Я буду сейчас говорить о своём народе, о народе России. Не упрекайте меня в патетике. То, что происходит теперь с образами русских героев, имеет решающее значения для того, будет жив наш народ, как личность, или станет «народонаселением».
Поэт Маргарита Алигер, написавшая поэму «Зоя», сейчас бы не промолчала. Но я, её внучка, не по семейному родству беру слово. А по родству с народом моей страны.
Народ не случается. Он возрастает. Возрастает в своей судьбе. И происходит это возрастание на пяти опорах – земля; люди, на ней живущие; история, то есть страдания, поражения и победы этих людей; язык, на котором они рассказывают о своей истории; и - народные герои. Герои этого пути, этого возрастания.
Уничтожение любой из основ приводит к гибели, к рассеянию народа. Вот почему образы народных героев так драгоценны.
Я уверена, что именно страдания, поражения и победы, этот тяжелейший путь – необходимы для становления. Так устроен мир, что только невзгоды формируют и собирают народ. Здесь очень точны слова Бориса Пастернака о поэте:
«Тебя пилили на поленья,
В года, когда в огне невзгод,
В золе народонаселенья
Оплавилось ядро: народ».
(Заметьте – он, Пастернак, принимает судьбу поэта – быть поленьями, служащими для выплавки народа, принимает, как миссию свою).
Такой плавильной печью была для русского народа Великая Отечественная Война.
В процессе мучительнеого возрастания возникали образы героев. Но они не сами появлялись, эти образы. Всё гораздо сложнее.
Образ не возникает случайно. Это процесс, в котором участвуют все люди.
Зоя Космодемьянская совершает подвиг. Об этом узнаёт страна. Поэт Алигер пишет поэму. Но не стала бы Зоя «Образом», если бы не сотни других безымянных людей-героев, безвестно погибших, влившихся в этот Лик, Лик Зои Космодемьянской. Не принял бы народ её Образ, если б не был он СОБИРАТЕЛЬНЫМ. Вот так возникает Образ героя – его создают герой, поэт и народ.
А дальше происходит невероятное – в этот Образ вливаются не только судьбы умерших, но и – судьбы выживших. Он становится намоленным! Подобно иконе.
Задумайтесь, скольким людям Зоя дала отвагу, терпение в тяготах, силы выстоять среди ада войны!? Это же миллионы людей. Это – живое чудо, свершившееся. Так действовал её Образ.
Надо сказать, что поэты того времени прекрасно понимали, сколь важны эти новые Образы для людей. Ведь других-то тогда и не было, пустовали красные углы. А опора в беде была необходима. Да и сам народ принимал их, этих новых святых, никто не приказывал вешать их портреты в избах, а сами люди, по всей стране…
Но Образ, при всем своём могуществе, сам – уязвим. Если народ не будет его оберегать.
Как можно разрушить? Очень просто, даже врать не обязательно. Достаточно показать мелкую неприглядную правду. А она есть за каждым великим человеком. Потому что он – человек.
Неужели все святые были в жизни так красивы, как на иконах?
И так ли во всём святы? Ведь тоже люди были…
Так почему же их пишут по канону? А потому, что знают, что такое Образ. Канон сберегает Образ, выявляя главное, а не житейский мусор.
Я сознательно отказываюсь разбираться, была ли больна Космодемьянская. Потому что поступок её абсолютно осознанный. Она выполняла задание, была схвачена, под пытками никого не выдала (немецкий офицер записал, что вела она себя – как маленькая героиня своего народа!) На эшафоте Зоя не молчала, а говорила вдохновенно, остро, бесстрашно. Речь её прервали, только убив её. Задушили.
Перед нами - подвиг, он реален. Для меня тут нет вопросов.
Кривотолки вообще никогда не должны становиться темой для всеобщего обсуждения. Мы же в ответе за то, что говорим людям. За то, что сделают наши слова с их душами. И чем больше людей нас слышат, тем выше ответственность.
Можно возразить, сказать, что умному человеку такие пересуды не заслонят суть героики. Да. Цельный, зрелый человек отметет подобную шелуху. А если мы молодое поколение будем растить на том, что святые - не святы, панфиловцы – не двадцать восемь, а Космодемьянская – больная? Если начнём не с великого, а с мусора?
Тогда-то мы и разрушим одну из опор, выбьем её из-под народа.
Кстати, самые простые люди, когда подобное совершается, затрудняются объяснить, почему нельзя. Но говорят коротко и точно: «Не трогайте, это – святое.» Суть видят.
А подобное разрушение, выбивание опор совершалось десятилетия. Да, это было в перестройку. Тогда взялись дружно за «развенчание мифов», так это называлось. Суду подвергли всё. Лишь ленивый не пинал. И полетели столпы. И страна потеряла цель, превратилась в «Демьяна, не помнящего родства». Как нас не захватили тогда, диву даюсь! Такой момент упустили. Слава Богу.
Удивительно, но Маргарита Алигер предвидела этот «суд» гораздо раньше, в начале восьмидесятых, и достойно вставала лицом навстречу ему.
Нет, не вперед... Обратно! В те буруны,
водовороты, зарева из тьмы,
туда, где так неповторимо юны,
так яростно отважны были мы.
Так небогаты, так незнамениты,
так безотчетно незащищены,
так ко всему готовы, так открыты
для славы, для тюрьмы и для войны.
Все может быть. Все — жизнь. Ах, что-то будет?!
И сбудется ли? И пробьет ли час?
Все миновало... И теперь нас судят,
За все, что мы любили, судят нас.
Глядят высокомерно и упрямо
и приговор выносят, не судя.
Что делать, Костя? Жить. Стараясь прямо.
По совести. Глаза не отводя.
Маргарита Алигер застала перестройку. И пересуды о Зое Космодемьянской слыхала. И понимала прекрасно все ужасы и величие страны своей. Я буду говорить теперь её словами. Потому что так точны её ответы на сегодняшние "вопросы".
Это кусок из поэмы «Зоя». И как же невероятно прозорливы эти строки, мне страшно становится даже. Словно она говорит это сегодня, отвечая многим. А сказано это – в сорок третьем году. Послушайте!
А где-то уже подхихикивал кто-то,
трусливо и жалко пиная победу.
Как страшно и горько подумать, что где-то
уже суетились, шипя и ругая...
О чём ты? Не вздрагивай, девочка, это
не те, за кого ты стоишь, дорогая.
Нет, это не те, чьи любимые люди
в окопах лежат у переднего края,
что в лад громыханью советских орудий
и дышат и верят. Не те, дорогая.
Нет, это не те, что в казённом конверте,
в бессильных, неточных словах извещенья
услышали тихое сердце бессмертья,
увидели дальнее зарево мщенья.
Нет, это не те, что вставали за Пресню,
Владимирским трактом в Сибирь уходили,
что плакали, слушая русскую песню,
и пушкинский стих, как молитву, твердили
Они - это нелюди, копоть и плесень,
мышиные шумы, ухмылки косые.
И нет у них родины, нет у них песен,
и нет у них Пушкина и России!
Она не только верила в Победу. А точно знала, что будет она, и что будут потом глумиться над тем, что ей и всему народу ещё только предстоит завоевать, положив жизни свои! Ужас. И чудо.
Когда грянула перестройка, ей журналисты предложили отказаться публично, в статье, от некоторых своих строк в поэме. (Там была глава, где рефреном шло"Сталин на посту"- как сила, поднимавшая в бой.) Алигер ответила: "Мы так жили, так верили тогда. Это давало силы выстоять. Мы и ошибались . Но это было, я несу за это ответственность и готова к ней. Я не буду вымарывать нашу жизнь, исходя из себя нынешней. " Статья вышла под названием "Не отказываюсь ни от одной строки".
Знаю, она понимала, что такое Образ. Ведь что она только что сказала? Что у тех, кто пинает Образ, нет ни родины, ни истории, ни языка, ни героев. Упадут у них столпы.
К счастью, мы не рассеялись совсем. Не распались. Мы, кажется, как народ, выплавляемся снова. И этому выплавлению помогают наши невзгоды. И, может, даже эта история, с панфиловцами и Космодемьянской – на пользу плавке. Заставляет сплотиться. Сплавиться. Так я почувствовала.
Есть у Алигер такие строки:
«Ах, как много мы хотели!
Ах, как мало мы смогли…»
Нет, бабушка, вы смогли – много. Вы, оплавляясь и сгорая, как поленья, выплавили народ.
Вы совершили подвиги. Вы создали Образы.
Мы должны очень постараться возрастать дальше. Храня и оберегая.
Скажу по-простому: «Не трогайте. Это – святое».