I

Тургенев – горчица в Елисеевском гастрономе русской классики. В смысле, довесок к основному товару, несмотря на прижизненные славу и вес, которых Ивану Сергеевичу привалило, может, поболее, чем главным нашим классикам.

Перечисление русского литературного Пантеона обычно идет так: Пушкин и Лермонтов, Гоголь, Толстой и Достоевский, ну и Тургенев (Чехов будет позже). Между тем, Тургенев стал первопроходцем - именно это и делает первым среди равных - во многих неизведанных доселе землях русской литературы.

Тургенев во многом открыл эту самую литературу – да и многие области русской жизни, - как Ливингстон Африку. Начать хотя бы с забавной детали – Иван Сергеевич первый русский писатель, осознавший литературу средством не только самовыражения, но и развлечения, и потому первым же в России ставший заканчивать главы ударными фразами, открывая какой-нибудь сюрприз в главе прочитанной, и оставляя дверь повествования приоткрытой в другую главу. Вот как это выглядит в «Отцах и детях» - я буду много говорить об этом романе, поэтому использую его в качестве наглядной иллюстрации своих идей сразу же.

Примеры навскидку:

«А в маленькой задней комнатке, на большом сундуке, сидела, в голубой душегрейке и с наброшенным белым платком на темных волосах, молодая женщина, Фенечка, и то прислушивалась, то дремала, то посматривала на растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалось ровное дыхание спящего ребенка». - Последняя фраза третьей главы. Сын приехал в отцу-Кирсанову в гости и не знает о рождении сводного брата.

«И Аркадий рассказал ему историю своего дяди. Читатель найдет ее в следующей главе». - Конец шестой главы. Без комментариев.

«Я вам, Анна Сергеевна, — начал он, — привез нечто такое, чего вы никак не ожидаете...— Вы себя привезли; это лучше всего». - Конец 22 главы. Аркадий, внезапно появившийся в поместье Одинцовой, неожиданно для себя встречает радостный прием-намек на любовные отношения в 23 главе.

Что это за прием? Технический, если позволите, низменный, ремесленный трюк, больше приличествующий какому-нибудь Дюма. «Графиня судорожно вздохнула и потеряла сознание, скрывшись в пучине водоворота. Маркиз прыгнул в море, и бурные волны поглотили и его. Спасутся ли влюбленные? Мы узнаем в следующей части». Ну, или Буссенару – интересному деятелю так называемой детской литературы, который облек в литературную форму жесточайшую европейскую антианглийскую пропаганду 19 века. «И тут отец Смит скинул сутану, под которой оказался мундир полковника английской армии, и пронзил сердце бура клинком. Тело несчастного растерзали крокодилы. Отступая от клинка, добрый Эжен упал в воду с криком «Карамба!». Выжил ли добрый провансалец?.. Перейдем в следующую главу нашей повести, дабы попробовать узнать это».

Сейчас трюк этот вошел во все каноны писательского искусства. Что так надо писать, нам рассказывают Чак Паланик на курсах писательского мастерства, 100 пособий по писательскому мастерству, и все подопечные графоманши Майи Кучерской из «Креатив Райтинг Скул», которые уныло пересказывают русскоязычному покупателю краткий перевод 100 пособий по писательскому мастерству. Но никакого отношения к, собственно, литературе и даже искусству рассказа этот трюк не имеет.

Причины появления приема исключительно рыночные: книги Буссенара, Верна, Дюма выходили в еженедельных газетах, и читателя надо было Стимулировать – согласитесь, очень характерная лексика - купить следующий выпуск. В книге – я говорю о книге, как о предмете, в котором заключено все повествование целиком - этот прием выглядит столь же неуместно, как прерванный половой акт между двумя любящими партнерами, решившими зачать потомство.

Грубо говоря, ставшая в 21 веке уже мировым стандартом манера заканчивать главу книги ударной фразой имеет столько же отношения к настоящей литературе, как категория «cum on stomach», - в которой измученные безуглеводным питанием и кремом для загара мужчины, вымученно содрогаясь, размазывают рисовый отвар по животу партнерши - к подлинной страсти и любви. Никакого.

Но в 19 веке это еще срабатывало. Человечество с любопытством ребенка открывало причины спроса и ковырялось друг в друге, как нигилист Базаров в лягушке. Дернешь в голове – лапка задрожит. Восторг! И то, что рыночный трюк, введенный Тургеневым в русскую литературу, прост, как пять копеек, не удивительно. Удивительно другое. Этот фокус – прекрасно видный публике, как ноги второй помощницы в сундуке, который пилят, но зрителю все равно, потому что люди пришли в цирк и уплочено - обычно используется в приключенческой литературе. А «Отцы и Дети», вроде бы, роман серьезный, о конфликте поколений. Второй момент: использует трюк не какой-нибудь мелкопоместный Яновский-Гоголь, чьи предки изобразили себе шляхтество, и не автор полицейских романов, выходец из попов и лекарей, Федор Достоевский.

Рыночным зазывалой самому себе выступает потомственный дворянин из знатного тульского рода, Иван Сергеевич Тургенев.

Довольно странный выбор, не правда ли. Почему же Тургенев его сделал?

Об этом узнаем в следующей главе, читатель!

II

Но пока продолжим список забавных, но очень красноречивых деталей, которые, при всей своей кажущейся малозначительности, очень важны.

Тургенев – первый русский писатель, вставляющий в текст словечки и выражения не только на эсперанто аристократии (а позже и интеллигенции) – французском языке, – но и на английском. Так, в самом начале «Отцов и детей» Кирсанов-дядя жмет кому-то руку, и Тургенев пишет – «этот shake-hand». Если честно, меня этот шейк-хэндс буквально потрясает. И новизной, и чужеродностью в русском тексте, и таким точным соответствием времени и месту, которое, безусловно, современники не понимали. Русский писатель в 1860 году мимоходом брошенной фразой о случайной встрече в глубинке России показал мировой разлом и гибель европейского старого порядка белоснежных лилий – посопротивлявшегося и под республиканским флагом - под неумолимой пятой англосаксонского мира.

Это та самая говорящая деталь, мастером которой и был Тургенев.

И хотя язык – я говорю о французском, на котором Ее Величество Елизавета Вторая до сих пор мило общается на приемах, - никуда не делся, старый мир рухнул. А вот новый – явился, и Тургенев одним штрихом описал нам один из эпизодов этого рождения.

La langue française n’est plus en vague.

III

О том, что действительно важно в литературе. О стиле.

Тургенев считается непревзойденным русским стилистом. Так ли это?

Начнем с того, что стиль это вроде Бога. Все о нем говорят, но никто не понимает, что это такое. Monsieur Tout Le Monde полагает, что стиль это «когда красиво». Объяснить, конечно, не может, предпочитая либо цитировать какую-нибудь «Википедию» или мычать про красоту.

А вот я объяснить могу. Стиль - совокупность черт, которая делает текст уникальным, и непохожим на другие тексты. Иногда очень красивым, порой – страшно уродливым, но всегда - Другим. Именно поэтому мы можем отличить книги Толстого от Достоевского, чьи тексты не сливаются в наших глазах в глиняную армию китайского императора. Инаковость текста, несоответствие норме, бросающееся в глаза, отход от стандарта и, тем самым, создание стандарта нового – вот что такое Стиль. Это мушка, которую налепит на лицо одна из десятков ослепительно прекрасных золушек на балу, чтобы быть замеченной принцем. А если про мушку сообразят и остальные, самая умная еще и прихрамывать начнет.

И конечно, речь в этой аллегории не о связке писатель-читатель, как можно легко подумать. Писатель – сам себе Золушка, принц, туфля, и даже крыса-кучер.

В этом смысле Тургенев и правда непревзойденный стилист. Тексты Ивана Сергеевича невозможно спутать ни с чьими другими – как и Достоевского, - потому что они по стандартам «хорошего текста» плохо написаны. Я не шучу. Пропустите «Отцов и детей» или «Записки охотника» через какой-нибудь «50 приемов письма» или «10 способов сделать текст лучше» и книги Тургенева задергаются лягушками под грязным скальпелем студента Базарова. С точки зрения редактуры тексты Тургенева написаны плохо.

Возьмем всего одну фразу из «Отцов и детей»:

…«В качестве генеральского сына Николай Петрович — хотя не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки — должен был, подобно брату Павлу, поступить в военную службу; но он переломил себе ногу в самый тот день, когда уже прибыло известие об его определении, и, пролежав два месяца в постели, на всю жизнь остался «хроменьким». Отец махнул на него рукой и пустил его по штатской. Он повез его в Петербург, как только ему минул восемнадцатый год, и поместил его в университет»...

Тут очень много «он», «его», которые непонятно к кому относить. «Он» после точки с запятой - «он переломил себе ногу» - вполне можно отнести к Павлу, хотя ногу сломал Николай. «Себе» - лишнее, и так понятно, что Николай сломал свою – чью же еще, «пролежав в постели месяцы» – ногу. «Он» в последнем предложении можно отнеси к самому Николаю, поскольку стоит «он» после «отца». Между тем, написано это про сына. «Самый тот день» - масло масляное, достаточно «самый» или «тот». «В качестве» не нужно, ведь если вы генеральский сын, то… вы и есть генеральский сын, а не «человек в качестве генеральского сына». «Пустив по штатской» - вообще не нужно, ведь штатские в университетах и учились.

В нормальном, правильно, грамотно написанном тексте, прошедшем через руки современного редактора, фраза Тургенева выглядела бы следующим образом:

«Генеральскому сыну Николаю Петровичу — хотя не только не храброму, но даже заслужившему прозвище трусишки — следовало, подобно брату Павлу, поступить в военную службу. Увы, Коленька сломал ногу в день известия об определении, и, пролежав два месяца в постели, на всю жизнь остался хроменьким. Генерал махнул на сына рукой - повез в Петербург, где поместил в университет, как только Николаю минул восемнадцатый год».

Но у Тургенева все выглядит так, как выглядит. Почему? Потому что у Тургенева есть стиль. И вы не спутаете его (Тургенева или стиль?:-) ни с одним другим. Так же, как Вы не спутаете картины Модильяни с работами никакого другого художника. Ведь так, как рисовал Модильяни, только Модильяни и рисовал.

Почему у писателя есть стиль? Я считаю это подарком Божьим. Человек видит чуть иначе, чем другие. А среди земных причин – возможно, желание Тургенева писать так, как люди разговаривают. Первым это сделал А. С. Пушкин. Но живая речь эпохи Пушкина, ставшая благодаря Пушкину каноном, тоже потемнела от времени. Иван Сергеевич эту речь хорошенько надраил, да так, что заблестела. При этом, написанные простым языком рассказчика, тургеневские тексты обладают всеми достоинствами и недостатками устного повествования. Потому книги Тургенева отличаются от общепринятого стандарта, как отличалась на фоне ноги-от-ушей-красоток Голливуда плоскогрудая и пучеглазая Лайза Минелли. Или анемичная Тильда Суинтон. Или Шарлота Генсбург с чересчур грубыми чертами лица. В общем – как любая красивая женщина отличается от всех других.

Стандарт шедевра в том, что шедевр выбивается из стандарта.

Тургенев стандарт сломал.

Именно это, – а не «описания природы», - и сделало Тургенева выдающимся стилистом. К сожалению, Ивана Сергеевича не поняли. Последующие поколения русских писателей принялись размазывать 20-страничные идиотские подделки про «зелень лесов, меркнущую в голубизне неба, чернеющего в серебристых колодцах голубых ручейков, звенящих по топким болотцам поросшим мшистым ягелем, средь которого блистаю редкие ягоды богульника северного, так смахивающего на родные всякому русскому сердцу плоды могульника среднесибирского» и тому подобные пособия для дальтоников и читателей «Справочника лекарственных трав»

Но литература – как и высокая кухня - дело Cordon Bleu. Со всеми этих Cordon Bleu заморочками. И вы или принимаете их и наслаждаетесь залежавшимся сыром с запашком аммиака (камамбер нормандский), из непастеризованного молока (рокфор или бри дё мо), вином, в которое плеснули бренди, чтоб не скисло (портвейн португальский), или подтухшей слегка свининой (хамон) или оказываетесь на планете роботов из советского рассказа о полете пионеров во Вселенную. Советские роботы тему знали отлично.JN. B. про 50 приемов письма. Я считаю подобные сборники весьма полезными. Они в целом повышают стандарт интеллектуального питания и повышают средний уровень качество. Как, скажем, McDonlads, в котором – где ни пойди – точно не отравишься (а ведь в поездке этого уже немало

IV

Теперь к самому главному. Капсуле, в которую Тургенев заложил записку с посланием потомкам, закопав в основание своего руда.

О чем «Отцы и дети»?

Общепринятая версия – которую вколачивали в головы еще в советское время, и продолжают пережевывать сейчас – о конфликте нового и старого, Востока и Запада. Последнее очень важно. Нам все время конфликт «Отцов и детей» подают не только возрастным, но и ментальным. Якобы, резкий и нетерпеливый Европеец-Базаров яростно спорит с Отсталой-Матушкой-Русью в лице старших Кирсановых.

(Примечание. Чуть не написал – «стариков Кирсановых». Между тем, отцу Аркадия на момент повествования 42 года, дядя – немногим старше. И хотя люди они с ранних лет взрослые – на поле Бородино дрались 18-летние - но старость это немножко другое.)

Тут редкий случай, когда я с распространенной критической версией соглашусь. Да, роман Тургенева о конфликте Европы и России, старого и нового. Но только… кто в книге какую сторону воплощает? А вот тут у нас сюрприз.

Потому что – как мы видим из текста, который надо читать, а не Толковать – отсталые реакционные помещики Кирсановы воплощают Европу.

А вот отсталый, дремучий Восток – донельзя энергичный, казалось бы, Базаров.

Невероятно? Не так, как кажется на первый взгляд. Обратимся к тексту романа и увидим, что хотел сказать Тургенев.

Читатель найдет это в следующей главе.

V

Список улик, по которым Базарова можно считать воплощением именно восточной стороны в конфликте Востока и Запада, велик, и потому мы сейчас укажем самые характерные.

Во-первых, Базаров глубоко презирает русское простонародье.

Об этом свидетельствует как эпизод с добычей лягушек, за которыми Базаров посылает в пруд крестьянских детей – «давай полезай в воду» - так и прямые заявления самого Базарова в разговорах с отцом-Базаровым и отцом-Кирсановым. Базаров отзывается о крестьянах очень плохо и очень невысоко ценит лё народ. Это вполне в русских традициях, и показывает, что человек отлично знает, с кем имеет дело. Добавьте к этому русское высокомерие, но о нём чуть ниже.

Европейцы к рабам относятся совершенно иначе. В русле древнегреческой традиции, бережнее. Дело не в чувствах. Европеец просто существо древнее, с тысячелетним культурным кодом – в отличие от молодых русских, вырубленных Петром одновременно с окном в Европу - знает, что фортуна переменчива и потому старается не забываться.

Жизнь это - в рамках европейской традиции - колесо Фортуны. Сегодня ты Сеян, завтра – мешок костей в Тибре, и твоих детей волокут по Гемониям. Все поменяется и не раз. Помещик и граф Шереметев женится на крепостной Жемчуговой, актрисе своего театра, помещик Дьяконов закажет портрет своему бывшему крепостному Оресту Кипренскому. Второй человек России, князь Меньшиков, выроет себе в ссылке могилу сам, а графиню Ягужинскую и дворянку Лопухину выпорет на помосте палач. Почему я привожу русские фамилии, говоря о европейцах? Так ведь дворянство РИ в момент своего взлета – уже воспитанное Романовыми, и еще не разбавленное интеллигенцией - и есть европейцы.

Тут мы возвращаемся к упомянутому русскому высокомерию. Для европейца мир людей – кровеносная система, в которой тельца–людишек гоняет туда сюда Его Величество Сердце, имя которому Рок. Или Бог, или Судьба, сли Случай. Как угодно. Русский, получив возможность сесть на ближнего своего сверху, сразу же решает, что всё получил За Заслуги, и живет и несёт себя Людовком XIV , тем самым приближая персональный deluge. С чем связано такое отсутствие смирения, я не знаю. Могу лишь предполагать о причинах его в интеллектуальной сфере. Думаю, дело в высоком в целом уровне талантливости русской нации, из-за чего всякий русский – зная и подсознательно чувствуя, что шансов оказаться талантливым у него много, больше, чем у какого-нибудь словака, португальца или даже немца, - начинает вести себя так, будто он И ЕСТЬ уже талантлив.

Забавная бытовая зарисовка на тему. Как-то, совершенно случайно русские выиграли на каком-то отборочном матче чемпионата мира по ненужному им футболу у команды Франции. Пустяковый эпизод обсосали и обглодали - как каннибалы ногу Кука – репортеры канала ОРТ, постепенно теряющего разум из-за ботекса Эрнста. 20-30 репортажей о матче, игроках, байопики об их детстве. Репортаж о том, как снимался репортаж. И т.п. и т.д.

Пару голов в том матче забил какой-то маленький коротко стриженный паренек по фамилии Панов (да, я погуглил). Причем всем, - и даже этому бедняге – было понятно, что в тот день 11 парням просто повезло. Панов тоже понимал, что ему повезло. Но парень был русский, и русского парня несло. Кончилось тем, что футболист с экранов ОРТ пару недель рассказывал везде – от новостей до развлекательных передач – что «шел к этому с детства, когда уже был не такой, как все». Конечно, спустя пару недель – месяцев? мне надоело гуглить - всё вернулось на круги своя. Сборная России по футболу опять кому-то как-то особенно унизительно проиграла. Это нормально. Русские не умеют играть в футбол. Зачем уметь делать то, что не нужно?

Я, например, не умею плясать на канате и есть арбуз, танцуя гопака вприсядку. Зачем? Я даже и гопака танцевать не умею. И спустя год про парня Панова, который случайно сплясал гопака, забыли. Ему, повторюсь, просто повезло, и повезло по мелочи. «Шел по улице, нашел 5 рублей». Но русский не признает везения. Если он что-то получил, то, по его мнению, потому что Заслужил.

Именно поэтому, кстати, русская знать очень нерусская – то есть, европеизированная – потому что жила по принципу «царь дал, царь взял, на все воля Божья».

По контрасту же с русским Базаровым, европейцы Кирсановы и Базаров-старший народ всячески подтягивают, с ним миндальничают, и вообще пытаются вести дела, как с равным: Кирсанов старший отдает лучшие земли, не выбивает долги, Базаров-старший лечит даром. Это, в отличие от холодной насмешки резкого Базарова-сына, европейская терпеливая стандартизация и гуманизация. «Миссионеры приехали на Амазонку».

Улика номер два. Базаров, не будучи еще искушен в медицине – у него есть задатки, ну и всего-то – и попросту не имея право на суждение, пресмыкается перед иностранцами, считая их лучшими, нежели русские, учеными. Это тоже типично русская черта. У европейца в голове есть определенная черта «свой-чужой», за которую он заступить никак не сможет. Европеец всегда немножечко шовинист. И только русский готов на всё ради любви иностранца. В этом причина иррациональной любви современного русского - дело тут не только агитпропе, на который всё принято сваливать - и к г-ну Трампу и к мадам Лё Пен. Да, не любят… а ну как полюбят?!

Понятно, что нет, не полюбят. Есть виды, сосуществование которых невозможно. Но русский – наивный слоненок – все лезет к реке с крокодилом, дружить. Получается потом «пусдиде бедя, бде очедь больдо!», ну, в смысле, ракетой по аэродрому, - но ведь «удивительно, до чего иные не понимают» (с) (Киплинг). И вот уже слоненок танцует у реки с крокодилом Лё Пен. Не получилось? Найдет приключений еще где-то.

Забегая вперед. Базаров говорит Одинцовой «Я понимаю только одно условие, при котором я бы мог остаться; но этому условию не бывать никогда, ведь вы, извините мою дерзость, не любите меня и не полюбите никогда?». И это очень по-русски: человек хочет, чтобы его – вынь да положь – любили насмерть. Вежливый интерес, умеренная приязнь, взаимовыгодное сотрудничество? Того не надо. Всё, или ничего

Наконец, третья важная улика. Личная нечистоплотность, идущая в противоречие с европейским помешательством Новейшего времени на гигиене. Базаров не моет руки перед обедом, приехав в дом Кирсановых, несмотря на отдельное приглашение. Европейца-Кирсанова это буквально коробит. Заметим, речь идет о студенте-медике, будущем светиле науки.

Кирсановы - европейцы, потому что:

- Владеют двумя–тремя иностранными языками. В разговоре с сыном, смущаясь, отец-Кирсанов переходит на французский, дядя читает газету на итальянском. Оба говорят и на французском, и на английском языках.

- Ведут себя совершенно не по-русски в конфликте с нагло-деловитыми – совсем как Базаров.

- Кирсановы-помещики продают лес, чтобы прожить, так как крестьяне не исполнят свою часть сделки. Кирсановы же, отмежевавшись, строятся в голом поле, пока крестьяне хапают лучшую землю, ее не обрабатывая. Ведут себя совершенно не по-русски в конфликте с нагло-деловитыми – совсем как Базаров

- Очень порядочны в личных вопросах. Отец-Кирсанов женится на крестьянке сначала фактически, потом юридически. Дядя-Кирсанов, вступившись за честь будущей невестки, в которую влюблен, настаивает на женитьбе брата и покидает Россию, чтобы никогда не видеть любимой женщины. Для сравнения – судьба Музы из «Пунина и Бабурина». Девушка становится жертвой еще одного «европейца», молодого человека по фамилии Тархов. Этот Базаров-2, - молодой, горячий, и ужасно современный (так жить нельзя, мир меняется! доколе, отобрать и перебрать!) – болтая об эмансипации, поступает с женщиной как с вещью, как типичный домостройщик: катает на бричке, после трахает, затем выбрасывает под забор, погибать. Подбирает Музу русская, казалось бы, деревенщина, разночинец Бабурин. Ехидный Тургенев заставляет этого Бабурина, в конце концов, напиться от радости и кричать «Да здравствует император».

- Эмансипированы сами и уважают женскую эмансипацию, что вполне в духе развития европейского континента 19 века. Псевдоевропеец Базаров женщину презирает, и презирает открыто. Я цитирую – «свободно мыслящая женщина есть дурость». Между тем, даже Кирсанов-дядя, - в молодости бабник, - ведет себя с женщинами воспитанно и по-джентельменски. Даже с теми, которые явно настроены лишь поразвлечься. Важная деталь: отношение Базарова к женщине один в один… позиция зажиточного и безграмотного русского крестьянина Хоря из «Записок охотника». То есть никак не «западная».

VI

Резюмируем посыл текста.

В романе «Отцы и дети» Тургенев просто высмеял искусственное и надуманное противостояние России и Европы, показав, что настоящая Россия – «старики» Кирсановы, плоть от плоти екатерининских дворян (недаром роман начинается с вводной в родословную Аркадия), - и есть Европа. А визгливая невежественная Азия, рядящаяся в одежды прогресса – Базаров – дремуча и отстала.

Интересно, что об этом прямым текстом говорит сам Турге… Кирсанов-дядя, который в самом начале книги, при первом знакомстве с Базаровым произносит страстный монолог, буквально называя нигилиста дикарем, варваром и – (sic!) – татаро-монголом. Нужны ли подсказки прямее?

Именно поэтому посвящение «Отцов и детей» Белинскому – не что иное, как издевательство и щелчок по носу идиота, который призывал «счищать с расейской публики грязь лопатой». Малообразованный, но пылкий дурак Белынский (настоящая фамилия) говорил так о людях, читавших книжные новинки в оригинале – ведь публика и есть мыслящая (c’est-à – dire читающая) часть общества. Боюсь те, кто увидели в эпиграфе какое-то искреннее уважение Тургенева к озлобленному графоману Белынскому, или даже желание подольстится, ничего не понимают.

Сестра жены Белынского плевала – я цитирую сестру жены Белынского – на Белынского. Тургенев не только плюнул, но и растер в порошок.

«Отцы и дети» - памфлет, издевательски посвященный тем, на кого написан.

VII

Каково было отношение к вопросу Роcсия-Европа самого Тургенева?

Я ступаю на зыбкую почву догадок, но сначала немного фактов.

Очевидно, что Тургенев был самым европейским русским писателем. Так говорят про Пушкина, но это неправда. Пушкин был европейцем среди русских. Он не был русским, как Прометей не был человеком. Это титан, посланный к людям богами – учить счету, письму, огню, колесу и всему, что делает человека человеком. Тургенев – пусть невероятно талантливый, но всего лишь человек.

Потому самым европейским русским писателем был Тургенев, что, на мой взгляд, жил в Европе. Да не просто находился, а жил, и жил по-настоящему – будучи полноправным членом общества. Многие граждане РФ – вроде той же пылкой дуры Улицкой – думают, что проживание на территории Европы делает Европейцами. Это не так.

Европейцы сморят на дикарей, приехавших закрыться на даче в Тоскане, как англичане на Блох Клоп Вшивов из Индостана, прикупивших дворец у Темзы. Деньги трать, а так – не надо. Узнать общество можно, только если жить по его законам, а не дачником на выселках.

Спросите старую жабу, которая заливается соловьем про домики в Аппенинах и ген свободы, как действует система здравоохранения в Италии, и почему некоторым итальянцам предпочтительнее убить жену, а не развестись, как трудоустроиться в Австрии, и что сделать, чтобы получить образование во Франции. Это все для русского «европейца» - иногда москвича, живущего на сдачу «хрущевки», иногда наглой уральской рожи-рантье, живущей на даче в Чехии на доходы от бизнеса кузена-фсбшника где-нибудь В Челябинске – терра инкогнита.

Тургенев же жил среди людей, общаясь с ними ежедневно, - звали людей Флобер, Золя и иже с ними - и, русский, видел русских, включая себя, глазами европейца. Отсюда и снисходительная мягкость Тургенева к русским недостаткам, которые привести в бешенство могут только русского.

Очень смешливо – и по-европейски – Тургенев подмечает черты русского человека, которые вспыльчивого Пушкина, на бытовом уровне русских не понимавшего, заставили бы высмеять дурака так, что дело кончилось бы дуэлью. Тертый европеец Тургенев лишь посмеивается. Вот что он пишет о танцоре на балу в провинции.

«Народу было пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль стен, но военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным залихватским восклицаньям вроде: «Zut», «Ah fichtrrre», «Pst, pst, mon bibi» и т.п. Он произносил их в совершенстве, с настоящим парижским шиком, и в то же время говорил «si j’aurais» вместо «si j’avais», «absolument» в смысле: «непременно», словом, выражался на том великорусско-французском наречии, над которым так смеются французы, когда они не имеют нужды уверять нашу братью, что мы говорим на их языке, как ангелы, «comme des anges»».

Буквально парой фраз Тургенев запечатлевает образ русского человека, как доисторическое болото – лапу динозавра.

Небольшое личное отступление. Взрослую, сознательную часть своей жизни я регулярно путешествую, живу вне русскоязычного ареала и встречаю значительное число русских людей – в том числе воображающих себя украинцами и прочим не пойми хоббитами – за границей. Все они большую часть своего времени пытаются убедить себя – окружающих-то не проведешь, – что они говорят безо всякого акценту. Например, это – наряду с выплатой ипотеки, Путиным, духовностью в РФ и растущими ценами на авиабилеты – одна из любимых тем русскоязычных эмигрантов в Канаде и США.

Высший шик русского человека – обронить небрежно, что «вчера в очереди в Старбаксе» его(ее), после услышанного заказа, «приняли за испанца/итальянца/австрияка/новозеландца»

(Нечестно сейчас было бы не упомянуть, как обстоит дело со мной. Объясняю себя. Сам я говорю на беглых французском и английском, весьма средних относительно произношения и достаточно богатых касаемо лексики. Думаю, то же самое можно сказать и о моем русском).

Потому я точно знаю, что если за границей ко мне подойдет человек с замечанием к произношению, это непременно наш, русский (ака «советский»). Доходило до абсурда.

На последней посещенной мной книжной выставке в Париже какая-то парижанка средней русской полосы просила меня не говорить по-французски, так как «вас трудно понять». Она же оказалась единственной в зале, кому понадобился переводчик с французского во время встречи с французским писателем (я присутствовал в зале уже среди зрителей, незамеченный, и можно было не стесняться).

Если человек делает комплимент уровню языка – это носитель. Конечно, комплимент – просто дань вежливости, но, знаете, дань цивилизует. Опять же, если относиться к своему произношению как к цвету глаз – есть и есть – проблема отпадает сама собой. Потому что её просто не существует нигде, кроме головы доморощенного «испанца/итальянца/австрияка/новозеландца» с «пёрфект энд алмаст найтив ынглыш».

И всякий раз, когда ко мне во Франции подходит соотечественник – обычно поговорить за произношение – я оказываюсь на балу в провинциальном NN. Что и говорить. В книгах Тургенева русские застыли в вечности, как бабочка в янтаре.

И, вишенка на торте, отпуская колкое и точное замечание в адрес несчастного хвастуна, Тургенев фиксирует в янтаре и себя.

Ведь только русские обращают на это внимание.

VIII

Особое мастерства стилиста в «Отцах и детях» Тургенев достигает, когда пишет о любви. Начавший с сонного, размеренного бытия русской провинции, в которой барахтается на потеху судьбе ничтожество-нигилист (нихель это по латыни «ничто»), писатель меняет – одним щелчком пальцев – регистр, и уже через пару глав заставляет наши сердца учащенно биться. Главу, в которой происходит первое объяснение Базарова с Одинцовой, я бы сравнил с резким бегом после неспешной прогулки. Реплики летят, как мячи на Уимблдоне, мячи берутся немыслимые, и каждая фраза – крик после взятой лишь усилием воли подачи.

Одинцова, кстати, тоже олицетворение Европы. Тургенев нам даму сначала подает, как неглупую бабенку, к которой приехал хищный мужлан, и красотку вот-вот поимеет. «Страшний рюськи козак пришел взять Европа». Спустя сутки козак с давлением под 200 глотает сопли и слезы. Одинцова разводит Базарова на раз. Не одна Одинцова, кстати. Обратили ли вы внимание, что в дураках в романе все время остается великий и ужасный Базаров. А остальные?

Мямля и рохля Аркадий, который вечно смотрит в рот старшему товарищу – находит счастье всей жизни. Одинцова – в дамках, подняв самооценку уничтоженным поклонником, едет на воды, выходит замуж. Кирсанов отец – счастливо разрешает бытовые хлопоты и также обретает семейное счастье. Даже Кирсанов-дядя – а ведь он в ситуации Базарова (любовь всей жизни недоступна) - получает максимальное из возможного. Даже, страшно сказать, родители-Базаровы если не приобретают, то, как минимум, остаются при своем. Живой Базаров – такой резкий, тяжелый и непонятный, - ложится под камень, предоставляя старикам возможность продолжить мирное уединенное существование.

Интересно еще, что все, решительно все персонажи «Отцов и детей» находят свое счастье не просто на фоне Базарова, который своею неудачей это как бы оттеняет. Все действующие лица обретают счастье ЗА СЧЕТ Базарова.

Не обними Базаров из злого озорства Феню, не было бы дуэли с Кирсановым-дядей, и, как следствие, брака девушки с Кирсановым-отцом. Не волочись за Одинцовой – не попасть Аркадию в усадьбу к Кате. Не разбей свое сердце, ухаживая за Одинцовой – не обрести бы и той подлинных покоя и счастья. А почему? А потому что такой, казалось бы, прямой, практичный, и совершенно приземленный Базаров не знает жизни. То есть, химию-то он, может, и знает, а как людьми управлять – на уровне эмоций – нет. А все остальные знают. Может быть даже потому, что управление – наука, корой дворян учили, в том числе и примером, с детства. И какая-нибудь 18-летняя Катя Одинцова, которая при виде огурца упадет в обморок, знает, как заставить человека плясать под свою дудку. А дерзкий и четкий Базаров – нет.

Тут я возвращаюсь к идее, что Базаров, - как символ - олицетворяет в романе вовсе не Европу.

Играй мы в ассоциации, Базаров до боли напоминал бы нам Россию. Начало – полдела откачало – отличное. Наглый, молодой, веселый и дерзкий нигилист, явился с Востока, дал всем европейцам щелка по носу: натянул шведу треуголку на нос, два раза пообедал в Берлине, дошел до Парижу, и показал мусью кузькину мать. Вот-вот прижмет в углу саму Одинцову и к-а-а-а-к ... И как? Никак. Старички европейские поохали, покряхтели и вроде даже опростоволосились смешною дуэлью. Потом переженились с молодыми девками, получили наследства, поехали на воды, а Кирсанов-дядя так даже в Швейцарию. Базаров же порезался, лег и умер. Не пережил свой «1917 год».

Странно, правда? Окруженный сплошь бабами, да слабыми, жалкими, старомодными людьми на тоненьких ножках – «вырожденческими европейскими пидарасами, которых вот-вот поглотят волны арабов» – наш альфа-самец и хищник после случайного укольчика скальпелем (сначала и пятнышка нету даже!) ложится, к изумлению и для самого себя, в гроб и ниже, в землю. И вот, камушек на могиле порастает мхом, а вырожденцы-дегенераты, которых База… России съесть – как в ладоши хлопнуть - продолжают влачить свое жалкое существование с балами, итальянскими газетами и камердинерами, забыв о База… России, будто и не было.

Любимец хулигана Ленина, не умевший плавать – будто мало того, что он ничего другого не умел делать - хулиган Писарев, перед тем, как утонуть, писал:

«В конце романа Базаров умирает; его смерть – случайность, он умирает от хирургического отравления, то есть от небольшого пореза, сделанного во время рассечения. Это событие не находится в связи с общею нитью романа; оно не вытекает из предыдущих событий, но оно необходимо для художника, чтобы дорисовать характер своего героя».

Если у кого-то есть сомнения в том, что Писарев был круглым дураком, после такой цитаты сомнения можно отмести поганой метлой. Весь роман – история ловушки, и путь Базарова к гибели. Смерть персонажа абсолютно закономерна. Базаров явно показан, как лишний человек, которому нет места в экосистеме романа. У мухи, прилетевшей к росянке, единственный выход – в могилу.

И пускай Базаров показан сначала хищником с подрагивающими ноздрями, идущий по кукурузному полю. Именно такой по законам триллера, - а Тургенев, как мы помним, хорошо использовал коммерческие трюки в письме – и есть жертва. Хищник, по законам жанра, – невинное дитя лет пяти с синими глазами, что бежит (а на деле заманивает) в глубину поля.

Базарова окружают хищники, и сжирают несчастного в конце. Полностью разбитый Одинцовой, униженный Кирсановыми, брошенный, и преданный Аркадием, Базаров гибнет сначала как личность, а после как организм, – а все перечисленные наливаются соками и силой, словно отпив хорошенько базаровской крови. Да так и есть. Европейцы хорошенько покушали Базарова. И нигилисту не остается ничего, кроме как стать nihil, ничем - лечь и умереть. Получается всё как в фильме: в деревню приезжает маньяк, на недельку перекантоваться, пока в городе полиция ищет. Ну, думает, поохочусь. Да только милые чудаки деревенские оборачиваются закрытой общиной. Страшной. И гостя сжигают в чучеле соломенного человечка в день летнего солнцестояния.

Чтобы землица родила.

IX

Жирная точка, которую Тургенев ставит на Базарове и своем отношении к нему, это пара слов в посткриптуме к роману. Автор, говоря о судьбах персонажей, походя, что тоже часть замысла – Базарова все забыли, и Тургенев тоже - уделяет нигилисту буквально одну фразу. Да еще и не упоминая фамилии. Говоря о Женеве, Кирсанове и русских, Тургенев говорит, что «… русские студенты поражают немецких профессоров чрезмерной энергичностью и желанием свернуть мир в первые годы учебы, а сопле – чудовищною ленью и безразличием к учебе». Нет никаких сомнений, что это сказано о Базарове. Причем, повторюсь, без имени.

Трудно представить отзыв презрительнее.

Х

Как всякий организм несет в ДНК данные всего живущего – в утробе мы проходим стадии от малька до человека с кратким заездом в лягушат (привет, Базаров) и крысят – так и во всякой национальной литературе каждый писатель хранит в себе общие черты других писателей. Это касается как творчества на отдельных стадиях развития – в начале все мы Пушкины, после немножечко Гоголи, а затем Достоевские и Толстые - так и деталей жизни.

Тургенев и Бунин – два писателя-беглеца.
У Тургенева, как у Лермонтова, властная бабка, определившая воспитание и бегство на край мира (только Иван Сергеевич, в отличие от Михаила Юрьевича, с выбором края не ошибся).
Тургенев, как и Пушкин, жил во франкоязычной культуре.

Но более всего схож с Тургеневым другой русский писатель. Как и Тургенев, в России он толком не жил, писал, как Тургенев, вычурные стихи, и, как Тургенев, был эстетом. Оба эпикурейцы, находились они в легкой оппозиции императорской власти России, но к т.н. «либералам» эти двое настоящих либерала испытывали глубокое отвращение, вызванное, безусловно эстетическим неприятием не мывших руки с дороги Писаревых.

Наконец, оба очень не любили Достоевского.

Речь, конечно, о Набокове.

ХI

Почему Тургенев пошел путями кривыми? Почему Иван Сергеевич подтрунивает над Белынскими, но не плюет в лицо прямо? Потому что Тургенев тертый калач, а выходить из себя - путь Пушкина. Тургенев пожил в Европах и знает, что скандалить с цыганами себе дороже. Да и поздно. Власть в русском липроцессе на определенном этапе оказалась в руках у Белынских и Писаревых. Бездарных, глупых и слепых идиотов, которые, читая текст, не видят, что там написано. Забегая вперед – русский литпроцесс остается в этих, немытых с дороги, руках по сей день. Дело не в каком-то заговоре, а в природной глупости русских, которые готовы открыть дверь любому проходимцу, лишь бы у того лицо было серьезное, и чтобы голос звенел, когда жулик плакает за «особый путь России».

Тургенев видит русских, как они есть. Без пены бешенного Белынского, но и без розовых очков Аксакова. Метафора взгляда Тургенева на Россию – сцена первой встречи Аркадия Кирсанова с Одинцовой.

«Нос у ней был немного толст, как почти у всех русских, и цвет кожи не был совершенно чист; со всем тем Аркадий решил, что он еще никогда не встречал такой прелестной женщины».

Вот так. Нос толстый, а люблю – не могу. Что дальше? Россия уходит. Тургенев… «низко поклонился, посмотрел ей вслед (как строен показался ему ее стан, облитый сероватым блеском черного шелка!) и, подумав: «В это мгновенье она уже забыла о моем существовании», – почувствовал на душе какое-то изящное смирение…»

Вполне возможно, Тургенев имел в виду, что Россия забывает о существовании своих верных изгнанников в тот самый момент, когда поворачивает от них голову.

Но на гербе России две головы, и даже если одна отвернулась от вас, это не значит, что Россия на вас не смотрит.

КОНЕЦ