ГОДЫ УЧЕНИЙ
От жизни, ясной и таинственной,
Что тут осталось? Провидения
Орудья, как порядок истинный,
Он вроде Всенощного бдения.
Он вроде славного Виргилия,
В Аду вожатого иль брата,
Что проницает без усилия
Все времена живого Ада.
Тут всё не слитно, не раздельно,
И толкованьям нет веленья,
Фрагментами, но корабельными,
Находит, вроде избавленья.
Ты, юность, мгла средневековая,
О да, Фортуна пошутила,
Да вот дорога неготовая,
Как твердь, и ясно ощутима.
Всё не имеет основанья,
И смысла ровно никакого,
Но чудной бури завыванья
В тебе легко найдут Другого.
Куда пойдёшь? Да без ответа,
Но это как-то сотворится,
Всё — зрелище, и всё — беседа,
И видится, и говорится.
И мыслится без принужденья, —
И тут алмазная решётка
На страже, знак освобожденья,
А не бесовская разводка.…
Она — прекрасная соседка,
И мысль, и план, и направленье,
И прошумит цветущей веткой
Над этим варварским плененьем…
И вот рука из сферы звёздной
Протянута, — тебе в награду,
За то, что в бездне грандиозной
Тропой чудесной шёл по Саду…
НАЧЕРТАНИЕ МОСТА
Все изысканней и жесточе,
Крепкий лед погребает волна,
Всё дорога — прямей и короче, —
Это жизнь дорастает до сна.
До виденья растёт и выходит
Из живого и дивного сна,
И весёлые речи заводит,
Так издревле умеет она.
Это мощи укор несравненной, —
Как доселе скитался один?
Как доселе не тронул Вселенной
Навсегда погребаемых льдин?
Это воли твоей изнесенье
Из развилин земного пути;
Это чистое зло и везенье
В золотой и неполной горсти.
Это святость дороги и леса,
Одолевших змеиный клубок;
Это Ангел, не видящий беса,
Вельзевула не видящий Бог.
ГЕРАКЛИТОВО ДВИЖЕНИЕ
(подражание древним)
Утратив необъятное движенье,
Я снова в лабиринте удалом, —
Захваченный, — и Словом, и Числом,
И неизвестно — что за утешенье
Здесь и теперь, где выход — за углом.
Я истины хотел любой ценой.
И оказался там, где оказался,
И вновь иду на шум земли иной,
Так вот зачем в узилище касался
Столпа идей, что вырос надо мной.
Есть зеркало во мраке, в нём узреть
Намного легче тайное, земное,
Известное на четверть иль на треть
Вселенское, но страшное, родное,
Узнать внезапно, — чтоб не умереть.
И дивно угнездилось остальное,
Как ветвь цветущая, как дымные столпы
Библейских ливней. Так веди отсюда,
Мысль ясная, — на тёмный гул толпы,
На блеск и трепет, на дыханье чуда…
ФЛЕЙТА
Заболела ты моя головушка
Ни о ком да и ни о чём,
Услыхал я голос флейты,
Тут и начал горевать, —
Тут и начал помрачаться
Как последний из людей.
Услыхал я флейты грецкой
Дивный звук и строгий лад,
И не знаю, что тут мыслить
Про владенья Персефоны,
Про возлюбленный Царьград.
Нет, с великого похмелья
Я смотрю на белый свет,
Как на рог Единорога,
На плавник Левиафана,
Как на Критский лабиринт.
Заболела ты моя головушка
Ой да возле Царского Села,
Обочь града Питербурга
Ой да не в чухонской стороне,
Ой да не в германской стороне,
А в стране гиперборейской,
И вот не знаю, как мне быть.
Заболела ты моя головушка,
Ой да заболела голова,
Не с безумного похмелья
После рыцарских пиров,
Не со страсти безысходной,
Не со страсти роковой
К беломраморной статУе
Аль какой совсем другой.
К Сфинксу двинусь спозаранок,
Он, хранящий Русский Стикс,
И Харон, и дивный Цербер,
И Гермес, и мне собрат…
ПАМЯТИ ПОЭТА ВАЛАДИМИРА КОРОБОВА
Кто тут рыдает? Да это метель,
Крутится связкой мелодий,
Прялка роскошная и колыбель
Звёздных январских угодий.
Это Андроников монастырь,
Слёзы из Средневековья,
Сжатая мыслью великая ширь,
Камень другого зимовья.
Тут наособицу крутится снег,
Точно Очаг где-то рядом,
Так пресекается времени бег
Новым привольем и ладом.
Где тут Андрея Рублёва очаг?
Нет, Он бредёт за пределом,
Что ему здесь? А божественный мрак, —
Белым начертан на белом.
В ТОЛПЕ
Мир нетленный в образе ином
Этот град, объятый вещим сном.
Дым клубится, вот гремит кифара,
Это Невский, как явленье дара.
Вот старик, и в ризе вековой
Вдаль бредет, в грядущее, домой.
Там кифары, бубны и тимпаны
Вьют всё те же чудные туманы.
В тысяче великих городов,
Он живет заране, и готов, —
В круг войти таинственно-высокий,
Звук поднять, нечаянно-глубокий, –
С мраморных невероятных плит,
Вот как здесь. У Древа Мирового
Всё болит, как он сказал, и снова
Он идёт, и вечность шевелит…
***
Есть радости невероятный ход,
Она как будто, знать не зная,
Сюда явилась, и с другого края
Всемирной бездны, где она растёт.
Ты знаешь край, где яворы шумят?
Иль Сирины поют без перевода?
Он тут и там, но был удержан взгляд,
Чтоб радость чудом не имела хода.
Да тут очаг, да вот же, это Он,
Трилистник в этих радостных каменьях,
Да ты пришла! Неясная в виденьях,
А тайна — наяву, — и шум, и звон,
И слухом облюбованы, и зреньем,
Не стон Земли, но даже если Стон…
ЕЛЕНЕ
Есть в сумерках пресветлая черта
Она из графики чудесной
Выходит, — как живая красота, –
Земной, дорожной и небесной.
И сумерек неодолимый вождь,
Гробовщика обличие имея,
Меняет знак, и безупречный дождь
Вдруг сыплется, дымясь и пламенея.
И дьявол, совершенный богослов,
Тут поражён безмерным изумленьем,
Среди камней печален, — Бог помилуй,
Да он же, гром иль совершенный ум,
Тут сломлен красотой, как дикой силой….
Тут доблесть церкви деревенской в ней,
А там, над кладбищем великих скоморохов,
Трилистник пламени, как ход незримых дней,
А даль пространств, как храм Ильи-пророка…
ИСААКИЕВСКИЙ СОБОР
Всё только жизнь, но здесь и там
Как будто видится иное,
Да что за притча этот Храм, —
Скала, хоть мыслит неземное.
Всё кажется, что в некий миг
Из одного куска он создан,
Хоть волей творческой велик
И чьей-то школой грандиозной.
Что делать с ним? Да ничего
Он чина здешнего не емлет,
Другой мотор в его чело
Водвинут, и как будто дремлет.
Тут не видений час, тут — твердь
Но в гармоническом стяженьи,
И что тут милосердья Дверь,
Иль вещей скорби умноженье…
***
Когда закончится война,
А мир начаться не успеет,
В Аду издохнет сатана
И тёмный дуб зазеленеет.
О да, старинный этот Ад
Повсюду зыблется и зрится,
Нас ждёт готовая темница,
А рядом белоснежный сад.
На что он? Но живая мысль
Явилась как предел цветенья,
А с ней — ужасные виденья,
Да тут же с миром разошлись.
С Костлявой в карты не играть,
А жить нездешними трудами, —
И мир нетленный собирать
В корзины, — зрелыми плодами…
ЗАГАДКА
Я не знал, что так бывает,
Правда, верил — неспроста,
Что чужбина — убывает,
Но приходит — красота.
Серафическим, звериным,
Следом, ходом бытия
А не то углом старинным,
Где другие — ты и я.
Мягкий снег средневековья,
Выше радостей и бед,
Что за мир — без предисловья —
Развернулся, как Ответ?
Что за город я увидел
В том пленительном году?
Эти стены, эти башни,
Точно горную гряду?
Как чужбина убывает,
Так-то вольно говорит,
Новым солнцем завывает,
Белым пламенем горит.
Вся земля звалась чужбиной
В этот год, но здесь, сейчас, —
Разрослась из мысли длинной
В точный, царственный рассказ.
Что я спрашивал? Откуда
Я пришел, чтоб разгадать
Начертанья тьмы и чуда,
Тайну, свет и благодать?
И, уверенный в незримом,
Тайну встретив наяву,
В мире этом обратимом
Без возврата я живу…
КРУГ
Все будет так или иначе,
Но безысходно ясен путь.
Душа моя! Давай заплачем
Когда-нибудь, когда-нибудь.
С полей вернувшись элизейских,
Вот так рыдала ты впотьмах,
В краях Московии злодейских,
На шумных призрачных холмах.
И снова горькими слезами
У Древа Жизни, там, в раю,
С тобой весна под небесами
Окликнет родину свою.
Как волшебство единой нивы
Огня и ветра тайных вздох.
И свет обратной перспективы
И взгляд, которым правит Бог....