Почему Апухтин – не второй Пушкин?

День ли царит, тишина ли ночная,

В снах ли тревожных, в житейской борьбе,

Всюду со мной, мою жизнь наполняя,

Дума все та же, одна, роковая,

- Все о тебе!

С нею не страшен мне призрак былого,

Сердце воспрянуло, снова любя...

Вера, мечты, вдохновенное слово,

Все, что в душе дорогого, святого,

- Все от тебя!

Будут ли дни мои ясны, унылы,

Скоро ли сгину я, жизнь загубя,

- Знаю одно: что до самой могилы

Помыслы, чувства, и песни, и силы

- Все для тебя!

Если стихотворение не очень впечатляет, послушайте, как его поют под музыку Чайковского.

– Обалдеть! Лавина счастья! Вдруг! Было тихо и – вдруг!..

Гимн секунде. Под журчание весенних ручьёв.

Сколько дней ТАК журчат ручьи весной? – Вот столько и длится эта (у Чайковского) бурная любовь.

А не, как у Апухтина: «до самой могилы», «Дума все та же, одна, роковая»… Повторяемость какая-то нудная. Житейская борьба, жизнь тоже ассоциируется с чем-то длительным. «Снова» - тоже.

Чайковским от Апухтина из временного взято только: «С нею не страшен мне призрак былого». То, что соответствует забывчивости ребёнка из триады, что в «Так сказал Заратустра» Ницше. Есть только СЕЙЧАС. Пик любви.

Так я воспринимаю музыку Чайковского в этом романсе. Признаюсь, зная для себя, что Чайковский – ницшеанец.

В книге Познанского «Чайковский» об Апухтине написано в главе «Особенные дружбы». И есть там слова о любви между соучениками: язвительным Апухтиным и покладистым и симпатичным Чайковским (который в училище вообще был всеобщим баловнем): «Обожание идеализированного сверстника — распространенное явление в подростковой психике… Со стороны же Чайковского, вероятно, имело место переживание другого рода — не столько физическое притяжение, сколько интеллектуальная загипнотизированность».

Но Чайковский в искренности своего творчества не убоялся исключительности, то Апухтин – видим – явно не потянул на принципиальность.

А быть и нашим и вашим (и индивидуалистом и прообщественным)… – Потому и не второй Пушкин. Тот себе не изменял, сколько ни менялся.

Нет.

Всё-таки непонятно. С какой стати Чайковский написал музыку счастья любви на слова о наваждении любви.

Почему у Апухтина дни тревожны, жизнь – борьба, дума – роковая, а у Чайковского – брызги сиюсекундного счастья? В словах былое – страшное, безлюбовное, а в музыке – ничего негативного? Стихи – о спектре дней от ясных до унылых, смерть – близка, а…

Ужас. Я вот что читаю о Чайковском всё в той же книге:

«…несмотря на внешне развязное поведение, внутри он оставался тем же впечатлительным и пугливым подростком. Ипполит Ильич к странностям брата относил, по его своеобразному выражению, «трусливость к непрочности нашего организма»: «…стоило кому-нибудь указательные пальцы приставить к вискам, делая вид, что их надавливают, ему казалось, что человек этот если не умрет, то упадет в обморок, он от ужаса краснел и закрывал глаза».

Ларош отмечал: «Здоровьем он пользовался отличным, но необычайно боялся смерти, боялся даже всего, что только намекает на смерть; при нем нельзя было употреблять слова: гроб, могила, похороны и т. п., одно из величайших его огорчений в Москве состояло в том, что подъезд его квартиры (которую он по обстоятельствам не мог переменить) находился рядом с лавкой гробовщика»».

То есть получается, что если Чехов стал ницшеанцем от близости смерти из-за чахотки, если сам Ницше создал свою философию, чуя, что он в любой день может сойти с ума (и сошёл-таки в итоге), то Чайковский почему-то ощущал возможность каждый день умереть. Может, от неожиданной смерти матери?

И, чтоб спрятаться от такого вот ужаса Этой жизни (от наличия в ней смерти), он и ударился в училище (где едва ли не царил гомосексуализм) и после его окончания, в свете и полусвете (где гомосексуализма тоже хватало), во все тяжкие ради ежедневных удовольствий? Любых?!.

Тогда понятно, почему его так в обратную сторону шатнуло от этого набора слов апухтинского стихотворения: «тревожных», «борьбе», «роковая», «страшен», «унылы», «сгину», «загубя», «могилы». Из крайности – в крайность!

А что? Если он был настолько нежным, что его категорически не устраивала сама Эта жизнь, раз в ней в принципе есть смерть.

Стихотворение же Апухтина, если он был душою в полном слиянии с душой Чайковского (кроме слияния телесного), тоже тогда видится не непоследовательным. Оно – об изменённом психическом состоянии как таковом. То есть тяготеет к иномирию как к самой глубокой тайне и идеалу ницшеанства. Которое – в таком, крайнем, виде – даже и из подсознания в сознание не проникает.

Русская публика, конечно же, не могла в то время постигнуть такой глубины Апухтина. Вот потому, хоть и ожидала, что он будет новый Пушкин, не дождалась.

20 января 2017 г.