Свава Якобсдоттир (1930 - 2004) - один из "столпов" исландского модернизма. Автор многочисленных новелл, литературоведческих статей, романов "Постоялец" и "Сага о Гуннлёд". В историю исландской литературы ХХ века Свава вошла своими новаторствами в области художественной формы - и феминистическим месседжем, хорошо заметным во многих её произведениях, в частности - в том, которое сейчас предлагается читательскому вниманию.

О. А. Маркелова, переводчик: "Ранее на русском языке в моём переводе выходила другая пьеса Свавы - "Краеугольный камень" в сборнике "Пять исландских пьес", М., "Три квадрата", 2013.  В советское время выходили переводы отдельных новелл.Наследники Свавы дали мне разрешение на публикацию перевода, когда я находилась в процессе работы над ним".

1983

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Ари, инженер

Бета, его жена, преподавательница игры на фортепиано

Лилья, ученица Беты

Между актами играет музыка Белы Бартока.

Ужас и яма и петля для тебя, житель земли! 
¹⁸ Тогда побежавший от крика ужаса упадет в яму; и кто выйдет из ямы, попадет в петлю; ибо окна с небесной высоты растворятся, и основания земли потрясутся. 
¹⁹ Земля сокрушается, земля распадается, земля сильно потрясена; 
²⁰ шатается земля, как пьяный, и качается, как колыбель, и беззаконие ее тяготеет на ней; она упадет, и уже не встанет. (Книга пророка Исайи, 24, 17-20).

АКТ 1

Действие пьесы происходит в ядерном бомбоубежище в нижнем этаже подвала под большим особняком в Рейкьявике. У стен не найти пустого места: от пола до потолка - полки, набитые тем, что состоятельные люди считают предметами первой необходимости; всего этого хватит, чтоб прожить в бомбоубежище до полугода. В т.ч. там банки с консервами и другие продукты, гигиенические принадлежности, одежда. Кое-что из этого упаковано в ящики с подписями. Всё аккуратно расставлено и удобно разложено. На стене справа висят приборы для измерения температуры, уровня влажности, кислорода и радиации. Там же висит карта Исландии с нарисованными на ней кружками и значками, показывающими, что может произойти, если в районе Кеплавикского аэродрома сбросят ядерную бомбу. Под самым потолком на задней стене – вентиляционная труба. На левой стене – ручной насос для переносной ветряной электростанции, которая стоит во дворе. Впрочем, он задуман всего лишь как аварийное оборудование – на тот случай, если даст сбой автоматика. На стене у входа – мишень, которую после первого действия снимают.

В бомбоубежище двухспальная кровать, тумбочка с ящиком, складной стол, два удобных стула, компьютер и письменный стол Ари. В ящике тумбочки хранится пистолет. На полу зелёный тканый коврик. Он – единственный предмет в этом помещении, который радует глаз. В одном углу убежища баллон с кислородом, а у входа огнетушитель. На полке у задней стены стоит микроволновая печка, там же – место, чтобы готовить пищу.

Вход в убежище расположен в середине задней стены и закрывается стальной дверью в десять сантиметров толщиной. За этой дверью лестница, и когда она открывается, видна лестничная площадка. Там на стене висят два защитных костюма и два противогаза. С правой стороны сцены вход в хранилище водорода, там помещаются водородный генератор и запасы водорода. Дверь в это помещение всё время заперта. С левой стороны сцены дверь, ведущая в уборную. Там хранятся бочки с водой, там же запасной выход.

Потолок в убежище довольно низкий, а на полу мало свободного пространства.

В самом начале пьесы Ари один на сцене. Он сидит за своим столом и листает карточки в картотеке. Сверху доносится игра на фортепиано – менуэт Баха. Когда менуэт заканчивается, Ари поднимает глаза и только сейчас начинает к чему-то прислушиваться. Ари – аккуратный, внушающий доверие человек, в костюме и белой рубашке, 38 лет. Он собственными усилиями выбился в люди и получил образование благодаря исключительному старанию и упорству. Весь его вид излучает уверенность в себе. Как это нередко бывает у людей, щедро наделённых сочетанием уверенности в себе, сильной воли и предприимчивости, он не считается с чувствами окружающих, он ни минуты не сомневался в том, что желания Беты совпадают с его собственными. Да и сама Бета всегда следовала его советам и слушалась его указов, не задаваясь вопросом об их правомерности, так как он управляет не с помощью ярости, а с помощью любви и заботы, которые она считает естественными. Входит Бета, одетая в шикарный домашний костюм, ухоженная, с уложенными волосами. Она необыкновенно красивая и привлекательная женщина, 35 лет. Лицо у неё умное, но в её мимике и жестах есть что-то инфантильное, что-то, что показывает, что ей в жизни не приходилось сталкиваться с большими трудностями.

АРИ: А наконец, вот и ты. Я уже начал думать, что ты не придёшь.

БЕТА: Лилья только сейчас ушла.

АРИ: А почему ты, собственно, всё ещё даёшь уроки игры на фортепиано? Ты же, вроде, собиралась больше не брать учеников?

БЕТА: А я и не беру. Лилья единственная.

АРИ: Это тебя связывает по рукам и ногам.

БЕТА: Да… бывает…

АРИ (заботливым тоном): Прекращай с ней заниматься.

БЕТА: Ах, ты же знаешь: я такая – мне сложно сказать человеку «Нет». Ведь тебе же я ни в чём не отказываю, милый, правда?

АРИ: А попробуй! (Легонько целует её).

БЕТА: Она такая заинтересованная! И такая целеустремлённая. Она добросовестно упражняется, старается из всех сил, но она, бедняжка, просто криворукая. Не знаю, начнёт ли у неё хоть когда-нибудь получаться. Перед её уходом я сама сыграла для неё этот менуэт.

АРИ: Всё, нам пора приступать.

БЕТА: Я сегодня не в настроении. Может, завтра?

АРИ: «Завтра, завтра, не сегодня», - а завтра он уже в гробу.

БЕТА: Что ты такой мрачный?

АРИ: Да, я такой: мрачный, дотошный, правильный и люблю читать морали.

БЕТА: А откуда была эта цитата?

АРИ: Какая?

БЕТА: Ну, про то что «завтра он уже в гробу». Это где-то написано, или ты сам сочинил?

АРИ: Не знаю. Уж где-нибудь это точно написано.

БЕТА: Боже мой! После восхитительнейшего менуэта – сразу твои разглагольствования о смерти. Пойду-ка я отсюда… Да, кстати, а как тебе моё новое платье?

АРИ: Бета, мы должны довести всё до конца. Это может понадобиться в любой момент.

БЕТА: В любой?

АРИ: Отчего бы и нет? Что мы вообще знаем?

БЕТА: Но сперва скажи, как тебе моё платье?

АРИ: А тогда ты обещаешь потом со мной заняться проверкой?

БЕТА: Даю честное слово!

АРИ: Ничего себе платье.

БЕТА: Ничего себе? И всё?

АРИ: Шикарное. Но если б его покупал я, я не стал бы выбирать такой кричащий цвет.

БЕТА: По-твоему, это кричащее? Вечно ты хочешь, чтоб я носила только чёрное да белое.

АРИ: Вот если б оно было чёрным – было бы очень красиво.

БЕТА: Но это же просто домашнее платье.

АРИ: Да, но ты-то у меня особенная… ты – классика.

БЕТА: Что же ты не скажешь: «Ты – красивая женщина». Вот Лилья меня так назвала.

АРИ: Лилья?

БЕТА: Моя ученица.

АРИ: Она тебя прямо так и назвала?

БЕТА: Да. По-твоему, я никому не кажусь красивой, кроме тебя?

АРИ: И мелкие девчонки прямо такое говорят?

БЕТА: Ей уже лет двадцать.

АРИ: Двадцать? Она что - лесбиянка?

БЕТА: Никогда об этом не задумывалась.

АРИ: Говорил же я тебе, и не раз: немедленно прекращай эти уроки!

БЕТА: Знаешь, вообще-то, когда она смотрит на меня, у неё глаза страстно блестят, и в голосе появляется такая горячечность, когда она обращается ко мне. Она так жадно смотрит на меня, как будто выбирает себе рыбу на обед: «Вот красивая рыба».

АРИ: Отвратительно!

БЕТА: Родной, у меня она никакого вожделения не вызывает. Ведь рыбы его и не испытывают, правда?

АРИ: Если ты не прекратишь эти уроки музыки – к нам в дом такого народу наползёт!

БЕТА: Да я просто хотела подразнить тебя. Лилья не такая. Совсем не такая… А мужчины ревнуют к лесбиянкам?

АРИ: По-моему, это не смешно.

БЕТА: Но она мне вправду так сказала. В первый раз, когда пришла. Вошла, остановилась посреди гостиной, огляделась по сторонам, тщательно рассмотрела каждый предмет: картины, статуи, белый диван (итальянцы такие дивные вещи выпускают, я вот на днях кофту видела)… да, и столик с мозаикой, и восточные ковры, - а я просто стояла и смотрела, как она смотрит: ей бы за фортепиано сесть, но она уже заплатила за урок заранее и, в общем-то, сама должна была решать, на что ей потратить это время; но это уже стало выглядеть настолько странным, что я в конце концов взяла и спросила, как ей нравится наша гостиная, и она ответила: «Красивая». (Как бы сама себе). Но глаза у неё были безжизненные, как будто её ничего не тронуло, а потом она взглянула мне прямо в лицо точно так же, как будто я – мозаичная столешница или мраморная статуя, и сказала: «И ты – красивая женщина».

АРИ: И что?

БЕТА: И мы начали играть. До, ре, ми… Она тогда даже нот не знала. (Начинает красить ногти).

АРИ: Что ты себе не заведёшь накладные ногти? На твои собственные просто смотреть страшно: сострижены до мяса.

БЕТА: Прости. Но с ними возни много.

АРИ: Ты сможешь снова отрастить их, если бросишь играть.

БЕТА: Бросить играть? Ари, милый, из-за ногтей музыку не бросают.

АРИ: Нет, конечно, я не это хотел сказать. Но как бы то ни было, по-моему, тратить время на таких учениц глупо.

БЕТА: Она хорошая… бодрая. И мне с ней становится весело. К тому же, она дочь Дисы.

АРИ: Дисы? Какой Дисы?

БЕТА: Моей подруги. Помнишь, она с нами в Германии была. В университете училась в одно время с тобой. На биофаке.

АРИ: Эта хиппи?

БЕТА: Она была не хиппи, а просто… просто…

АРИ: Что ж ты мне раньше не говорила, что её дочь у тебя занимается?

БЕТА: Разве не говорила? А по-моему, говорила.

АРИ: Нет.

БЕТА: Значит, забыла сказать.

АРИ: Диса с тобой общалась?

БЕТА: Нет, мы не встречались с тех самых пор, как жили за границей, но Лилья сказала, что она обо мне рассказывала.

АРИ: Ну всё, начнём наконец.

БЕТА: Но это девушка необычная. В таком возрасте – и побежала учиться музыке. Уж не знаю, что ей двигает. К тому же, у меня как раз свободного времени много.

АРИ: А как же балетная школа?

БЕТА: Да, но, родной, я аккомпанирую им на балете всего два часа в неделю. Это всего-то ничего. Сейчас стать известным можно только в том случае, если ты что-то делаешь… для собственного развития. Чтоб все вокруг не думали, будто ты вечно только стряпаешь или пылесосишь. Да ты, родной, и сам не хочешь, чтоб твоя жена была такая. Ведь у меня даже ребёнка нет. Не все это понимают.

АРИ: Ладно, ладно. А теперь наконец начнём.

БЕТА: Хорошо. Что нужно проверить?

АРИ: Сейчас все приготовления подходят к концу, но мы должны посмотреть, всё ли на как надо и всё на ли месте – абсолютно всё.

БЕТА: Вот именно.

АРИ: Нам нужно… а ты дом заперла?

БЕТА: Да, конечно.

АРИ: Нам нужно сверить картотеку с записной книжкой, чтоб убедиться, что мы ничего не забыли.

БЕТА: Я-то ничего не забыла.

АРИ: Но всё же надо посмотреть – чтоб быть на все сто процентов уверенными. Если мы что-нибудь упустили – ты знаешь, чем это нам грозит.

БЕТА: Знаю. Ведь я добросовестно сделала всё, как написано в записной книжке – как ты велел. Я все продукты закупила. Они все здесь.

АРИ: Ты черничное варенье не забыла?

БЕТА: Конечно же, не забыла, дорогой. Оно вон там. А ты ничего не забыл из того, за чем должен был проследить?

АРИ: Я?

БЕТА: Ах, да, это выяснится при проверке.

АРИ: А ты не забыла сразу же записать все покупки на карточки?

БЕТА: Не забыла. Более того: я всё наизусть помню. Ветчина - 45 банок, говядина – 45 банок, овечьи головы – 20, гуляш из баранины – 20, я думаю, столько нам хватит, всё равно консервированная баранина не очень хорошая.

АРИ: Всё сходится.

БЕТА: Язык говяжий, почки… да, а ещё я купила курятину – я тебе потом покажу кое-что – я сперва думала курятину не брать, потому что её в консервах не бывает… вообще, много чего в консервах не бывает, например приличных омаров, - видишь эту коробку? Сухая заморозка.

АРИ: Сухая заморозка?

БЕТА: Да, отлично придумано. Это комплексные обеды. Например, вот в этой – курица с рисом, горошком, грибами… со всем. Просто растворяешь в кипящей воде…

АРИ: Так ты только воду изведёшь.

БЕТА: Тогда её можно будет экономить как-нибудь по-другому, например, посуду не мыть.

АРИ: Или не умываться.

БЕТА: Это относится только к тебе, я лицо кремом мажу.

АРИ: Нет, серьёзно: нам придётся очень-очень сильно экономить воду. И кофе литрами почём зря не хлестать, не забывай.

БЕТА: Одна чашка на человека по пять раз в день: к завтраку, к обеду, дневной кофе, к ужину и вечерний кофе.

АРИ: Минимальная норма считается два литра воды на человека в день. А я рассчитывал так, чтоб было не в обрез.

БЕТА: А ещё у нас есть бутылки с газировкой и другой водой. Всё же будет нормально, правда?

АРИ: И горячую пищу мы будем есть всего один раз в день. Нам придётся экономить буквально всё – и электричество тоже.

БЕТА: А разве мельница не будет вертеться?

АРИ: Это она сегодня вертится.

БЕТА: Наверно, об электричестве не стоит так уж сильно тревожиться. В нашей стране всегда дует сильный ветер.

АРИ: Бета, ты что, не понимаешь, насколько всё это серьёзно?

БЕТА: Да, милый, но, по-моему, тревожиться – это больше по твоей части.

АРИ: Ладно. Ну, наконец-то! Начнём!

БЕТА: Я не могу листать карточки. У меня лак не высох.

АРИ: Тогда читай записную книжку.

БЕТА (читает из книжки): Абрикосы.

АРИ (ищет по картотеке): Абрикосы?

БЕТА: На букву «Ф» - фрукты. Без косточек.

АРИ: Есть.

БЕТА: Артишоки. (Молчание, пока Ари ищет). На «О» - овощи.

АРИ: Обязательно было всё так усложнять?

БЕТА: Усложнять? Так же гораздо проще. А ещё это согласно тому, где что хранится: вот тут полки с овощами, тут мясо, тут…

АРИ: Хорошо. Надо только понять эту систему. Я уж начинаю жалеть, что не научил тебя пользоваться компьютером. Так было бы проще.

БЕТА: Ананасы. «Ф» - фрукты.

АРИ: Я уже понял… Есть.

БЕТА: Альбом.

АРИ: Да.

БЕТА: Арбузы.

АРИ: «Ф» - фрукты.

БЕТА: Нет, «Л» - лакомства.

АРИ: Ты в своём уме?

БЕТА: Шучу, шучу. Конечно, фрукты.

АРИ: Есть.

БЕТА: Кусочками.

АРИ: Тут написано, 20 банок.

БЕТА: Будем их есть только по воскресеньям и праздникам. Чтоб экономить место.

АРИ: Дальше.

БЕТА: Аспирин.

АРИ: Есть.

БЕТА: Батарейки.

АРИ (ищет): Что?

БЕТА: Батарейки.

АРИ: Не нахожу.

БЕТА (дразнится): А говоришь, ничего не забыл!

АРИ: Ничего не понимаю: я же батарейки записывал!

БЕТА: Они там на «З».

АРИ: На «З»?

БЕТА: На «З» посмотри: «Зарядные устройства».

АРИ: Бета! Ты мне карточки поменяла?

БЕТА: Только эту. А другие твои записи я не трогала.

АРИ: Зачем ты это сделала?

БЕТА: А по-моему, так звучит лучше: «Зарядные устройства».

АРИ: Ну ладно, что там дальше?

БЕТА: Алкогольные напитки.

АРИ: Есть. А какие именно?

БЕТА (быстро пролистывает записную книжку; ей уже надоело это занятие): Всякие. А ещё покрывала, фонарики, тазы, мыло, зубная паста, полотенца, салфетки, унитаз и туалетная бумага – в синий цветочек – бинты, мусорные вёдра… это всё здесь… всё, что нам нужно… А ЕЩЁ,,,

(Бета выхватывает из верхнего ящика тумбочки пистолет и стреляет в мишень на стене. Она так быстро всё это проделывает, что ничего не подозревавший Ари бросается на пол).

АРИ: Ты что творишь?!

БЕТА: Да ничего. Это шутка такая. Небольшой оживляж. Чтобы не мне говорить «пистолет», а чтоб он сам за себя сказал. Я не собиралась тебя пугать.

АРИ: Меня пугать?! Ты о чём вообще думала?!

БЕТА: Прости меня!

АРИ: Да ещё патроны попусту тратишь!

БЕТА: Прости!

АРИ: Что, прямо в яблочко?

БЕТА: Ага.

АРИ: Хорошим же ты стала стрелком!

БЕТА: Я много тренировалась. Ари, милый, прости, я не хотела…

АРИ: Бета, родная, не надо. Я не испугался.

БЕТА: Зато я как испугалась!

АРИ: Девочка моя. Вот видишь: нельзя ничего совершать, не подумав. Потому что так дело не пойдёт. (Собирается продолжать проверку).

БЕТА: А нам обязательно всё заканчивать сейчас?

АРИ (вновь обрёл уверенность в себе): Бета, мне пришло в голову…

БЕТА: Что?

АРИ: Ну, я вот что подумал: когда я всё расставлю и все приготовления закончатся, нам нужно провести репетицию.

БЕТА: Какую репетицию?

АРИ: Какое-то время пожить здесь. Посмотреть, как тут всё будет работать.

БЕТА (ошарашено, с ноткой недоверия): Это из-за того, что я напортачила?

АРИ: Конечно же, нет. Мне нужно испытать электросистему. У нас должно быть достаточно электричества, даже если оно будет нам нужно только для того, чтобы работала вентиляция.

БЕТА (всё ещё не может понять, насколько серьёзно его намерение осуществить эту идею): Да, но ведь ты был так доволен всем. Я думала, у тебя уже всё-всё готово.

АРИ: Я не могу с уверенностью сказать, на какую силу ветра рассчитывать.

БЕТА: А это вообще можно узнать?

АРИ: Можно, родная. Это можно рассчитать с поразительной точностью, но для этого потребуется вести наблюдения.

БЕТА: Какие наблюдения?

АРИ: Ну, мне надо будет выяснить, сколько энергии ветряная электростанция вероятно произведёт за определённый период – скажем, за этот месяц.

БЕТА: Да, но мы не знаем, какая будет погода… тогда.

АРИ: Не суть. Надо всё сопоставить и узнать, какие бывают отклонения. (Берёт со стола данные Гидрометцентра и показывает ей). Здесь показана частотность направлений ветра: это за весь год, чаще всего – восточный, около 7%, переменный 0,1% и штиль 7,1%, разве непонятно? Это роза ветров…

БЕТА: Какое название красивое: «роза ветров»!

АРИ: Эти замеры произведены на Рейкьявикском аэродроме, а мы всё-таки находимся в нескольких сотнях метров от него. Так что у нас данные могут оказаться не такими.

БЕТА: Да, а другое электричество?

АРИ: Другое электричество?

БЕТА (указывая на дверь водородохранилища): Ну, вон то… в чулане.

АРИ (мягко поправляет Бету): Водород… Но прежде всего нам придётся рассчитывать на ветер. Водородный генератор – на крайний случай. Он включится только, если ветряная станция остановится. Но я не могу хранить бесконечные запасы водорода. Поэтому мне надо узнать, сколько она может производить… Ах, доверься в этом деле мне.

БЕТА: Меня продавец в магазине на днях спросил, зачем у нас ветряная мельница в саду.

АРИ: Надеюсь, ты не сказала ему, зачем?

БЕТА: Конечно, нет. Я просто ответила, что мы вместо Энергосбыта перешли на ветер – чтоб экономить энергию.

АРИ: А он что сказал?

БЕТА: А он просто сказал: «Ишь, до чего эти инженеры додумались!»

АРИ: То есть, он ни о чём не подозревает?

БЕТА: А вот интересно, что люди скажут, когда эта мельница вдруг опустится под землю, а потом обратно наверх, и вниз, вверх-вниз, туда-сюда как маятник?

АРИ: Да не будет она туда-сюда. Я её спущу в цилиндр под землю только, когда мы закончим репетицию.

БЕТА (набирает в лёгкие побольше воздуха: она поняла, что Ари говорит про репетицию на полном серьёзе): А эту репетицию обязательно устраивать? Разве всё это не будет контролировать компьютер?

АРИ: Но ведь он может сломаться. К тому же, я должен убедиться, что в программах нет никаких дефектов – а это возможно только при полной имитации ситуации. А также необходимо проверить много всего другого. Стоит лишь одной детали сбиться – и всё: весь остальной труд насмарку. Какой-нибудь важной детали. Вдруг мы что-нибудь забыли или у нас что-нибудь кончится… Вдруг мы в чём-то просчитались?

БЕТА: Ну, очевидно, не просчитались.

АРИ: Терпеть не могу ошибки.

БЕТА: Ты их и не делаешь, Ари, родной.

АРИ: Что же тебя так смущает в том, чтобы проверить, как всё работает?

БЕТА: Сидеть здесь? А потом все запасы придётся обновлять?

АРИ: Нет, запасы, которые здесь, мы трогать не будем. Брать можно будет только то, без чего не выжить. И большим резервуаром для отходов тоже не стоит пользоваться.

БЕТА: Тогда это невозможно.

АРИ: Мы можем держать запасы в верхнем этаже подвала. Я буду подниматься наверх один раз по утрам за дневной порцией еды и выносить туалетное ведро и мусор.

БЕТА: Ну, тогда эта репетиция будет не настоящая.

АРИ: Это будут единственные исключения.

БЕТА: А почему именно ты? Почему не я? Мне что – здесь киснуть?

АРИ: Разумеется. В этом весь и смысл. Когда всё будет по-настоящему, ты оттуда – ни ногой. Что бы ни случилось.

БЕТА: А это долго будет?

АРИ: Этого никто не может предсказать. Я так думаю, месяца три… в крайнем случае, шесть.

БЕТА: Я про эту репетицию. Долго ли…?

АРИ: Месяц.

БЕТА: Месяц! А как же всё там, наверху? Мне же надо в балетной школе играть!

АРИ: Найди себе замену.

БЕТА: А людям я что скажу? Маме, Лилье…

АРИ: Лилье?

БЕТА: Моей ученице.

АРИ: Не стоит об этом так беспокоиться. Скажи ей, что тебе надо в отпуск для поправки здоровья. Скажи, что тебе надо провести месяц во Флориде.

БЕТА: Во Флориде! Нас не спросят, отчего это мы постоянно торчим в этой Флориде?

АРИ: Вздор. Мы туда давно ездили.

БЕТА: Мы там были осенью.

АРИ: Ну и что?

БЕТА: А ты? Ты-то можешь исчезнуть на месяц?

АРИ: Вот что значит – «сам себе господин». „My own boss“, понимаешь? Конечно, нехорошо столько времени где-то пропадать, но я загружу народ в конторе работой и… и может, я скажу им, что собираюсь в Японию для закупки роботов.

БЕТА: А я больше хочу на Кипр. Я никогда там не бывала.

АРИ: Ну ладно: Кипр так Кипр.

БЕТА: Нет, я серьёзно. Я больше хочу провести месяц на Кипре, чем здесь.

АРИ: Мы потом съездим на Кипр. Обещаю.

БЕТА: А ты правда уверен, что это нужно?

АРИ: Да, и чем больше я об этом думаю, тем больше проникаюсь такой уверенностью. Не забывай: речь идёт о нашей с тобой жизни. Всё будет не так уж плохо. Здесь можно приятно проводить время. Только мы вдвоём. Одни.

БЕТА (видит его непоколебимость и спасается бегством в мир игры и фантазии): Тогда это должно быть романтично: на Кипре, под горячим солнцем в пальмовых рощах.

АРИ: Не забывай: бомба уже взорвалась. Спастись нельзя нигде, только здесь. А наверху мерзость запустения, атмосфера опасна для жизни… тебе нельзя наверх… и сюда никому нельзя.

(Затемнение).

АКТ 2

(Первый день в бомбоубежище. Ари и Бета сидят за накрытым столом. Стол покрыт белой скатертью. Кроме столовых приборов на нём фонарь или другой электрический источник света, для украшения, и бутылка красного вина. Ари и Бета одеты в выходную одежду. На Бете короткое вечернее платье, чёрное или чёрно-белое, на Ари – тёмный костюм и белая рубашка).

АРИ: Замечательный ужин. У тебя даже в бомбоубежище всё получается изысканно.

БЕТА: Это с картонными тарелками и пластмассовыми вилками?

АРИ: Зато бокалы настоящие. Выпьем! А почему у нас не пластмассовые стаканчики?

БЕТА: Красное вино – в пластмассовые стаканы? Ой, да мне бы такое и в голову не пришло! Тем более, сегодня воскресенье.

АРИ: А наши запасы воды? Нам же надо нельзя много тратить на мытьё посуды.

БЕТА: А на мытьё бокалов у нас пойдёт та вода, которую мы не выпили, потому что пили вино. Ясно ведь? Так что можем пить вино хоть каждый день.

АРИ: Давай!

БЕТА: Э-э, нет, милый, у нас вина не так много!

АРИ: А верно! У тебя стала такая железная логика, что просто жуть берёт.

БЕТА: А ещё мне неохота гробить время на мытьё посуды и прочую суетню. Мы же с тобой в отпуске?

АРИ: Да, родная, в отпуске.

БЕТА: Ты мог представить себе жизнь без посудомоечной машины! Боже мой!

АРИ: Я не могу представить себе жизнь без тебя, милая.

БЕТА: Знаешь, что? Порой я не могу решить, что для меня было бы труднее: жить без тебя или без посудомоечной машины.

АРИ: Не верю!

БЕТА: Да я это просто так сказала, чтоб тебя подразнить. На самом деле я так не думаю… А ведь мы с тобой дурака сваляли, что не принесли сюда хотя бы холодильник.

АРИ: Нет. Даже если с электричеством проблем не будет, любая вещь может сломаться. А нам с тобой нельзя зависеть от слишком большого количества вещей, которые могут выйти из строя. Помнишь, как у нас с тобой в Иннсбруке в позапрошлом году сломался морозильник?

БЕТА: Да. Боже мой!

АРИ: Насколько я помню, ты даже не смогла подойти к нему, чтоб его вымыть.

БЕТА: Господи, мне тогда так дурно стало!

АРИ: Я его едва не выкинул вместе со всем содержимым. Если бы такое произошло здесь – мы бы так и сидели с полным холодильником тухлятины, а с выносом мусора тут сложности.

БЕТА: И правда… ничего не попишешь… Я просто подумала, что рано или поздно ведь надоест всё время открывать одни банки… А не попить ли нам кофе?

(Бета убирает со стола и выбрасывает одноразовые тарелки и вилки в мусорное ведро. Отмеривает в чашки кофейный порошок и кипятит воду в микроволновке).

АРИ: И всё-таки, в этих консервах разнообразия больше, чем в каких-нибудь пайках для чрезвычайных ситуаций. Я тут на днях читал в бюллетене Международного комитета по гражданской обороне, что в Швейцарии для общественных бомбоубежищ запасают питательный порошок. Его просто разводят водой, 350 грамм в день. Вот тебе бы такое хлёбово понравилось?

БЕТА (вынимает воду из микроволновки и проверяет её количество): Ой, я неправильно рассчитала. Тут получилось по полторы чашки на каждого.

АРИ: Слишком много воды скипятила?

БЕТА: Да.

АИ: Чтоб больше такого не повторялось.

БЕТА: Там получилось всего на децилитр больше, чем надо.

АРИ: Всё равно. Придётся оставить её на потом.

БЕТА: А потом она остынет.

АРИ: Понимаешь, воду надо экономить. Отмеряй порции тщательно. Измерения должны быть абсолютно точными.

БЕТА (подаёт ему кофе): Вот, держи. (После небольшой паузы). А ты можешь себе представить, каково это – остаться без воды?

АРИ: Мы без воды не останемся. Если будем бережливыми.

БЕТА: Я хочу сказать, после того, как…

АРИ: После чего?

БЕТА: Когда бомба взорвётся.

АРИ: Бета, бомба уже взорвалась. Всё серьёзно, не забывай.

БЕТА: Ну, а как же, если земля превратится в сплошную пустыню. Или вода станет радиоактивной… опасной для жизни?

АРИ: Это только на первых порах. К тому же, нам об этом беспокоиться не стоит. У Исландии всё-таки есть одно преимущество: у нас есть море. Риск, что морские животные окажутся облучёнными, минимален. И чем больше глубина, тем лучше. А ещё у меня есть моя лодка. В надёжном месте.

БЕТА: Да, знаю.

АРИ: А мы в безопасности. Мы спасёмся. Не переживай. Пусть каждому дню довлеет злоба его.

БЕТА: Да. (Короткая пауза). А это откуда цитата?

АРИ: Что?

БЕТА: Это. Что каждому дню довлеет злоба?

АРИ: Не знаю. Не по моей это части – такое знать.

БЕТА (встаёт): Ну, пора бы заняться хозяйством. Мытьё посуды: два бокала.

АРИ: Да-да, хозяйством. (Встаёт и проверяет показания всех приборов и записывает в свой дневник, пока Бета моет и убирает бокалы). Ветровое реле работает, как будто нанялось. На самом деле мне надо было бы устроить так, чтоб запасать электроэнергию здесь. Радиационный фон… повезло мне, что я достал самоочищающийся фильтр. Не придётся самому менять всю эту мутотень. Это самое опасное. Температура: умеренная, влажность: в норме. И кислорода достаточно.

БЕТА: А почему это не делает компьютер?

АРИ: Он не включен.

БЕТА: А почему?

АРИ: Мне больше самому нравится.

БЕТА: А тогда всё не собьётся?

АРИ: Милая Бета, компьютер сам по себе не более совершенен, чем я. Ведь это я его программировал.

БЕТА: Ах, да.

АРИ: Удивительно, так людям трудно понимать компьютеры. А ведь они делают всего лишь то, что им велит делать человек.

БЕТА: То есть, кто понимает людей, поймёт и компьютеры?

АРИ: Ну, разумеется. Только представь себе компьютер, который говорит: «Меня жена не понимает!»

БЕТА: Вот пусть он у тебя так и скажет… забавы ради.

АРИ: У меня не было желания программировать его на это. И он не должен замещать меня абсолютно во всём.

БЕТА: Ари, родной. Да как ты мог такое сказать? Я же тебя всегда понимаю.

АРИ: Я не собираюсь прямо сейчас уступать ему командование. Я хочу приятно проводить время с женой.

(Они садятся каждый на свой стул, улыбаются друг другу и молчат, а Ари окидывает взглядом убежище с нескрываемой гордостью и удовлетворением).

АРИ: Ну, как тебе?

БЕТА: Что?

АРИ: Всё вот это.

БЕТА: Отлично.

АРИ: Знаешь, что меня больше всего не устраивает? Что приходится скрывать его от других… Что нельзя показать это бомбоубежище всему свету. Знаешь, раньше я о таком даже и не мечтал… это просто превыше всех похвал. И это моя работа… моё творение. Да они бы все от зависти лопнули!

БЕТА: Кто?

АРИ: Мои коллеги. Только нос задирают и думают, что всё могут. Им бы вот на это взглянуть!

БЕТА: Тебе есть, чем гордиться.

 (Молчание).

БЕТА: А тебе из Японии уже ответили?

АРИ: Собственно, нет.

БЕТА: То есть, ты не знаешь, дадут ли тебе закупать эту технику?

АРИ: Робототехнику, Бета.

БЕТА: Ну, роботов. Дадут или нет?

АРИ: Прогнозы положительные.

(Молчание).

БЕТА: Интересно, что сейчас по телевизору?

АРИ: Никаких передач нет.

БЕТА: Как это? Сегодня же не четверг[1].

АРИ: Телестудии больше нет. Её взорвали. Была ядерная война, не забывай.

БЕТА: Ага… Ну, наверно, на Кипре нет телевидения.

АРИ: На Кипре?

БЕТА: Мы же с тобой на Кипре, не забывай.

АРИ: А я забыл.

БЕТА: Интересно, как там на Кипре?

АРИ: Очевидно, жизнь бьёт ключом. (Встаёт, садится за письменный стол и начинает вычислять и чертить).

БЕТА: А какой там ландшафт? Мы должны знать. Мне следовало бы узнать об этом перед тем, как… перед отбытием.

АРИ: Небось, такой же, как и везде в солнечных краях.

БЕТА: Должно быть, там растут пальмы. (Она вдруг оживляется, встаёт, берёт швабру и ставит её у стены. В своей игре она становится по-детски радостной). Можно мне листочков… два… всего два? (Из листов, которые дал ей Ари, она делает пальмовые ветви и вешает на швабру). Красивая пальма, да? И плодовые деревья… Апельсины, инжир…. (Роется в мусорном ведре, находит этикетку от банки с персиками и наклеивает на швабру). Персики. Красивая роща получается? А что ещё? Ари? Ари!

АРИ (Он не слишком внимательно следил за тем, что она делала, и отвечает отстранённо, но всё же ласково): Пляж.

БЕТА: Ты знаешь, что ещё растёт на Кипре? Эй, Ари!

АРИ: Нет… Наверно, там горы и партизаны.

БЕТА: Ну, зачем ты так. Не хочу, чтобы горы и партизаны. Хочу, чтоб была трава: зелёная, тёплая, мягкая. (Опускается на колени и гладит руками зелёный коврик. Перекладывает его как можно ближе к «роще»).

АРИ: И дискотека.

БЕТА: Музыка. Я буду играть тебе, а ты лежать в роще и слушать. (Ари сидит за своей работой и не двигается). Ари, над чем ты сейчас работаешь?

АРИ: Думаю: а не использовать ли для лодочного мотора водород.

БЕТА (ложась на коврик): Да, но сегодня воскресенье. Мы же собирались приятно провести тут время. Чтоб всё романтично. Смотри, как тебе?

АРИ (откладывая работу): Прямо райский сад.

БЕТА: Райский… А Змей?

АРИ (вставая): Змей? В нашем бомбоубежище, на глубине трёх метров, в подвале под другим подвалом, со стенами в 95 см толщиной и с арматурой? С потолочной плитой в 95 см толщиной, за стальной дверью в 10 см толщиной? Нет, сюда ни один змей не проберётся!

БЕТА: Дать тебе яблоко, Адам?

АРИ (снимает галстук, сбрасывает ботинки и опускается на колени рядом с Бетой): Знаешь, в молодости я поклялся, что если я женюсь на женщине, которая мне по-настоящему будет нравиться - которую я буду любить сильнее всего на свете – то я буду делать для неё всё. И ведь я исполнил свою клятву, Бета, правда?

БЕТА: Рассказать тебе нашу историю?

АРИ: Да, расскажи мне нашу историю.

БЕТА Жил-был мальчик, и звали его Ари. И была у него лодка, а вёсел не было.

АРИ: Нет, были у него вёсла!

БЕТА: Ну, хорошо: у него были вёсла.

АРИ: А почему у него были вёсла?

БЕТА: Потому что у него лодка была вёсельная.

АРИ: А почему у него была лодка вёсельная?

БЕТА: Наверно, потому, что когда я с тобой познакомилась, я думала, что ты вырос у моря… И вот, поплыл наш Ари по морям – по волнам…

АРИ: А почему он поплыл по морям – по волнам?

БЕТА: Потому что у него была лодка.

АРИ: А почему у него была лодка?

БЕТА: У него была жена.

АРИ: Это потом.

БЕТА: Да, это уже потом. А сперва он был один на свете, один-одинёшенек в лодке посреди моря, - а потом у него появилась жена. И эта жена была чародейка и умела превращаться в каких угодно существ. Когда ему случалось проголодаться, она превращалась в рыбу, которая подплывала к самому борту, чтоб он мог изловить её на ужин. Когда он уставал, она превращалась в птицу, которая пела ему колыбельные и укрывала его своими крыльями от волн и дождя, пока он спал, а когда она была женщиной, то она была ни рыба, ни…

АРИ: А просто женщина.

(Любовные ласки на зелёном коврике. Затемнение).

АКТ 3

(Прошла примерно неделя. Утро, и стол накрыт для завтрака. Бета сначала на сцене одна, играет в электронную игру. В игре раздаётся громкий навязчивый писк. Ари спускается по лестнице с порцией еды на день).

БЕТА: Вот, ага… вперёд… вправо, нет… назад… вот чёрт… берегись… да...!

АРИ: Еда.

БЕТА: Вперёд… вверх… ой, давай, ешь вот этого красного… вправо… влево… вверх…

АРИ: Я принёс еду на день.

БЕТА: Ну зачем ты сбил меня? Меня монстр съел.

АРИ: Я думал, тебе уже кофе захотелось.

(Бета продолжает играть. Ари ставит в микроволновку воду, а на стол - банку черничного варенья и твёрдый хлеб).

АРИ: На твоём месте я бы съел монстра.

БЕТА: Я пытаюсь. Но так нечестно: монстров много, а я одна. И я недостаточно проворная… Ну вот, опять меня монстр съел.

(Ари ставит чашки с кофе на стол и садится к столу рядом с Бетой. Они завтракают).

БЕТА (протягивая Ари игру): Поиграй!

АРИ (чуть-чуть поиграв): Ага, смотри: я съел монстра!

БЕТА: А меня монстр всё время съедает.

АРИ: Неумеха. – А футбол всё равно интереснее.

БЕТА: Так это телевизор надо иметь.

АРИ: Помнишь, в воскресенье по утрам мы лежали в постели и играли в футбол?

БЕТА: Ага; никогда не забуду, какое лицо было у того человека из «Джуниор Чемберс», который забрёл к нам в спальню, когда мы недавно приём устраивали, и увидел кровать, телевизор и пульт…

АРИ: И все приборы для игры?

БЕТА: Он вообще обалдел!

АРИ: Обалдел? Он чуть не помер от зависти. Ему самому такое в голову не пришло.

БЕТА: А я начала ему всё объяснять. Сказала, что у нас с тобой свободное время есть только в воскресенье по утрам, и тогда мы играем. А он подумал, что ты этими игровыми приборами торгуешь.

АРИ: Торгую? В спальне? У некоторых людей вообще воображения нет.

БЕТА: Но я ведь правду сказала? Это наше единственное свободное время.

АРИ (пересаживается к рабочему столу): Да что ты городишь? Мы же всё время путешествуем да развлекаемся!

БЕТА: Да это в смысле… когда мы дома… вдвоём… Например, здесь ты постоянно работаешь. А это вроде как должен быть отпуск.

АРИ: Бета, родная, это важно. Я подготавливаю для нас следующий шаг.

БЕТА: Следующий шаг?

АРИ: Да, я же сказал тебе, что разрабатываю водородный мотор для лодки. Мы должны быть в состоянии обеспечить себя пищей, когда выберемся отсюда.

БЕТА: Да я, наверно, в мясной магазин пойду, как обычно.

АРИ: Бета, неужели тебе сложно отнестись к этому всерьёз?

БЕТА: Прости. (Пауза). Хочу ещё кофе.

АРИ: Бета!

БЕТА: Знаю…

АРИ: Держи себя в руках, Бета. Дисциплина – вот что нам сейчас важнее всего.

БЕТА: если я сейчас выпью вторую чашку, наверно, без вечернего кофе я смогу обойтись.

АРИ: Ты уверена?

БЕТА: Нет.

АРИ: Когда живёшь в таком бомбоубежище, главное искусство – в том, чтобы до мелочей следовать плану.

БЕТА: Знаю. Только у меня не так хорошо получается, как у тебя.

АРИ: Я бы тоже выпил вторую чашку – если бы позволил себе подумать об этом. Но я о том даже и не думаю и уж тем более не говорю вслух. Я стремлюсь, чтоб это удалось.

БЕТА: Да. Прости.

АРИ: Простить? Я ведь и для тебя стараюсь.

БЕТА: Знаю. А можно, завтра я схожу наверх за едой? Всего разочек? Для разнообразия? Ты вон каждый день ходишь.

АРИ: Бета, ты же знаешь, подниматься наверх опасно для жизни! Обещай мне больше никогда об этом не заикаться.

БЕТА: Ну ладно.

АРИ: Не обижайся. Мне важнее всего, чтоб ты спаслась. Я так испугался, что…

БЕТА: Что?

АРИ: Что ты сделаешь какую-нибудь глупость… посмотришь на вспышку… если ты где-то окажешься одна. Свет от вспышки при ядерном взрыве в 270 раз сильнее солнечного. Ослепнуть можно в момент.

БЕТА: Не говори такие страшные вещи.

АРИ: Я не собирался тебя пугать. Я просто объяснял факты. Бета, родная, это не шутки.

БЕТА: Конечно.

(Ари продолжает работать. Бета пытается совладать с собой – в т.ч., делая зарядку. В конце концов она берёт жидкость для снятия лака и начинает наносить себе на ногти).

АРИ: Что это у тебя?

БЕТА: Жидкость для снятия лака.

АРИ: Сейчас же закрой эту гадость. Это очень опасно. Ты чувствуешь, как она воздух загрязняет?

(Бета прекращает на половине. Бродит по помещению. В частности, разглядывает пальмовую рощу. Затем берёт электронную игру и начинает играть).

АРИ: Сил нет слушать этот писк. Я пытаюсь думать.

(Бета прекращает. Глядит в пространство).

БЕТА: Как-то здесь не очень уютно. Нам надо было бы сюда картины повесить.

АРИ: Картины? А куда бы мы их впихнули?

БЕТА: Ну, скажем, можно было бы выкинуть немного варенья.

АРИ: Ты так говоришь, как будто у нас этого варенья целые тонны. Как будто у тебя от него уже видения начались.

БЕТА: Что ж ты мне раньше не говорил, что ты картины не любишь?

АРИ: Конечно, я их люблю. Но если б у нас тут было ещё пространство, было бы разумнее хранить в нём что-нибудь другое, чем картины.

БЕТА: Например, что?

АРИ: Что-нибудь, что потом пригодится… что-нибудь полезное. А картины будут только мешать.

БЕТА: Никаких картин. Я не думала, что… Ты так говоришь, будто тебе наплевать. По-твоему, все картины, которые у нас наверху, бесполезны?

АРИ: Они красивые, спору нет, но они прежде всего – удачное капиталовложение… были. Ты это знаешь так же хорошо, как и я. Не станешь же ты утверждать, будто не думала, что они были выгодным капиталовложением?

БЕТА: Да нет, конечно, знала… Я думала: ну и пусть они – выгодное капиталовложение… А для меня они прежде всего – красота.

АРИ: Не знал, что ты такая поклонница живописи.

БЕТА: Я просто не всегда об этом думала… Знаешь, я тут в журнале «Фемина» читала, что у голландской королевы в новом дворце роскошное бомбоубежище. Может быть, у неё там на стенах полотна Рембрандта.

АРИ: Весьма вероятно. Они оба какие-то смурные.

БЕТА: Кто?

АРИ: Рембрандт и голландская королева.

БЕТА: Да, она не так чтобы очень шикарная. - Странно: я о самом Рембрандте вообще ничего не помню, в смысле, биографию, кроме того, что он был голландцем, а то, что читала в «Фемине», помню! Поразительно!... А почему у нас здесь книг нет?

АРИ: Книг? О чём это ты?

БЕТА: Книги.
АРИ: Какие?
БЕТА: Про…

АРИ: Вроде, ты раньше особого интереса к книгам не испытывала.

БЕТА: Я читал ноты – но они для тебя, наверно, тоже ерунда.

АРИ: Почему ты тогда не взяла с собой сборник нот?

БЕТА: Я вполне могла бы перетащить сюда свой инструмент – точно так же, как ты взял сюда все свои… вещицы.

АРИ: Инструмент? Сюда?!

БЕТА: Надо же, какой я была размазнёй… Как будто я там наверху совсем не думала. Энциклопедию. Мы могли бы взять сюда энциклопедию.

АРИ: Энциклопедию? Зачем?

БЕТА: Если мне понадобится что-то вспомнить… что-то узнать… ну, скажем, о Рембрандте.

АРИ: Для энциклопедии тут нет места.

БЕТА: Мы могли бы…

АРИ: Нет, мы не могли бы обойтись без чего-то другого. Когда речь идёт о жизни и смерти, и спасение можно обрести только здесь – что бы ты стала жрать: энциклопедию или ветчину?

БЕТА: Не говори слово «жрать». Оно такое… гадкое.

АРИ: Ладно: «кушать».

БЕТА: Почему мы так и не приобрели энциклопедию?

АРИ: Не знаю. Да сейчас это уже и не важно. Все знания устарели.

БЕТА: А где же всё это будет храниться? Ведь тогда же никто ничего не будет знать. Бах… Как мы тогда сможем играть… Ты можешь представить себе мир без Баха?

АРИ: Конечно, могу. Но кто же меня спросит.

БЕТА: Ари!

АРИ: Я о таком не задумываюсь. Об этом бессмысленно рассуждать, только перетрусишь почём зря.

БЕТА: Но всё это можно было бы спасти, если построить достаточно большое бомбоубежище.

АРИ: Чтобы спасти всё, что людишки накопили, им придётся целую вечность из-под земли не вылезать – жить там и работать, всё время под землёй, как кроты!

БЕТА: Надо же, есть столько всего, о чём я никогда не задумывалась… А о Хиросиме ведь книжка есть?

АРИ: Книжек о Хиросиме много.

БЕТА: Мне надо было бы прочитать их.

АРИ: Зачем? Ведь это жуть!

БЕТА: Какая жуть?

АРИ: Тогда всё было по-другому. Тогда это застало людей врасплох. А сейчас мы подготовлены… мы здесь в безопасности… и всё будет в ажуре, если ты не будешь психовать. У нас тут всё отлично. Нам хорошо… ни в чём недостатка нет… не порти нам всё своими депрессивными настроениями.

БЕТА: Пойдём на пляж!

АРИ: Бета, родная, мне никак.

БЕТА: Мне что, одной идти?

АРИ: Не подпускай к себе этих зазнаек загорелых, которые тебе всё время глазки строят!

БЕТА: Я лучше на траве полежу. (Ждёт реакции Ари, но тот пытается сосредоточиться на работе). А давай сходим в таверну, кипрского вина попьём?

(Бета берёт бутылку и пластиковый стаканчик и подаёт Ари. Он отхлёбывает прямо из бутылки).

БЕТА: Ари! Что ж ты из горла пьёшь!

АРИ: Ты мне работать мешаешь. Лучше занялась бы чем-нибудь!

БЕТА: Чем же мне заняться?

АРИ: Ну. Придумай что-нибудь… ну, например… вязать.

БЕТА: Вязать? Да ты с ума сошёл? Ты когда-нибудь видел меня со спицами?

АРИ: А в чём проблема?

БЕТА: И где я нитки возьму? Ты думаешь, они у меня тут есть?

АРИ: Да я просто так сказал.

БЕТА: Ну, даже если бы я умела вязать… а я не утверждала, что умею… какая польза от этого была бы – потом? Где бы мы нитки брали? Даже шерсть… ведь все животные погибнут… Где нам брать одежду..? Ничего же не будет. Ни магазинов, ни тканей, ни шкур, ни кожи… У нас даже фиговых листочков не будет, как у этих.. у перволюдей… у них там хотя бы растительность была… а у нас? Мы будем нагие, на холоде, где ни одной былинки не растёт, и нас ничто не будет защищать кроме нашей собственной кожи, и она станет толстой и грубой, а потом мы обрастём шерстью и будем лохматыми как мамонты… мамонты….

АРИ: Прекрати! Я построил самое совершенное бомбоубежище во всей Исландии – наверно, единственное сто процентов безопасное убежище, – наполнил его продуктами и всякими жизненно необходимыми вещами, - я вложил миллионы, чтобы мы невредимыми пережили ядерную войну, - а от тебя в ответ получаю одну неблагодарность и мнительность, и ты рисуешь мне самые мрачные картины, ожидаешь худшего – как будто у меня и без того забот мало!

БЕТА: Что не так?

АРИ: Вот что! (Отбрасывает чертежи).

БЕТА: Молчу, молчу.

АРИ: Самое важное – это пища, понимаешь? Когда мы поднимемся на поверхность, мы должны как-то добывать себе еду.

БЕТА: Конечно, понимаю.

АРИ: Но как? Я перебрал все мыслимые способы, но всюду натыкаюсь на две проблемы: либо отсутствие механизмов, либо – сырья. Рыба – это единственное…

БЕТА: Да, ты уже говорил.

АРИ: Смотри: у меня тут в чулане припасён электролизер.

БЕТА: Да.

АРИ: Я собирался производить собственный водород. Я рассчитывал, что если я найду воду… какой-нибудь ручеёк где-нибудь…

БЕТА: Ага.

АРИ: Я собирался запустить лодочный мотор на водороде…

БЕТА: Да, а что не так?

АРИ: Думать, что ничего не сломается – это просто безрассудно. Ведь всегда что-нибудь ломается, а починить мотор или ветровое реле, или водородный генератор будет невозможно – и тогда я не смогу производить электричество.

БЕТА: А вёсла? Разве у тебя в лодке их нет?

АРИ: А ловить-то чем! Не могу же я в открытом море на вёсельной лодке пользоваться сетью. Чем мне рыбу доставать?.. Всё, что я делал – псу под хвост.

БЕТА: Ну что ты, Ари, вовсе не псу под хвост. Мы эту рыбу руками будем ловить.

АРИ: Руками!

БЕТА: Ну, будем собирать мидий на взморье.

АРИ: Чтоб уберечься от радиации, рыбу надо доставать с самой глубины.

БЕТА: Ну…. А что люди делали до изобретения моторов?

АРИ: Крючок! Мне нужно смастерить крючок!

БЕТА: Да, конечно.

АРИ: Но из чего? Из чего мне сделать крючок? (Ищет повсюду, даже в мусорном ведре). Эти гнутые жестянки ни на что не годятся. Ты не находила… не видишь какое-нибудь… что-нибудь металлическое? О, кольцо! Моё обручальное кольцо! Тогда мне и наживки не надо: оно будет блестеть, и тогда рыба сама на него косяком пойдёт! (Разрезает своё обручальное кольцо кусачками). Это спасёт нас, Бета!

(Затемнение).

(Ночь. Ари и Бета спят. Бета начинает стонать во сне. Вопит).
АРИ: Что такое? Бета! Бета, проснись!
БЕТА (кричит): Монстр! Монстр!
 

(Затемнение).
 

АКТ 4

(Прошло три – четыре дня.

Из радиоприёмника раздаётся бешеная рок-музыка. Бета одна на сцене, танцует под музыку неистовый танец. Ари выбегает из хранилища водорода и выключает радио).

АРИ: Да как у тебя ума хватило!

БЕТА: Ужасно! Как будто я сама превратилась в фортепиано, по которому лупят, и в барабаны, в которые бьют. Колотят и колотят – жуть!

АРИ: Радио совсем не должно быть включено.

БЕТА: Как странно. Как будто кто-то, такой же притесняемый, как и я, в каком-нибудь другом бомбоубежище играл на мне.

АРИ: Зачем ты так делаешь, Бета? Ты же знаешь: радиовещания нет.

БЕТА: Тебе не кажется, что это слишком далеко зашло?

АРИ: Слишком далеко? Слишком далеко зайти невозможно. Это не игра. Это всё на полном серьёзе.

БЕТА: Да, но мне скучно. По-моему, я здесь уже целую вечность. Как будто время перестало течь.

АРИ: Хватит ныть! Днём ты жалуешься, а ночью мешаешь мне спать своими криками.

БЕТА: Прямо не знаю, что хуже: мои сны или твой храп. А теперь ещё мне и радио слушать нельзя.
АРИ: Эту жуть – и слушать? Это немногим лучше, чем та заунывная симфонятина, которую вечно в эфир передают! (Начинает ковать крючок).

БЕТА: «Симфонятина»?!

АРИ: Это из письма в редакцию газеты. Я хотел пошутить.

БЕТА: Почему мы сюда не взяли кассеты? Тогда я могла бы слушать нормальную музыку.

АРИ: Ты об этом никогда не говорила.

БЕТА: Никогда не говорила? А разве ты не должен был всё предусмотреть?

АРИ: Да, я позаботился обо всём самом необходимом. А о своей музыке ты могла бы сама позаботиться.

БЕТА: Ага, это что-то новенькое! По-моему, тут дело в другом. Тебя моя музыка всегда злит: учеников не бери… в балетной школе не играй…
АРИ: Что на тебя нашло?

БЕТА: А теперь мне ещё кассеты нельзя.

АРИ: Я тебе не запрещал кассеты.

БЕТА: Ты ни о чём не думал кроме… кроме своей технической дребедени…

АРИ: Технической дребедени?! Да эта, как ты выражаешься, дребедень в тебе жизнь поддерживает! Ты что, обвиняешь меня за то, что я спасаю тебе жизнь?

БЕТА: Ну, и о еде ты ещё думал… о ветчине… и черничном варенье…

АРИ: Давай, обвиняй меня! Обвиняй за то, что я позаботился о том, чтоб тебе было, что жрать, когда там наверху ничего не будет кроме погибшей скотины и выжженной травы… ядовитой, радиоактивной.

БЕТА: Нет-нет, Ари, дорогой, я вовсе не хотела тебя обвинять… не знаю, что на меня нашло… но мне было бы легче, если бы мне можно было слушать музыку по радио… хоть по чуть-чуть каждый день… мы ведь можем сделать такое маленькое исключение? Я буду выбирать только самую красивую музыку, чтоб ты тоже мог слушать… Я знаешь, что сделаю? Я напишу на Гостелерадио. Дорогая радиостанция. Вам пишут из бомбоубежища, адрес не указан. Прекратите передавать эту бесконечную заунывную попсу, которая никому не интересна. В силу особых обстоятельств я прошу, нет, мне жизненно необходима камерная музыка, чтобы раздвинуть стены, и симфонии, чтобы поднять потолок.
АРИ (ошеломлённо слушал её): Тебе бы заняться чем-нибудь.

БЕТА: Да, именно.

АРИ: Я имею в виду, физическим трудом.

БЕТА: Но нельзя же бесконечно прибирать продукты.

АРИ: Я хочу сказать, чем-нибудь полезным. Для будущего.

БЕТА: Для будущего?

АРИ: Да, чем-нибудь, к чему не ослабеет интерес. Что будет вести тебя дальше.

БЕТА: И что же полезного я могу сделать для будущего?

АРИ: Леску! У нас до сих пор нет лески.

БЕТА: Так мне леску сделать?

АРИ: Крючок без лески бесполезен.

БЕТА: Да, но я не умею лески делать.

АРИ: Да леску каждый дурак может сделать… только вот из чего? Нужно что-нибудь прочное. (Ищет, натыкается на зелёный коврик в роще на Кипре, хватает его с пола). Вот. Его можно распустить и свить нитку.

БЕТА: Ари, это моя лужайка.

АРИ: Если разрезать здесь… (Берёт ножницы и надрезает кромку).

БЕТА: Пальмовая роща… на солнышке… в тёплой мягкой травке…

АРИ: Вот. (Подаёт ей коврик).
 БЕТА: Теперь одни голые камни остались. Ты мне весь Кипр испортил!
АРИ: Леска важнее.

(Они некоторое время сидят молча; в это время Ари куёт крючок, а Бета вырывает нитки из коврика).
БЕТА: Это было бы более сносно, если бы мне дали послушать музыку по радио.

АРИ: Меня этим не проймёшь. Гостелерадио больше нет.

БЕТА: А зачем нам тогда приёмник?
АРИ: Ну уж не для того, чтобы слушать Гостелерадио.
БЕТА: А для чего же?

АРИ: Для сообщений Комитета по гражданской обороне. Если этот Комитет вообще выжил.

БЕТА: А почему мы тогда не слушаем… вдруг они там что-нибудь передадут?

АРИ: А они нас не касаются. Мы сами по себе, спасаем себя сами. Полагаться на других может быть чревато, ведь они знают не больше, чем я. Например, они воображают, что людей можно эвакуировать. Вздор полнейший. Пути к бегству могут оказаться отрезаны… обезумевший народ не станет слушаться приказов… там начнётся такая суматоха. Такое безумие, что об этом и говорить невозможно.

БЕТА: Да, но как же общественные убежища? Разве люди не пойдут в них?

АРИ: Общественные! Всех они не вместят. К тому же, это всё одна видимость. Вода с крекерами на несколько дней, народу битком, и они только и будут забирать друг у друга кислород… беспечный народ, который не думает, что может что-то случиться: извержение ли, землетрясение, ядерная война. Нет, мол, у нас такого быть не может, со мной такого не будет, говорят они, а потом - раз! - и оказываются беззащитными.

БЕТА: Не все могут построить такое убежище.

АРИ: Терпеть не могу беспечных… Надо уметь спасать себя самому.

БЕТА: А как же… мама?

АРИ: Твоя мама?
БЕТА: Да, а как же моя мама?

АРИ: Не понимаю.

БЕТА: Почему мы её с собой не взяли?

АРИ: Ты сама знаешь.
БЕТА: Нет.

АРИ: Ты знаешь, что другого выбора не было.

БЕТА: Ты мог бы… всего один человек никого не стеснит.

АРИ: Послушай, Бета. Мы не взяли твою маму с собой вовсе не потому, что мы жадные. Конечно, я мог бы сделать это убежище на пару квадратных метров побольше, а купить про запас ещё продуктов вообще раз плюнуть...

БЕТА: И всё-таки ты этого не сделал.

АРИ: Ну что это такое? Ты прекрасно знаешь, почему нам нужно держать это убежище в тайне.

БЕТА: То есть, ты её сознательно не стал брать с собой?

АРИ: Но не потому, что я злой, если ты так думаешь… Ей-богу, иногда мне кажется, что ты так ничего и не поняла! Попробуй рассуждать трезво. Несложно предугадать, как бы всё пошло тогда. Твоя мама захотела бы спасти свою сестру Хельгу, а Хельга – своих детей, и так до бесконечности. Надо же было где-то положить предел. А тогда мы устроили бы твоей маме неприятности. Ей пришлось бы выбирать между собой и другими. Кого бы она назначила кандидатом на вылет? А? (Бета молчит). Вот, ты затрудняешься с ответом, - а сама хотела поставить свою мать в такое положение. Как ты считаешь, каково ей было бы?
БЕТА: А своих родителей ты бы наверняка взял с собой, если б они были живы.

АРИ: Нет.

БЕТА: Да. Ари, скажи, что взял бы.

АРИ: Нет, я был бы вынужден принять точно такое же решение, что и ты.

БЕТА: А я никакого решения не принимала… Я не думала… мне в голову не приходило…

АРИ: Трудно быть сильным и всё решать – но приходится брать на себя ответственность. (Заключает Бету в объятья). Маленькая моя, не огорчайся, твоя мама, скорее всего, хотела бы, чтоб ты была целой и невредимой, - у тебя нос запачкался, дай, вытру, - твоя мама ведь тоже уже большая. Скорее всего, она бы не выдержала торчать здесь, в подземелье… вот так, милая, дай, я тебя поцелую… и ещё раз… и ещё. (Собирается расстегнуть кофту на Бете. Она с силой отталкивает его от себя и прикрывает грудь рукой).

БЕТА: Нет!

АРИ: Что такое, чёрт возьми?
БЕТА: Не раздевай меня!

АРИ: Тогда сама разденься.

БЕТА (со смесью страха и униженности): Не смотри на меня.

АРИ: Ну что, чёрт возьми, за капризы! Тебя прямо не узнать… постоянно злишься. Где твоё хорошее настроение?

БЕТА (как будто поспешно приняла решение, начав расстёгивать кофту): Ну, ладно. Но только с одним условием.

АРИ: Условием?
БЕТА: Мы заведём ребёнка. Прямо сейчас!

АРИ: Но... в каком это смысле? Ты разве таблетку не приняла?

БЕТА: Ты таблетку не приняла? Ты таблетку приняла? Я это уже пятнадцать лет выслушиваю! Может, если я не приму таблетку, у тебя семяизвержение не произойдёт?
АРИ: Да как ты, чёрт возьми, выражаешься?
БЕТА: А может, я для тебя как автомат: засовываем таблетку – получаем сперму.
АР: А некоторые женщины жалуются, что у них так: засовываем сперму - получаем ребёнка, и так каждый раз. А впрочем, мне неохота с тобой обсуждать всякие неприличные вещи.
БЕТА: Ари, я прошу у тебя ребёнка.

АРИ: По-твоему, сейчас подходящее время?

БЕТА: И это ты тоже всегда говоришь. Подходящее время никогда так и не наступало. Сперва нам надо было обзавестись жильём…

АРИ: Это было так противоестественно?
БЕТА (сейчас она впервые в жизни чётко видит своё прошлое): И мы обзавелись жильём. Но ты вечно был недоволен. Наш дом никогда не был таким, как тебе хотелось бы. Во-первых, в нём должен был жить человек с законченным высшим образованием. И это было нашей «планкой» целых восемь лет: чтоб ты закончил вуз. Все твои экзамены мы вносили в календарь, чтобы убедиться, что в приоритете не оказалось что-нибудь другое. Твои экзамены и мои таблетки аккуратно записывались в календарь. Тебя ничто не могло остановить.

АРИ (с удивлением и обидой): А зачем меня было останавливать? Я что, не имел права закончить обучение, как другие? Прямо-таки поучительно узнать, что ты, оказывается, не хотела, чтоб я продвинулся. По-твоему, учиться должны только одни те, у кого есть деньги, а?

БЕТА: Другие учились, а детей всё равно заводили.

АРИ: Ну да, безалаберные люди, которые ни о чём не думают. Или ты забыла, как мы в Германии целую неделю сидели на одной овсяной каше?
БЕТА: Нам не пришлось бы целую неделю сидеть на одной каше, если б ты мне разрешил взять вперёд из зарплаты.

АРИ: Ты других способов не знаешь. Взять вперёд… выклянчить кредит… унижаться перед другими.

БЕТА: Унижаться перед другими? Ты думаешь, Ари, в тебе говорила гордость? Нет, ты боялся.

АРИ: Я? Боялся?

БЕТА: Да, ты боялся, что если бы я попросила из своей зарплаты вперёд, все бы сразу подумали, что ты ешь овсяную кашу. Кашеед несчастный!

АРИ: Давай, позорь меня. Да, я был кашеед несчастный. У меня не было родителей, которые бы мне учёбу оплачивали. Мне с семнадцати лет приходилось заботиться о себе самому. И я поклялся, что когда я начну работать сам на себя, то мне… да и тебе… никогда не придётся есть овсяную кашу.

БЕТА: Мы имели не меньше, чем многие другие.

АРИ: Мы имели не достаточно. А надо, чтоб было достаточно! Но, наверно, глупо ожидать, что ты этой поймёшь, ведь тебе всё подносили на блюдечке с голубой каёмочкой – избалованному ребёночку, который музыкой балуется!

БЕТА: Балуется? В Германии мне не дали разрешения на работу преподавателем игры на фортепиано, ты же знаешь…

АРИ: Я в этом не виноват.

БЕТА: И не важно, что я трудилась в конторе в те годы, пока ты учился…

АРИ: На что же ты тогда жалуешься?
БЕТА: Я не жалуюсь, я говорю… я думала… всё должно было быть иначе.

АРИ: Иначе, чем что? Не понимаю, о чём ты говоришь.

БЕТА: Иначе, чем вышло… А Диса меня предупреждала.

АРИ: Предупреждала? О чём это ты?
БЕТА: Она говорила… она сказала, что ты меня в гроб вгонишь.

АРИ: Немудрено.

БЕТА: Это было, когда… когда ты даже не мог в Германии взять для меня напрокат фортепиано.

АРИ: Ну, и гадина же она. И ты такое слушала?
БЕТА: Нет… нет…
АРИ: Значит, она – твой пример для подражания? Насколько я помню, она там таскалась с этим своим дитём, и жила безалаберно. Вечно эти тряпки…

 БЕТА: Это «дитя» у меня сейчас на фортепиано учится.

АРИ: … и вечно у тебя деньги занимала.
БЕТА: Лилья?
АРИ: Диса.
БЕТА: Нет, она у меня не всегда занимала.

АРИ: А почему она не отправила своё дитя учиться на пианино до этих самых пор?

БЕТА: Не знаю. Она совсем перестала заходить. И она вовсе не жила безалаберно. Она училась. Просто у неё были другие интересы, чем у тебя. Она интересовалась буквально всем.

АРИ: Насколько я помню, митингами да бунтами. И тебя пыталась туда же затащить. Честно говоря, когда она перестал заходить – это было таким облегчением.

БЕТА (как будто догадалась): Это ты её отпугнул. И когда ты наконец сподобился выучиться на инженера, друзей у меня не осталось.

АРИ: Сподобился? Позволь тебе напомнить, что я все предметы сдал на «отлично».

БЕТА: Тогда следовало жить полной жизнью… быть свободным… позволять себе что-нибудь…

АРИ: Не припомню, чтоб ты возражала.

БЕТА: Мне нельзя было связывать себя учениками или самой ходить на уроки.

АРИ: Я заботился о тебе. Это ты должна была быть свободной.

БЕТА: Свободной! Я пятнадцать лет была свободной, потому что ты позаботился о том, чтоб у меня не было других занятий, кроме того, чтобы баловаться музыкой. И всё же для того, чтоб завести ребёнка, никогда не находилось подходящего времени. Надо было обустраивать твоё собственное инженерное бюро, дом, а потом и это убежище. Подходящий момент никогда не наступал.

АРИ: Ты меня упрекаешь за то, что я хотел как можно лучше обустроить всё для ребёнка? Мы всегда были согласны, что ребёнку – нашему ребёнку – должно достаться только всё самое лучшее и самое совершенное.

БЕТА: Да ты и не хотел ребёнка, Ари. Боже мой, как же я не сообразила! Ты ревнуешь к нерождённому ребёнку.

АРИ: Ложь!

БЕТА: И к музыке ты ревнуешь… и к моим ученикам. Ты боишься, что они у тебя что-нибудь отберут.
АРИ: Это просто смешно!
БЕТА: И даже здесь… когда ты испортил Кипр… тебя переполняют ревность и мнительность. Ты только и видишь, что каких-то мужчин, которые строят мне глазки. Ты ведь из-за этого весь Кипр разрушил?
АРИ: Да ты спятила! Уже и пошутить нельзя!

БЕТА: И наша история… один на свете. Мы одни на свете. Другие все исчезли. Господи, ну как можно быть таким эгоистом!
АРИ: Пожалуйста, зови меня эгоистом. Меня это нисколечки не трогает.

БЕТА: Ребёнок мог бы тебе помочь.

АРИ: В нашем положении мы, скорее, должны радоваться, что у нас нет детей.

БЕТА: Ребёнка бы я наверху не оставила. Собственного ребёнка. Я не верю, что я рассталась бы с собственным ребёнком.

АРИ: И что? По-твоему, выжженная земля – это площадка для детей?

БЕТА: И поэтому… вот именно поэтому мы должны завести ребёнка.

АРИ: Поздно.

(Затемнение).

АКТ 5.

(Прошло чуть меньше недели.

Утро, Бета накрывает стол для завтрака. Замечает, что банка с кофе опустела, выбрасывает её в мусорное ведро. На Бете заношенный халат. Волосы заметно грязные, а во всех её движениях появилась вялость. Ари выходит из хранилища воды с туалетным ведром и собирается подняться наверх).

БЕТА: Вот обязательно это делать, когда я накрываю на стол!
АРИ: Ведро переполнилось.

БЕТА: Мне станет дурно.

АРИ: А оно не воняет. Тут же всё химическое.

БЕТА: Не важно. Я всё равно чувствую вонь. Это мерзко.

АРИ: А ты думай, что это удобрения. Легче будет.

БЕТА: А может, нам поля начать возрождать, удобряя их собственным навозом?

АРИ: Да, если мы будем как следует стараться. (Уходит наверх).

БЕТА: Какая мерзость. Грязь и нечистоты. Куда ни глянь – грязь и нечистоты. Пыль… пыль… пыль… землёй пахнет… земля просачивается внутрь… душит меня… она повсюду… господи, эта вонь – от меня. Я грязная… я не мылась… уж не знаю, как долго… долго, долго… а как долго я здесь пробыла? … И волосы. Даже в лёгких какая-то слякоть. Если бы только выбраться на волю… дышать, дышать свежим воздухом… а может, там дует ветер… сильный ветер… сильный… ураган… хочу на сильный ветер. – А бывала ли я когда-нибудь на сильном ветру? Я всегда забиралась от ветра в укрытие, в покой, в штиль, где ничего не происходит… я не умею дышать на ветру… А небо? Не помню. Наверно, я когда-то бывала на улице… наверно, я когда-то смотрела, как светят звёзды. - Наверно, весна уже пришла, ржанки прилетели. Ржанка? Откуда я знаю, как эта птица называется! Я её никогда об этом не спрашивала и в справочник не заглядывала. Мне всегда было всё равно. Эта птичка просто прилетала во двор весной поутру. Она пережила зиму. А я и не спрашивала, как ей это удалось… Что там Ари сказал: погибшая скотина. Гибель. Мои руки… негибкие… я больше не буду играть… слушать тишину. Как говорят поэты… или не поэты? Вздор. Не будет никаких ушей… и никаких глаз. И всё же я не знаю, где я смогла бы спрятаться. – Вся эта смерть, которую я оставила там наверху… (На лестнице слышится шум и грохот). Господи, что стряслось? (Бета подбегает к двери и распахивает её настежь. Ари упал и лежит на лестнице, подобрав под себя ногу). Ари! Что с тобой?
АРИ: Сама видишь!

БЕТА: Дай, я тебе помогу. Господи боже мой! Ты на ногу наступать не можешь?
АРИ: Это пустяки. Возьми это ведро проклятое.

БЕТА: Тебе надо присесть. (Доводит его до стула). Я тебя разую.

АРИ (чувствуя сильную боль): Ай, осторожнее.

БЕТА: Похоже, ты лодыжку сломал.

АРИ: Лодыжку! Вздор полнейший! Вечно ты ждёшь самого худшего. Синяк – и всё.

БЕТА: Принести аптечку? Или воды?

АРИ: Лучше костыли принеси.

БЕТА: Костыли? А у нас их нет.

АРИ (сквозь стиснутые зубы): Я пошутил.

БЕТА: Да, но…

АРИ: Помоги мне дойти до компьютера. (Она доводит его до компьютера, а он проверяет всё ли идёт как следует). Всё как надо.

БЕТА (доводит Ари до кровати и помогает ему улечься): Скорее врача!

АРИ: Врача? Сюда?!

БЕТА (сообразив): Нет. Это невозможно.

АРИ: Нельзя терять рассудок из-за мелких неприятностей.

БЕТА: Но у тебя нога распухает!
АРИ (шевелит ногой, издаёт жалобный стон, но тут же берёт себя в руки): Пройдёт.

БЕТА: Тебе надо в травматологию.

АРИ: Травматологию!
БЕТА: Да, я тебя доведу.

АРИ: А ты знаешь, на что она сейчас похожа – если вообще уцелела?

БЕТА: Ари, милый, тебе нужно к врачу.

АРИ: А ты уверена, что из врачей кто-то выжил?
БЕТА: Ну милый!

АРИ: Даже если кто-то из них и выжил, ты знаешь, чем они занимаются?
БЕТА: Нет, и слышать не хочу.

АРИ: Они оказывают помощь людям с обожжёнными лицами, пустыми глазницами, и жидкость из их вытекших глаз струится по щекам, а рты – воспалённые раны, из которых лезет гной, и их невозможно приоткрыть даже настолько, чтоб просунуть туда носик чайника…
БЕТА: Перестань… хватит… не могу. Что ты такое говоришь?
АРИ: Хиросима. Как я встану в очередь из таких людей - с одним синяком?

БЕТА: Нет… нет…

АРИ: А выходить ещё опаснее, чем перетерпеть небольшую царапину или опухлость на ноге.

БЕТА (пытается привести свои мысли в порядок, но потом сдаётся): Да, но…

АРИ: Наверно, ногу не мешало бы перевязать.

БЕТА: Да. – Где эластичные бинты?

АРИ: Нет, из запасов брать ничего нельзя. Найди что-нибудь другое.

БЕТА: У меня тут есть пояс. В нём есть резинка. (Обматывает поясом его ногу).

АРИ: Спасибо. Так лучше. Я немного полежу.

БЕТА: Я тебе кофе принесу. (На полдороге к кухонной стене спохватывается): Ари! Ты же еды на сегодня не принёс!
АРИ: Вот зараза! (Хочет выйти из помещения, но не может наступить на ногу и стонет от боли). Я не могу. Тебе придётся подождать.

БЕТА: Я схожу наверх за едой.

АРИ: Нет, Бета… Ты же обещала.

БЕТА: Но ты же не можешь без еды.

АРИ: До завтра вполне смогу.

БЕТА: Тогда я возьму из здешних запасов.

АРИ: Ты же знаешь, это нельзя. Ни при каких обстоятельствах.

БЕТА: Хотя бы что-нибудь попить. Апельсиновый сок. У нас его здесь просто хоть залейся. Всё равно мы хотели его в основном разбавлять.

АРИ: Да ни за что на свете. Вот: стоило хоть чему-то пойти не так – и ты уже готова всё испортить.

БЕТА: Неправда.

АРИ: Уж и с лестницы не упади… и обед не пропусти, - ты сразу начнёшь нарушать все принципы.

БЕТА: Я просто забочусь о тебе. Сама-то я уже давно потеряла аппетит.

АРИ: Уж я-то тебя знаю. Ради меня готова на всё, не так ли? Но решение дойти до конца мы принимали вместе.

БЕТА: Это решение принял ты.

АРИ: Ну ладно, я его принял! Да, его принял я! А ты когда вообще принимала какое-нибудь решение? Когда ты хотела взять на себя ответственность за что бы то ни было? А едва что-то произойдёт – от тебя столько нытья! А когда что-то не ладится, в этом не ты виновата, о, нет! Виноват всегда оказываюсь я.

БЕТА: Я не виню тебя за то, что ты упал.

АРИ: Нет, но - сдаться! Обратиться к врачу… подъесть запасы, которые, как ты прекрасно знаешь, нельзя трогать, пока не взорвётся бомба. Ты даже не понимаешь, что стоит на кону.

БЕТА: Нет. – Да.

АРИ: Типичный ответ. Вот видишь… Когда в твоей голове умещалась целая мысль?
БЕТА: Пожалуй, никогда.

АРИ: Терпеть не могу, когда сдаются. Презираю.

БЕТА: Так и не сдавайся. Пожалуйста, пропадай здесь… помирай с голоду… мне наплевать.

АРИ: Да ладно?

БЕТА: И я могу принять решение – о себе самой. Я уйду. И ты физически не сможешь остановить меня.

АРИ: Но ты ведь это не всерьёз?
БЕТА: Наконец я могу принять решение… подумать целую мысль.

АРИ: Бета… я это сказал сгоряча.

БЕТА: С меня хватит.

АРИ (пытается остановить её, но она уклоняется. Он падает с кровати, но успевает схватиться за её халат): Бета, дорогая… не бросай меня. Ты же знаешь, как это важно. Смотри: если полистать дневники, тогда станет понятно, что это не бессмыслица… там вырисовывается некий алгоритм… я должен завершить…

БЕТА: Твоя компьютерная дребедень мне не интересна.

АРИ: В это убежище я вложил всё: деньги, время, все свои силы и инженерные способности… это моё детище… я его создал… не надо со мной так поступать… мы должны продержаться до конца…

БЕТА: Вот ты и останешься здесь.

АРИ: Нет… нет…

БЕТА: Всё равно ты хотел быть один на свете.

АРИ: Нет, я не могу без тебя… я не хочу быть без тебя…

БЕТА: Потому что я жуткая трусиха… ни рыба, ни птица.

АРИ: Эту историю выдумала ты.

БЕТА: А ты дал для неё материал.

АРИ: Поэтому это наша общая история… мы не можем друг без друга… (Бета вырывается и медленно, нерешительно идёт к дверям, словно это первые в её жизни самостоятельные шаги). Не уходи… ты должна остаться здесь со мной.

БЕТА: Здесь? Да, ты хочешь держать меня именно здесь, а не где-нибудь в другом месте.

АРИ: Бета… не оставляй меня одного… Бета (всхлипывает)… я не могу один… Бета, я… мне страшно… (утыкается лицом в пол).

(Бета, которая уже дошла до порога, медленно разворачивается и молча смотрит на него. Её лицо выражает жалость, печаль и поражение – когда она наконец возвращается и поднимает его с пола. Она помогает ему вернуться на кровать и укрывает его одеялом).

БЕТА (решительно): Я принесу апельсинового сока.

АРИ (сперва молчит, но потом не может сдержаться): Только смотри. Отмеряй точно!
БЕТА: Я отмерю точно.

(Вдруг наверху раздаётся шум, словно там кто-то ходит. Ари выхватывает из ящика тумбочки пистолет, собирается выскочить вон, но сникает).

АРИ: Помоги мне!

БЕТА (подбегает к нему и на мгновение прижимается к нему, но потом окончательно соображает, что у него в руке пистолет): Нет… нет, Ари!
(Бета отступает от Ари, а шум затихает).

БЕТА: Так ты всерьёз!
АРИ: А не то?
БЕТА: Ты и впрямь собирался стрелять!

АРИ: Если бы возникла такая необходимость.

БЕТА: Господи!
АРИ: Почему ты этому удивляешься?
БЕТА: Ты… ты монстр!

АРИ (защищается от Беты и вовсе не понимает её упрёков): Я?... А ты? Ты меня поддерживала… ты сама неделями упражнялась в стрельбе, пока мы не перебрались сюда.

БЕТА (в страхе): Но не для того же, чтоб стать убийцей.

АРИ: Ты меня назвала убийцей?

БЕТА: Это… я этого не говорила.

АРИ: Ты намекнула, что я – кровожадный убийца – назвала меня монстром, потому что я пытался тебя защитить.

БЕТА: Меня защитить?

АРИ: Ты знаешь, для чего нам пистолет. Ты это знаешь так же хорошо, как и я.

БЕТА: Да, но я себе даже не представляла, о, боже мой, мне казалось… я не думала…

АРИ: Думаешь, мне весело оттого, что мне приходится всё время выполнять грязную работу?

БЕТА: Ари!
АРИ: Но в нашей ситуации больше нет такого понятия – «убийство». Это слово стёрли из словаря. Осталась только самооборона.

БЕТА: Но мы даже не знаем, кто это был. Или что там происходило. В дом кто-то заходил.

АРИ: Я знаю, что это были за люди. Бесприютные, голодные, больные, заразные… если они проведают про наш склад продуктов, если они хотя бы учуют наши консервы, то они накинутся на нас, отнимут у нас последний кусок и последнюю каплю воды, и даже самый воздух. – Это не люди, это оскаленные волки, завывающие гиены. А ты! Не думай, что ты здесь сможешь заниматься благотворительностью, чинно раздавать хлеб да вино. Нет, милочка, эти люди отмечены смертью. Они больны от радиации, они опасны. Они сюда нанесут облучённых веществ. И ты через короткое время станешь такая же.

БЕТА: Мне невмочь такое слушать.

АРИ: Выживут только самые приспособленные.

БЕТА: Ари, милый, хороший, пойдём-ка наверх.

АРИ: Отсюда никто не сбежит – разве что в смерть.

(Затемнение).

АКТ 6

(Прошло чуть меньше недели. И на людях, и на обстановке лежит печать большой неопрятности и безразличия. Ари лежит в постели, у него жар. На Бете тот же халат, что и в пятом акте, он сильно запачкался и обносился. Она сидит рядом с Ари. По всему полу разбросан мусор, в изножье кровати туалетное ведро).

АРИ: Бета? Ты там?
БЕТА: Да.

АРИ: Компьютер работает?
БЕТА: Да.
АРИ: Сколько времени прошло?
БЕТА: Не знаю.

АРИ: Я давно покалечился?
БЕТА: Не знаю. Как ты себя чувствуешь?
АРИ: Немножко устал.

БЕТА: Если б ты согласился поесть, это прибавило бы тебе сил. (С трудом встаёт и подходит к кухонной стене).

АРИ: Не уходи.

БЕТА: Я недалеко.

АРИ: Из запасов ничего не бери.

БЕТА (подходит к изголовью Ари со стаканом апельсинового сока в руке): Вот тебе апельсиновый сок.

АРИ: А уже пора?
БЕТА: Наверно.

АРИ: Надо точно знать.

БЕТА: Я точно знаю.

АРИ: Ты ведь не уйдёшь, правда, Бета?

БЕТА: А куда мне уходить?
АРИ: Подниматься наверх для тебя опасно.

БЕТА: Наверху мерзость запустения. Я там всё уничтожила прежде, чем спуститься сюда.

АРИ: Не хочу оставаться один.

БЕТА: Ари, посмотри, у меня глаза не как у кота?
АРИ: Кота?
БЕТА: Помнишь птичку, которая каждую весну прилетала к нам в сад?

АРИ: Нет.

БЕТА: А к нам в сад прилетала птичка, Ари. Каждую весну. И однажды в уголке сада притаился в засаде кот. Он лежал там, словно монстр, готовый прыгнуть на птичку и сожрать её. И вдруг я кое-что заметила. У кота глаза странно сияли: как будто он восхищался пением этой птички перед тем, как убить её…

АРИ: И что?
БЕТА: Ну… я тогда ничего не сделала. Даже не вышла в сад, чтобы прогнать кота.

АРИ: Коту тоже надо что-то есть.

(Пауза. Ари поднимает голову с подушки).

БЕТА: Ты очень голодный?

АРИ: Дай мне крючок. Попробую немного поковать.

БЕТА (не двигается): Поешь всё-таки: это прибавит тебе сил.

АРИ: Нельзя… пока не взорвётся бомба. А я пока не слышал взрыва.

БЕТА: В нашем убежище такие мощные стены, что мы его и не услышим.

АРИ: Наверно, я смогу поработать.

БЕТА: У тебя температура.

АРИ: Побудь со мной…

БЕТА: Я расскажу тебе историю… нашу историю. Жил-был мальчик, и звали его Ари. И была у него жена, которая умела превращаться в каких угодно существ. Она умела превращаться в рыбу, которую он вылавливал, чтобы ему не было голодно, а когда он отдыхал, она превращалась в птицу, которая укрывала его своими крыльями, пока он спал… а когда она была женщиной, то ей снился сон (словно в трансе, открывает ящик тумбочки незаметно для Ари, вынимает оттуда пистолет и вертит его в руках, пока рассказывает)… будто она лежит на зелёной травке, а мелодии овевают её как ласковые ветерки и падают на неё как капельки дождя…

АРИ: Ты взрыв слышала?
БЕТА: Ещё нет.

(На лестнице слышатся шаги. Бете становится очень сильно не по себе - на грани с физической болью. Ей противно; она готовится защищаться и нацеливает пистолет на дверь. Она стоит в той же позе и на том же месте, как Ари в пятом акте).

ЛИЛЬЯ (за сценой): Есть тут кто-нибудь?

(Дверь открывается, и в проёме показывается Лилья. Она бодрая, самостоятельная, жизнерадостная молодая девушка с сияющим лицом. Одета она весьма по-обыкновенному: джинсы и верхняя одежда. Едва увидев её, Бета опускает пистолет. Выражение лица Лильи говорит, что она удивлена увиденным, - но она не робеет и делает шаг в помещение).

БЕТА (бросается в изножье кровати, охваченная сокрушением по поводу того, как повела себя только что): Лилья!

АРИ (едва способный поднять голову от подушки): Бета, скорее!

БЕТА (Лилье): Что ты здесь делаешь?
АРИ: Бета, не мешкай!
ЛИЛЬЯ: Я пришла на занятия.

БЕТА: Занятия?
ЛИЛЬЯ: Сегодня же четверг.

БЕТА (встаёт, но оставляет пистолет на кровати): Я же тебе говорила, что меня дома не будет.

ЛИЛЬЯ: Что тебя дома не будет? Нет, не говорила.

БЕТА: Наверно, должна была сказать.

ЛИЛЬЯ: Нет, клянусь. Я и в прошлые четверги приходила и всё не могла понять: что это тебя вечно дома нет!
АРИ: Вот зараза!
БЕТА: Неужели я забыла…? Боже мой!
АРИ (Бете): Это ты в своём репертуаре!
ЛИЛЬЯ: Так мне сегодня не надо было приходить?
БЕТА: Нет, я… я, собственно говоря, на Кипре.

ЛИЛЬЯ: Да уж вижу.

БЕТА: Как ты попала в дом?
ЛИЛЬЯ: Через подвальное окошко. Там петли были сломаны – и замок тоже. Я подумала: как странно, что в доме всегда никого нет, - и я зашла за дом, в сад, - мне ваша ветряная мельница так понравилась…

АРИ: А потом?
ЛИЛЬЯ: А потом я увидела это окошко, и мне показалось, что что-то неладно – вдруг к вам воры забрались, - и я залезла в дом, а потом увидела этот люк, который у вас там наверху…

БЕТА: А к нам воры забирались?
ЛИЛЬЯ: Не знаю. (Внезапно изумляется). А вы разве сами не знаете?

БЕТА: Мы наверх не поднимались…

АРИ: Ни слова!
ЛИЛЬЯ (Внимательно смотрит на Ари): Что у вас произошло?
БЕТА: Он сломал лодыжку.

ЛИЛЬЯ: Я помогу тебе втащить его наверх.

БЕТА: Нет!
ЛИЛЬЯ (отступает от изголовья к изножью. Пистолет совсем рядом с её рукой, она берёт его и разглядывает): А это настоящий пистолет?
БЕДА: Да.

ЛИЛЬЯ (с отвращением кладёт пистолет обратно на кровать): Но… ты ведь не хотела меня застрелить, правда?

БЕТА (замечает, что Ари украдкой тянет к пистолету руку, садится рядом с ним, отвечает обоим одновременно, почти резко): Нет.

АРИ: Бета!
ЛИЛЬЯ: Он что – так и будет здесь лежать?

БЕТА: Да.

ЛИЛЬЯ: Ну? – Ах, простите, что я к вам так вторглась.

АРИ: Ты клянчишь у нас еду и кров.

ЛИЛЬЯ: Еду и кров? Я? Нет, у меня такое правило: клянчить только предметы роскоши, конфеты, например.

БЕТА: У нас конфет нет.

ЛИЛЬЯ (больше не в силах сдержать любопытство, начинает рассматривать бомбоубежище): Что это за жилище такое?

БЕТА: Ядерное бомбоубежище.

АРИ: Да помолчи ты!

ЛИЛЬЯ: Бомбоубежище? (Издаёт смешок, но резко замолкает).

БЕТА: Ари построил самое совершенное в стране убежище, чтоб мы наверняка пережили ядерную войну.

ЛИЛЬЯ: А я и не знала, что такое бывает. Тут дышать вообще нечем. И темно. (Заглядывает в туалетное ведро). И в ведре человеческое говно.

БЕТА: Ари не смог его вынести.

ЛИЛЬЯ (читает на консервных банках): Грибы, фасоль, черничное варенье. Прямо как в супермаркете.

АРИ: Заткнись.

БЕТА: Мы ничего их этого не тронем, пока не взорвётся бомба.

ЛИЛЬЯ: Ну, ради бога. Я не голодная.

АРИ (Бете): И ты дашь ей совать всюду свой нос? (Лилье). Компьютер не трогай.

ЛИЛЬЯ (внимательно разглядывает компьютер): Удивительно. (Поворачивается к ним). А что вы делаете в этом месте?
БЕТА: Выживаем.

ЛИЛЬЯ: Выживаете? В смысле?
БЕТА: Пережидаем ядерную войну.

ЛИЛЬЯ: Но вы же… нет, я поверить не могу. Вы были здесь всё это время?

БЕТА: Да.

ЛИЛЬЯ: Ты же должна была быть на этом… Родосе?

БЕТА: На Кипре.

ЛИЛЬЯ: На Кипре.

БЕТА: Да.

ЛИЛЬЯ: Три с лишним недели?
БЕТА: Не знаю.

ЛИЛЬЯ: И вы эту еду не брали?

БЕТА: С тех пор, как Ари сломал ногу – нет.

ЛИЛЬЯ: А это давно случилось?
БЕТА: Не знаю.

ЛИЛЬЯ: Да ладно тебе, Бета. Я в это не верю. Ты ведь не всерьёз!
БЕТА: Отнюдь.

ЛИЛЬЯ: И долго вы здесь ещё будете сидеть?

БЕТА: До самого конца.

ЛИЛЬЯ: Бета… ты… ты больна!

БЕТА: Нет.

ЛИЛЬЯ: Ну… что вышло, то вышло… ну, короче… в общем, сегодня у нас урока музыки не будет.

БЕТА: Нет. Тут и инструмента нет, как видишь.

ЛИЛЬЯ: Значит, я… ну, я пошла. (Направляется к двери).

БЕТА (кричит, словно зовёт на помощь): Нет! (В тот же миг вскакивает и преграждает Лилье путь пистолетом).

ЛИЛЬЯ: Мне нельзя уйти?

БЕТА: Нет… я… это невозможно.

ЛИЛЬЯ: Ничего не понимаю. Почему мне нельзя уйти?

БЕТА: Потому… потому…

АРИ: Потому что об этом убежище никто не должен знать. (Бете). Почему ты сразу не выстрелила?

БЕТА: Я всё всегда не так делаю.

АРИ: Радуйся, что Бета сдрейфила, и поэтому ты ещё жива.

ЛИЛЬЯ: Так у вас и вправду всё на полном серьёзе. Бета, ты знаешь, я не разболтаю. Я никому не скажу, что тебя видела. Обещаю.

БЕТА: Но ты ведь меня видела.

ЛИЛЬЯ: Бред полнейший. Вы больны. Ты что, не видишь: ему нужен врач, а ты… я тебя больше не узнаю.

БЕТА: Однако я больше не красивая.

ЛИЛЬЯ: Я тебе помогу… я тебя отмою, причешу… и ты пойдёшь наверх со мной.

АРИ: Бета, не слушай её.

ЛИЛЬЯ: «Я буду век ему верна»?

БЕТА: Да не в этом дело… хотя… может быть.

ЛИЛЬЯ: Я сбегаю за помощью.

БЕТА: Нет.

ЛИЛЬЯ: Но не можете же вы… не позволю так со мной поступать… не позволю сгноить меня в этом склепе.

БЕТА (наставляет на неё пистолет): Сядь!

(Лилья отступает под дулом пистолета и садится. Бета обессиленная, падает на кровать. Некоторое время тишина).

ЛИЛЬЯ: Сейчас кто-нибудь мог бы сказать, что Лилии Полевой не повезло. Какой облом!

БЕТА: Лилии Полевой?

ЛИЛЬЯ: А это меня так зовут. Мама какому-то пастору-немцу мозги запудрила, чтоб он меня так окрестил. Сказала ему, что это исландское имя такое[2].

БЕТА: Она мне такого не рассказывала. Или я это забыла. Я столько всего забыла.

(Всё ещё молчание. От нечего делать Лилья достаёт из кармана блокфлейту и начинает играть. Это тема из менуэта в начале первого акта. Услышав эти звуки, Бета содрогается, словно от физической боли. Затем встаёт и подходит к Лилье. Пистолет остаётся на кровати).

БЕТА: Просто ужас, как ты Баха играешь!

ЛИЛЬЯ: Я на флейте никогда не училась. Я её взяла, потому что её удобнее носить в кармане, чем фортепиано.

(Бета вырывает у Лильи флейту, словно голодающий, дорвавшийся до куска, играет одну высокую ноту, заканчивающуюся стоном, и отдаёт, буквально суёт, флейту Лилье в руки. Садится на стул).

БЕТА: Почему тебе хочется учиться музыке?

ЛИЛЬЯ: Почему? – Хочется – и всё.

БЕТА: Тебе это для чего-нибудь нужно?

ЛИЛЬЯ: Нужно? Да ты в своём уме, я же неспособная. Мне это просто нравится. Я это делаю для себя. Мой девиз – я ему от мамы научилась – «Получай удовольствие от того, что делаешь, и делай что-то, только если это приносит тебе удовольствие». Иногда я это и против неё использовала.

БЕТА: Ты часто напоминаешь её.

ЛИЛЬЯ: Я, наверно, не такая амбициозная. Я считаю, что не надо обязательно стараться брать эту единственную чистую, - ну, ты понимаешь… мне лишь бы хоть какую-то ноту взять.

БЕТА: Если я тебя отпущу…
ЛИЛЬЯ: Да.

БЕТА: Ты обещаешь…?

ЛИЛЬЯ (перебивает): Да, я буду молчать как рыба.

БЕТА: Ты обещаешь забыть меня… никогда не вспоминать меня?

ЛИЛЬЯ (собирается выбежать, но раздумывает. Слова Беты вызвали у неё подозрение, что Бету будет небезопасно оставлять здесь. Она бросает взгляд на Ари, но тот лежит без движения): Я хочу, чтоб ты пошла со мной. Пойдём наверх, на пианино поиграем? Сегодня же четверг.

БЕТА: Тебе с блокфлейтой лучше.

ЛИЛЬЯ: Но Бета, ты что, не видишь, как это всё ненормально? Вы прозябаете в этой… в этой могиле в страхе перед ядерной бомбой. Отчего вы не делаете хоть что-нибудь?

БЕТА: По-твоему, это – не «делать что-нибудь»?

ЛИЛЬЯ: Война – это же не слепая стихия, как извержение вулкана.

БЕТА: Мы спасаем жизнь.

ЛИЛЬЯ: Нет, вы тренируетесь для смерти. – Тебе нужно наверх!

БЕТА: Дитятко, ты что, не понимаешь: я убила всё, что было наверху. Я бы не вынесла дневного света.

ЛИЛЬЯ: Я тебя поведу.

БЕТА: Даже свет твоих глаз слепит меня. Он в 270 раз сильнее солнечного.

ЛИЛЬЯ: Я могу закрыть глаза.

БЕТА: Однажды ты посмотрела на меня так, словно я – просто вещь в моей собственной гостиной.

ЛИЛЬЯ: Это только сперва… а потом ты начала играть, помнишь… если мы поднимемся наверх, ты сможешь играть… тогда ты сможешь начать сначала.

БЕТА (в какой-то момент вот-вот готова поддаться, но потом опять запирается): Нет, кто побывал на Кипре, тому уже нет возврата.

ЛИЛЬЯ: Но не можешь же ты просто взять и сгнить тут!

БЕТА: Дружочек, зачем же так мрачно! Смерть – это не гниение. Это лежание на зелёной травке среди бесконечного поля, когда мелодии овевают тебя как ласковые ветерки и падают на тебя как капельки дождя…

ЛИЛЬЯ: То, что ты описываешь – это не смерть. Это жизнь.

БЕТА: Скорее наверх… поторапливайся!

ЛИЛЬЯ: Я пойду… но я вернусь… (Бежит к двери).

(Ари добрался до пистолета; он застреливает Лилью в спину. Она безжизненно падает).

БЕТА (не вставая и не смотря на Ари): Теперь нас ничто не спасёт - только бомба!

(Затемнение).