Эпизод имел место в Венгрии — свидетельствовала одна моя знакомая, Маша.

По случаю долговременности присутствия сошлась она там с местной девушкой, Маргит — хотелось практики в венгерском и вообще пообщаться с аборигенами. Напросилась в гости. Как только переступили порог, мать, неспособно, напряженно сидевшая посреди комнаты, начала квело улыбаться, а папа, аккуратный, пожилой дядя в безрукавке, ходивший по-пингвиньи, вразвалку с прижатыми руками, незамедлительно достал емкую колбу со светлым вином и принялся угощать, уставившись Маше в рот.

За столом новые знакомые снисходительно улыбались, папа затеял политические разговоры, и Маша покусилась учить их жить. Начала с гастрономии, уж потом присовокупив другие области. В довершение хозяйски походила по небольшому дворику, пощупала лозу, критически оглядела коз, свиней, отметила архитектурные изъяны жилища — венгры даже в деревнях, на достаточных пространствах, свои объемные, двухэтажные в основном дома ставят тесно, вплотную к соседям. Долго выясняли корни конфуза и унялись увещеванием мамаши: «Бог велел в тесноте жить». К интерьеру Маша кардинальных замечаний не имела — внутри было очень прилично.

Сразу после интервенции сдружились. Не враз Маша поняла интерес к ней Маргит, хотя все оказалось просто: та случилась неисправимой болтушкой, Маша же с вниманием дозволяла пользовать страсть, ибо все ей было интересно.

Семья Дьердь состояла в местечке на особом положении. Дьердь Лайош (венгры ставят фамилию вперед) располагал популярным на всю округу ремеслом, изготовлением каминных изразцов, и пользовался уважением. Как и положено, был католиком, а вот жена, хорватка, и дочь православными. Церкви посещали разные и кое-какие обряды справляли по-своему. Сказать по совести, именно экстравагантность Маргит — пристрастие к русским мужчинам, прыток оказался славянский ген — вызывала определенные взгляды туземцев.

Из православных соображений Маргит часто ездила в одно обширное селение, там располагалась соответствующая церковь. Посещения только религией не регламентировались, в селении жило много знакомых и, главное, находился боулинг, в котором играть Маргит оказалась большая любительница и мастерица. Приучила наезжать в дислокацию и Машу с еще одной русской, Ниной. Одна такая поездка и одалживает наше внимание.

Для полноты конструкции требуется вставить, что новая подруга сложилась весьма габаритным созданием, — не толстушкой, как Нина, но женщиной, коротко сказать, имеющей формы и плоть. Пришлось на момент, когда Маша с Ниной находились в захватывающей фазе сражения в боулинге, а Маргит курила на природе, спокойно разговаривая со знакомым и не подозревая о грядущих коллизиях.

Итак, в окрестности оказался козел, замурзанное бородатое существо без признаков определенных занятий (действительно, впоследствии так и не выяснили принадлежность животного). Товарищ долго стоял в сторонке и пристально вглядывался в силуэт Маргит, которая очутилась к твари ровно спиной. Что разглядело животное в подобной позе женщины, навсегда останется во мраке, только вдруг оное не без форса фыркнуло и взяло старт. Через мгновение острые рога вонзились в дивные окорока нашей подруги. Маргит, звонко взвизгнув, прянула на мужчину, который, отдадим должное, устоял и даже поместил тело в объятия. Самое поразительное, что пока Маргит освобождалась от рук мужчины и разворачивалась в ужасе, козел спокойнехонько отступил на несколько шагов, затем воззрился в объект, вероятно, оценивая работу, и после, сделав оборот, величественно потрусил прочь.

Маша, правда ничего этого не видела, ибо существовала в спортивном раже. От шара ее заставил оторваться перепуганный возглас Нины:

— Мама, убили!

Маша резко оглянулась и увидела следующее. В дверях, в хлопьях лишенного истока, вороватого света стояла Маргит. Она приподняла одной рукой юбку, чуть согнула колени и демонстрировала совершенно голый зад. Второй рукой прижала к левой ягодице какие-то тряпки и не давала тем самым распространиться обильно вытекающей из раны крови. Нечего и говорить, что все обитатели заведения, где-то человек семь, сгрудились подле экспоната. При этом Маргит имела чрезвычайно гордый вид, нарушаемый изредка искривлением губ.

Естественно, посыпались советы хирургического свойства и предложения пособничества в укрощении неудобств: один мужчина вызвался подержать в задранном состоянии юбку, ибо самой Маргит это делать было несподручно, другой быстро сдернул футболку и заменил набрякшие кровью колготки. Маша послала Нину за аптечкой в автомобиль.

Надо признать, кровь остановили расторопно. Разумеется, к этому времени еще и соседний бар переместился сюда и плотным кольцом окружал тело. Мужчина, что придерживал юбку, всем естеством давал понять, что порвет горло любому за посягательство на заботу. Маша возилась с раной. Остальным, собственно, делать было нечего.

Искали доктора, его не оказалось дома. Маргит стояла — сидеть, понятно, ее не пускали — и демонстрировала всем обликом несправедливость жизни. Она стоически переносила удар судьбы, поминутно согревая ход событий возгласом: «Нет, вы только подумайте».

Впрочем, от остальных присутствовал поток советов, резолюций.

— Без шрама не обойтись.

— На такой роскоши за прыщик сойдет.

— Лишь бы седалищный нерв не потратить.

— Не гневи господа, откуда здесь седалищный нерв?

— Не скажи, у женщин это место очень нервное.

Дружно осудили фауну. Некто признал у козла вкус (напомним, Маргит располагала конфигурацией). Живой всплеск вызвала реплика — это тот присутствующий при самом инциденте вкрапил — что зверь доводился совсем не козлом, а козой. Возмущение Маргит приняло степень исчезновения дара речи. Кто-то пощадил пострадавшую, пообещав, что все-таки состоялся козел («рога, знаете, не надлежащие, у мужика внушительней», — компетентно сообщил сердобольный) — выдержать надругательство еще и от козы, согласитесь, не каждому по силам. Снова попеняли на бесхозность, послышалось замечание о насущности смены руководства колхоза. Мелькнули сюрреалистические заявки:

— Хорошо бы для следствия снимки сделать.

Раздалось предложение опустить юбку, но его без колебаний отклонили — рану тревожить нельзя ни под каким укропом. Кроме того, народ еще подходил. Как бы то ни было, появился доктор, Маргит увезли штопать рану. У населения трюк нашел самый горячий отклик.