды и которая на отличку была яркой, завлекательно красивой посередь мерцающих огней глубокой вышины.
Частенько туда посматривал, да всё без толку, никак не попадалась она ему на глаза повторно. Однако же была вера в ее новое появление, оттого не откладывал он старания голову задирать, правя Нежданку в конюшенное стойло на закате дня.
Полнился паренек соображениями свойства необыкновенного. Ведь та огненно пригожая гвоздичка вверху не зазря столь нарядна. Вроде как случилась от нее подсказка: вечернему звездному хороводу вполне станет доступным мальчишеское разумение насчет природы. Хоть земной, хоть небесной.
Глаза человеку дадены разве понапрасну? Надобно видеть красоту. Ее много вкруг нас, она всем никакая не блажь, потому как открыта для радости, не для беды сусветной. Значит, от распрекрасно высокой гвоздички — когда задашь ей любопытствующий вопрос — не будет грубого порицанья. Не приключится насмешки с ее стороны.
Наступает ночь, стихают ветры, заметно ярче высвечивается тот приятный серебристо-голубоватый купол, что как раз выше уличных берез Малиновой горы. Ничуть не заметно, что капитальное равнодушие обустроилось там, в небесах.
Вот уже дома ты, готовишься ко сну отойти, а в голове вертится, безостановочно вертится:
«Верь в эту большую нарядную звезду! По сердцу придется ей мечтательный разговор, если вдруг осмелится, пристрастно заведет его мальчишка. До чего всё ж таки приветлива звездная лучистость!»
В деревне у взрослых был свой бригадир — дядя Трофим, и с ним Игнат обычно встречался на току. Потому в оказию нежданную принял он, школьный командир, появление набольшего начальника в своем дому.
Поздоровавшись с матерью, что хлопотала у печи, гость встал у порожка. Сапоги он аккуратно обчистил еще на крыльце, но дальше половичка всё же в комнату не продвинулся, так и встал у двери. С тихо-мирной деликатностью и даже некоторым смущением.
Кто бы не догадался, а Нежданкин погоняльщик не пропустил без внимания покашливаний, где было полным-полно душевной затруднительности, и быстро смекнул: не иначе, нужда приспела. Надобно человеку решить здесь неотложную задачу.
Чтобы полегче стало взрослым беседу беседовать, вышел во двор. У поленницы взял топор и принялся колоть березовые чурки на предмет печной растопки завтра поутру. Известно ведь, хорошо займется огонь, когда принесешь побольше тонких лучинок.
Не слышал древоруб вопроса, что был задан:
— А что, соседка? Твой парень по воду ходит часто?
— Пусть редко, — последовал ответ. — Но бывает иной раз, что недосуг мне. Тогда прошу Игната, и никогда от него отказа нет. Когда ведро принесет, когда все два.
— Вот оно как! — обрадовался гость. — Способно станет вести с тобой разговор.
Лучина к лучине, и уже лежит перед мальчишкой потребная кучка, но речи сбочь домашней печи не доходят до него. Если дал возле напиленных дров простор своим соображениям, то истинно прежним: сильно хотелось увидеть заветное миганье над малиновогорскими березами. Легко, в полную чудесность горится там всем в голубовато—серебристой вышине.
«Вон, говорят, солнышко тоже имеет привычку невозбранно сиять многие миллионы лет. Нет у него сегодня желания затухнуть быстренько, хотя родилось оно правильно, по всему порядку небесному. И когда-никогда подойдет его пресветлое горение к законному концу. Всё так, однако что людям тогда предпринять? Неуж помирать вместе с нашим солнышком? Покажись, дальная, шибко нарядная, огненная гвоздичка в просторно купольных краях! У меня есть вопросы неотступные касательно звездных жизней».
Однако нет ее как нет, и в полном соответствии с поздним часом, с природой земной и той — надберезово мерцающей, великолепно лучистой — понес паренек свою кучку лучинок именно что ближе к уютной домашней печи.
Мать с дядей Трофимом тем временем знай себе ладят единомыслие, в доверительности насущное:
— Ты возьми в размышление, — покашливал припозднившийся гость. — Когда дело спешное, можно разве не призадуматься? Звонят из райцентра, ждут срочную машину от нас. Подвезите, дескать, зерно в мешках. У них там надоба, по необходимости безотложная.
— В тамошние особливости вникать не стану, — выказывает сомнение тихая беседчица. — Только Игнат здесь при чем? Пусть едет на своем грузовике Витольд Баснов. Пригодный он молодец. Ивестный хоть в деревне, хоть где подале. Ему шоферить не привыкать, и грузами заниматься такому искуснику всегда с руки.
— Не отказывается водитель. Да только нужны сопровождающие, а по страдной поре негде взять свободных мужиков. Потому не мог не придти. Ребята, которые при лошадях у нас, и ловкие, и по мере сметливые. Не поможет ли твой парень?
Вроде бы есть в таковских словах своя правильность. От нее в дальние дали не спрячешься, однако не может понравиться небывальщина, ведь мальчишек грузчиками посылать в неблизкую дорогу — дело невиданное для всех родителей Малиновой горы. Прям-таки выверт в неожиданности горестный. Жуть, а не вот вам достоверно честная правда.
Глядит Трофим на материнские переживания, торопится неблагоприятное впечатление напрочь вычеркнуть из беседы, но где тут поспеть? Уже высказывают ему с шумливо подобающей серьезностью: уймись! ребята нынче и так безотказно старательные! на грузовике борта высокие, навалом знай вози ржаное зерно! нет моего разрешения Игнату, понятно?
— Да я ничего! — в четкости немедленно звучный идет ответ.
На корточки присаживается у порожка деловитый соглашатель.
Докладает со всей ответственностью: коль ребята у нас понятливые, пусть будет как пожелают. Им хорошо ведомо, что машина у Баснова с бортами деревянно высокими. В достатке у них и крепости, и приподнятости для тех несомнительных случаев, чтобы доставлять сено.
Известно, сгодится кузов на сей предмет и рессоры выдержат. Но ведь зерно возить — штука поинтересней будет. Щели промеж бортовых досок чуть не в ладонь.
— Да поимей же в виду! Весь ржаной груз на ухабах проселочных расплескается, ровно текучая вода. И как раз без остатка! Об том сообразить школьному бригадиру нынче не в тягость.
— В обязательности рассыплется, — подтвердил Игнат, принесший свою лучину в дом и прослышавший слова о Басновском грузовике. Ему ли не знакомы хоть дорожные бугры, хоть ямки? Те самые, которым сбить с толку Нежданкино прилежное продвижение завсегда можется?
Понравилось, что гость кивнул ему одобрительно, потому последовало при полной охотке размышление:
— Если зерно готово рассыпаться по дороге, водителю надо приспособить дерюжные мешки. Тогда никуда не денется малиновогорское добро. Не пропадет зерно, будет доставлено по назначению. Правильно, дядя Трофим?
Тот не отказывается одобрительно кивнуть сызнова.
Когда здесь кое—кто нуждается в успокоении, спешит дать разъяснения касательно дерюги. Не сказать, что чрезмерно старая она. Получается, ей — ничуть не ветхой — по неизбывной возможности выдержать нагрузку солидную. Пуда четыре, а то и все пять. Однако ребятам, которым в привычность принести ведро воды, мешки пойдут особые. В каждом окажется не больше двух пудов.
— Ясно тебе, соседка? У нас всё рассчитано. Игнат и его друзья вполне могут сопровождать срочный груз. Они помогут доставить потребное зерно в райцентр.
— Я хоть сейчас готов сбегать за ребятами! — закричал Игнат.
Предстояло занимательное путешествие, увлекательное в новинку, на все сто неожиданное. И кто не обрадуется возможности повидать края, пусть не очень дальние, однако же в замечательности интересные?
Когда дерюжные мешки настроились очутиться вполне способными, то никакой шестикласснику отставки от матери не досталось.
А тут еще дядя Трофим почал озвучивать командиру грузчиков надежную расстановку хватательных усилий: ты, Игнат, берись в непременности за верхний узел зернового пузанчика! Двое твоих помощников пусть придерживают нижние кисточки дерюжки! Что и сойдет для вашего успешного предприятия, потому как на долю каждого паренька придется вес нисколько не трудный. Истинно, вровень с ведром воды нагрузка станется.
Да в шесть-то рук можно приподнять много больше, подумалось ребячьему бригадиру — возмечавшему хоть сей момент приладиться к мешковинам дорожным и крепко вязать потребные узлы.
На другой день дядя Трофим пришел пораньше. Товарищей собирать направил начальника странников:
— Тебе наперед проселка в поле сообщаю. Груз подготовлен по всей нужной форме. Баснов заправляет ходкую машину, в бак ей горючку льет. Так что задерживаться сопровождающим не полагается.
Игнат мигом наполнился путешествующим восторгом. Дескать, меня здесь нет, уже бегу за теми двумя, которым в обязательности держать угловые кисточки. Помчался прочь, прогрохотав ботинками по ступеням крыльца. Ноги лихо понесли его к соседним избам, а дядя Трофим остался дожидаться: есть нынче такая необходимость, чтобы дать всем кое-акие напутствия.
Сидя у кухонной двери, он потирал колени. Хозяйка дома хлопотала возле печи, торопясь напечь ватрушек ребятам в дорогу.
Может, кто и не знал, но последние две недели коленям — когда ты шагаешь в людное поле, на гремучий ток, на конюшню вплоть до вечерней темноты — приходится именно что несладко. Иногда к дневным заботам надобно пристегнуть ночные хлопоты, хотя бы у той же неумолчной веялки. Тут горят подошвы сапог запросто, и ногам не видать никаких отдохновений. Нет-нет, да возьмут заноют они, а ты, значит, терпи напролет сутками порой. Пожилой малиновогорец потихоньку разминает натруженные суставы, морщинки на лбу складывает в гармошку. Заодно вспоминает свои молодые годки. Поджидая Игнатову команду, улыбается неизвестно чему. Но скорее всего видятся ему задорно приветные дороги в родном ополье владимирском.