Век шагами голубиными
Сам идёт и тянет к яме
Можжевельники с рябинами,
Воробьёв со снегирями,
Птичьи пения и бдения
Гладят время взад-вперёд
И уходят в сновидения,
Что никто не разберёт.
Век бредёт низиной трудною
И страданья сторонится,
Но висит над лесотундрою
Птичья слёзка, багряница,
А глаза закрыть — шуршание,
То ли ветви, то ли перья
Шлют прощение, прощание
С малокровьем маловерья.
***
Ласковый берег в цветенье и мраморе,
Лавры, цикад упоительный гуд...
Что же бежать победителю за море?
Но и оттуда бегут.
То ли под домом таится расщелина,
То ли у пряхи не тянется нить,
То ли кому-то постель недостелена,
Негде главу приклонить.
То-то у нас — добела уработана
Бабья душа на мороз не грешит,
Кликнет союзную душу, и вот она —
Молча на лавке лежит.
В тонких охлопьях, как в бисерном инее,
Веретено убыстряет круги,
Годы летят, безымянней, невиннее
Старого новый, беги не беги.
КАМЕННЫЙ МЁД
Горы и холмы, забыв свои годы,
Снова цветут, и божественный гнёт
Жизнь изгнетает из мёртвой породы,
Зельные всходы и тайные воды,
Ангельский колос и каменный мёд.
Пчёлы летят из зелёного ситца,
Прядь выбивается из-под платка,
Сколько бы раз ни пристало проститься,
Эта пшеница всегда колосится,
Встреча горчит, а разлука сладка.
Хоть бы и небо развесило нюни —
Полное Солнце тягается с ним
Меж полнолуньями, светится туне,
От Вифлеема до шумной Солуни
Всех наслаждает молчаньем своим.
***
Над Ярославлем птичий перелёт,
И всяк журавль и волен, и неволен,
В просторной стае медленно плывёт,
Не замечая стен и колоколен.
И только Волги пройденный притин
Напоминает об остывших гнёздах:
Из века в век он видится един,
Течёт вода и холодеет воздух.
А человек — построил и ушёл,
Распался храм, перенеслась столица...
Ему довольно городов и сёл,
И есть простор, и негде помолиться.
***
Лязг корабельных цепей или стрекот лебёдок
Ночью услышу — и знаю: пора восвояси.
Был же когда-то и я легкодумен и ходок,
Шёл, не задумываясь ни о дне, ни о часе.
Уж ничего своего не осталось, а трудно
Перешагнуть, наклониться, и шея не гнётся.
К небу уходят слова, как матросы на судно
Всходят, не ведая, кто пропадёт, кто вернётся.
***
Не измерить радости и силы,
Канувшие на войне великой,
И молитвы, малой и унылой,
Не пропеть над каждым горемыкой.
Даже млечный путь и Свет предвечный
Наблюдать смиренно начиная,
Не окончить подвиг: быстротечны
Дни и годы, как вода речная.
А ещё быстрее страсти эти,
Что приходят властны и безвидны —
И уходят, и родятся дети
Все ленивы и нелюбопытны.
***
Сильный ветер примчит, вольный дух кочевой,
И с собой заберёт пёсий лай, волчий вой,
Человеческий плач, вечевые молвы,
И мольбы чернецов, и шуршанье травы.
Что останется на присмиревшей земле? —
Тёмный лес на холме, тайный образ в дупле,
Белый камень печной да обломок меча,
И горящая ровно немая свеча.
***
Ни острого умом патриция-лжеца,
Ни скорбного умом доверчивого серва
Не пощадит вандал и не спадёт с лица,
Безтрепетно убив почтённого исперва.
Он и своих богов непринуждённо чтит,
С восхода на закат, с победы до победы,
А любит лишь коня, да лёгкий меч, да щит,
Да разудалый клич, что изглашали деды.
Но через век-другой, на новом берегу,
Порывшись в памяти, как в перемётной торбе,
Он сам же породит и князя, и слугу,
Наученных и лжи, и мудрости, и скорби.
***
Кровью писано, плотью читано,
Позабыто уже умом
Слово старое: премолчит оно
В широте, на пути прямом,
В многолюдии, в добром здравии —
Там другие гудят слова,
И в рачительном полноправии
Всякий день новизна права.
Но откроется Око ярое,
И останешься ты один,
И нечаянно слово старое
Из забытых взойдёт глубин.
В тесноте и тоске пробудишься,
Как пришлец на земле иной,
И утешишься, не осудишься
Нестареемой стариной.
***
Сбираясь с немощами, с силами ли,
Яснело небо. Холода
Все кости за зиму повыломили
И ослабели от труда.
Гроза, как тряпочка фланелевая,
Прошла по той голубизне,
Всё просветляя и отбеливая
К запаздывающей весне,
Чтобы не карасями вялеными,
Но как живучие мальки,
Сновали люди над развалинами,
Сильны, безгласны и легки.