«Женские войны» никогда не кончаются миром. Уверен, Лев Толстой вряд ли написал свой гениальный роман «Война и мир» или, по крайней мере, не дописал его до конца, если бы главными героями этого романа были только женщины.

Моя жена окончила школу двадцать лет назад. Когда она узнала, что завтра на вечеринке у Миши и Веры Васильевых, она встретится со своим самым верным, еще школьным, врагом Зоей Кабановой, она подошла ко мне. Наташка села за стол напротив и долгим, гипнотическим взглядом принялась изучать мое лицо.

Я очень хорошо знаю свою жену и чуть не подавился борщом. Дело в том, что Наташка просит у меня помощи и поддержки только один раз в год — перед моим днем рождения. Она пытается выяснить, но не с помощью прямого вопроса, а с помощью именно этого немого, но крайне выразительного взгляда, что я хочу получить в подарок. Наташка считает себя умной и, как она выразилась однажды «крайне интеллигентной женщиной». Это значит, что она придерживается очень низкого мнения о моем вкусе на безделушки. Она хочет, чтобы я сам выбрал подарок, а, главное, чуть позже выслушал ее высокомерную лекцию о моем варварском видении прекрасного. Надеюсь, вы уже поняли, что под «прекрасным» моя жена понимает именно мир безделушек?

— Ну, что случилось на этот раз? — выдавил я из себя, едва справившись с кашлем.

Вопрос был логичным: я не помнил, чтобы я рождался на белый свет дважды.

Жена продлила паузу. Мне пора было приниматься за сахарную косточку, и я повторил вопрос, чуть изменив его смысл:

— Началась война или ты влюбилась в другого мужика?

Состояние войны — естественное состояние для многих женщин, и поэтому жена не обратила внимания на мой первый вопрос, но второй — вопрос о «другом мужике» — слегка усмехнул ее.

«И не надейся, дорогой мой, — прочитал я во взгляде Наташки. — Я с тобой навсегда».

— Завтра к Василевым придет эта дура Кабанова, — наконец голосом Снежной Королевы сказала она. — Я должна ее убить.

— Застрелить? — попробовал уточнить я.

— Нет, — Наташка не приняла моей иронии, но ее ответ прозвучал так, словно она всего лишь откладывала расстрел «дуры Кабановой», а не отказывалась от него совсем.

Я на всякий случай продолжил:

— Может быть, ты хочешь оглушить Кабанову стулом или отравить чаем?

Наташка поморщилась:

— Не фантазируй, пожалуйста.

Взгляд жены не обещал ничего хорошего. И не только Зойке Кабановой, но и мне, если я останусь безучастным к просьбе жены.

— Я должна ей, понимаешь? — Наташка мстительно прищурилась. — Придумай что-нибудь, писатель.

— Что?

— Диалог типа «она ей сказала, а та ей ответила».

— Я не придумываю женских сериалов.

— Сериала не будет. Кабанова должна умереть быстро и без мучений. Мне нужен диалог в три строчки.

— Как выстрел в упор?

— Примерно так. Значит так: я задаю вопрос Кабановой, она мне отвечает, я спрашиваю ее еще раз, и Кабанова умирает от бессильной ярости. Два вопроса и только один ответ.

Я придумал диалог, не вставая из-за стола. Я придумал его так быстро, потому что хотел спокойно погрызть сахарную косточку, а в кабинете меня ждала неоконченная партия в шахматы с компьютером.

— Неплохо, — согласилась Наташка, выслушав меня. — Только очень уж короткий последний вопрос.

— Ты просила выстрел в упор, — я уже внимательно осматривал косточку. — Кабанова ни за что не найдет ответ на последний вопрос.

— Ты уверен? — спросила Наташка, задумчиво рассматривая косточку в моих руках. — Кстати, когда ты грызешь косточку, ты похож на ученого кота.

— Почему?

— Потому что ты мой муж. Ты перестал быть хищником и разучился грызть кости.

Я чуть было не спросил: «А ты, дорогая?», но вовремя сдержался.

На вечеринке у Васильевых самым красочным, конечно же, было появление в обществе Зойки Кабановой. По ее породистому телу, отшлифованному десятками рук массажистов и дорогих любовников, непринужденно струилось платье немыслимой цены, а голову и руки украшали бриллианты. Что удерживало их от падения на пол, ума не приложу. Казалось, что сияющие камушки поддерживала только аура из духов. Сама же аура была похожа на звездное небо, которым злой волшебник Черномор украсил свою возлюбленную. Зойка улыбалась совсем как Элен Безухова: всем и ни на кого не глядя. Мы — то есть гости — вдруг почувствовали себя посетителями бани, в которую случайно заглянула королева. Кроме того, я вдруг понял, в чем заключается мягкая сила роскоши — она унижает человеческое достоинство, не произнося ни единого слова. Бриллианты могут спорить только с бриллиантами.

Если бы не моя жена, явление Зои Кабановой обществу продолжалась неопределенно долго. Наташка подплыла к своей школьной подруге как скромный фрегат к роскошной яхте. Но, судя по весело блестевшему взгляду Наташки, команду ее фрегата составляли бесстрашные пираты.

Подруги детства слегка соприкоснулись «корпусами» и обменялись поцелуями воздуха возле щек.

— Вижу, все вижу, — сказала Наташка, чуть отстраняясь в сторону и, с явным интересом, обозревая Зойку. — Где ты работаешь сейчас?

Зоя снисходительно улыбнулась:

— Где же еще?.. Снова в банковском бизнесе.

Зоя всегда работала только в банковском бизнесе. Тонули банк за банком, но она — красивая, умная и хищная — всегда справлялась с любой финансовой бурей. Иногда мне кажется, что Кабанова топит банки сама — ради собственного удовольствия или просто от скуки.

Наташка сделала глубокомысленную паузу и наморщила лоб.

Итак, только что Кабанова сказала, что работает в банковском бизнесе.

— А смысл? — спросила ее Наташка.

Я подсказал жене хороший заключительный вопрос. Женщин в бриллиантах никогда не беспокоят интеллигентские смыслы. Их мир прост, как ряд нулей за единичкой на банковском чеке; красив, как торс мускулистого донжуана; и понятен, как понятна бутылка водки законченному алкоголику.

Но Зоя не растерялась. Она игриво улыбнулась и ответила:

— А смысл в моем банковском счете, милочка.

Черт бы меня побрал, но это был великолепный ответ!.. Какая-нибудь блондинка-писательница из тех, кто днями валяется на диване и, посасывая конфетки, строчит романы с убийствами стариков, женщин и детей, купила бы этот ответ за хорошие деньги.

Но Наташка не дрогнула.

— Смысл в банковском счете? — с деланным удивлением переспросила Наташка. — А в собственной голове у тебя до сих пор пусто, что ли?

Зоя открыла рот, чтобы ответить. Но не нашла что именно и закрыла рот. Нет, конечно же, можно было назвать Наташку дурой, но настоящая «женская война» не терпит базарных приемов. Иначе она теряет всякий смысл и превращается в обычную склоку.

Так Зоя стала всеобщим посмешищем. Тут же приободрившиеся и вдруг ожившие женщины вдруг увидели, что платье Зои не так уж модно (кто-то недавно видел в Париже и покруче), а бриллианты подобраны явно во вкусе цыганской моды: блестко, хлестко и совсем не геометрически точно. За спиной Зойки вспыхнул один смешок, а потом второй. Зоя попятилась к окну, но следующий смешок вспыхнул справа, а потом слева. Уже через пару минут Зоя сказала, что ей нужно поговорить по телефону и убежала на кухню.

Уже дома Наташка сказала мне:

— Все дело в том, что я тебе верю, балбес. Ты придумал идиотский вопрос о смысле, а Зойка вдруг нашла хороший ответ. Но все-таки, повторяю, я тебе верю, понимаешь? Ты не мог подставить меня, а значит, мой второй ответ Зойке должен был лежать на поверхности. Поэтому я его так легко нашла.

Я промолчал. Я вдруг думал о том, что никогда не смогу купить жене бриллиантовое колье. И хотя я давно перестал быть хищником, меня до сих пор одолевают смутные сомнения. А когда эти сомнения касаются финансовой стороны, меня начинает мучить совесть.

Наташка погладила меня по голове и сказала:

— Два года назад, на вечеринке у Васильевых, Зойка вдруг заявила мне, что каждая женщина стоит ровно столько, сколько стоит ее муж. Еще она спросила, что если ты такой умный, то где твои деньги?

— Это же старые, общеизвестные подначки! — возмутился я. — Говорить такое, это все равно, что пользоваться шпаргалкой на экзамене.

— Именно, — улыбнулась Наташка. — А новые смог придумать только ты. Ты же у меня писатель и умеешь сочинять. Зойка поняла это и представляешь, как она сейчас бесится? Она же еще говорила, что по-настоящему слабым местом женщины является ее муж.

Я представил, как сейчас бесится Зойка. Если Наташка поверила, что я ни за что не подставлю ее, то Зойка поневоле поверила в то, что я заранее просчитал два ее ответа Наташке. То есть она поверила в то, что я — гений. Ведь предугадать два ответа богатой и гордой блондинки может только Господь Бог. Понимаете? Только Бог или тот, кому Он подскажет. Ай, да слабое место!..

Через час, когда слегка нетрезвая Наташка уснула под звуки примитивного сериала, я взял ее на руки и отнес в спальню. У нее было умиротворенное, почти детское лицо.

А еще через полчаса, уже возле самой постели, меня поймал телефонный звонок Верочки Васильевой.

— Слышь, писатель, — смеялся в трубке бойкий женский голосок. — Никогда бы не подумала, что ты на такое способен. Ха-ха!..

— На что именно? — осторожно уточнил я.

— Поставить швабру в коридоре напротив туфелек Зойки Кабановой. Все знают, что после того, как она наденет туфельки, она смотрит в зеркало, пятится назад и притоптывает левой ногой.

— Как это притоптывает? — все-таки удивился я.

— Ну, как колхозница валенком на морозе. Привычка у нее такая, еще со школы. Ну, так вот…

— Что-то случилось с Зойкой? — перебил я.

— Не притворяйся, пожалуйста. Кончено же, Зойка наступила на швабру и та здорово треснула ее по голове. Она чуть парик не потеряла. Ты отчаянно смелый мужик!

Я невольно подумал о том, что делаю стремительную карьеру интеллектуального супермена среди друзей: совсем недавно Наташка уверила меня, что все, включая Каблукову, считают меня гением, а теперь, так сказать, в довершение картины, я вдруг стал отчаянно смелым.

— Зойка даже присела от удара, — продолжила Верочка. — А потом она покраснела как рак, подняла швабру и хотела пройти в зал…

Я понял, что разговора, как такового, у нас с Зойкой не получилось бы. Именно поэтому Вера и назвала меня смелым.

— …Но в дверях зала стояла Наташка, — завершила свой рассказ Верочка. — Я видела, как они посмотрели друг на друга. Боже!.. Мне показалось, что между ними в пол ударила молния!

Я выключил телефон. Слушать Веру дальше не было сил. Жена и подруга жены рассказывали мне, как лунатику, мои собственные приключения.

Когда я лег рядом с Наташкой, меня обняла теплая рука, и сонный голос прошептал в самое ухо:

— Спи, спи!.. Все хорошо, ведь, правда, да?

— Да, — сказал я.

Наташка улыбнулась и прильнула ко мне.

— Я живу как за каменной стеной… Ты у меня просто чудо!