Время начало ощущаться первым. Как смутная и растущая тревога. В глубине ночи утренний рассвет казался нереальным и мыслился в образе огонька на болоте. Контуры спальни выглядели раздвинутыми. Окружающее пространство утучнялось тишиной, болезненным отсутствием звуков. Но – только до поры.

Неожиданно в глубине пространств, по ту сторону входной двери раздался слабый топоток. Затем пауза и ещё… Череда лёгких перестуков.

Тревога сразу же стала плотней, осязаемее. Сознание тщилось определить происхождение шума, однако зацепиться было не за что. Человек так ходить не мог. Детей в доме нет. Хуже того: даже собака цокала когтями совершенно иначе. Прежде чем разобраться в происходящем, чтобы успокоиться, мне пришлось внутренне признать, что в доме находится кто-то или что-то новое, и вряд ли это нормально. Ничего хорошего в кромешной тьме возникнуть не может. Правильно? Значит, следует пойти и разобраться.

При одной мысли о том, что нужно оставить постель и отправиться навещать пустоту, тело онемело, малейшие остатки сил словно бы выветрились из него, лоб повлажнел, воздух стал ощутимо холоднее, будто бы порывом ветра распахнуло форточку. Какое-то время ещё я оставался неподвижным, робко прикидывая, не приключилась ли, например, безобидная галлюцинация. Или, может, давление скакнуло, а шум, якобы услышанный вовне, порождён неизведанными глубинами моей бедовой головы. Тщетно… С каждой минутой подозрения лишь крепли, а тревога стремилась перерасти в очевидную панику. Если дать ей захватить контроль над разумом, ситуация рискует оказаться не просто плохой, а весьма скверной. Не стоило доводить дело до крайности. В конце концов, чем быстрее навести порядок, тем легче всё окажется на своих местах.

Стараясь и дальше отвлекать себя подобными рациональностями, я откинул одеяло, сел на постели и с содроганием коснулся пола босыми ногами. Так… До входной двери необходимо сделать шагов пять, не больше. На моём пути - низкий журнальный столик, практически невидимый в темноте из-за чёрного цвета. Насколько помнится, перед сном я благоразумно прибрался: выбросил пустую бутылку из-под вина, помыл стакан, вернул книгу на полку. Передвигать пустой столик следовало, не привлекая внимания, и мне это удалось.

Пошатываясь от полусна, неверными шагами я подошёл к двери. Глаза тщетно пытались привыкнуть ко мраку. В любой момент я ждал повторения шума, хоть какого-нибудь, но в квартире установилась мёртвая тишина. Ночь стояла настолько глухой, что даже с улицы не доносилось ни малейшего звука. Коснулся дверной ручки – шарообразной, с предохранительной защёлкой в центре. Я помнил, что, открывая дверь, нужно потянуть её за ручку кверху, как бы приподнять в петлях. Плохо притёртая, цепляясь за неровности пола, она издавала хлопающий звук, кажущийся резким даже днём, что уж говорить про время, когда кругом спят, и любой  шорох разносится гораздо дальше.

Отворить комнату удалось также бесшумно. Затаив дыхание, я всматривался в чёрную дыру перед собой, на всякий случай сжимая правую ладонь в кулак. В ожидании чего-то… чего угодно…

Боже, нет!

…тум-тум-тум…

Снова топот. Рядом, впереди. Совсем близко.

…пт-пт-пт-пт-пт….

Ни хрена не видно! Ч-чёрт!! Почему же я свет-то не зажёг?!

Прямо передо мной тускло вспыхнули два зелёных огонька. Мёртвых, холодных. Примерно, в метре от пола.

Кажется, я вскрикнул… нет, горло перемкнуло. Удалось только попятиться. Огни попеременно мигнули. Зелёный цвет их стал кислотно изумрудным, словно кожа недавно полинявшей змеи. И раздалось утробное рычание. Огни придвинулись ко мне. Едва успев прикрыться руками, я ощутил толчок на уровне колен, потерял равновесие и грохнулся на пол.

Наша собака?!

Э-т-о не может быть нашей собакой!!

Онемевшие губы мои расклеились; я смог позвать животное по имени.

Снова рычание, какая-то возня, но без укусов. Хотя челюсти, кажется, щёлкнули. Словно во сне, ватными конечностями я загребал пустоту, силясь перевернуться на спину. Меня подминали всё грубее. Враг не должен вцепиться в шею. Иначе, мне крышка.

Вдруг раздался странный возглас. Что-то среднее между криком и… Или это коротко взвизгнуло животное? Заскулило и стало отползать.

Клянусь – я разглядел её. Нашу псину. Она ползла на брюхе, неестественно вывернув голову. Смотрела в сторону коридора. Дверь оставалась по-прежнему открытой. Морда выражала неописуемый ужас.

Невольно я посмотрел туда же…

В коридоре пребывало нечто чудовищное. Старая женщина в длинном матовом балахоне, с изуродованным морщинами лицом. Она высилась под самый потолок. От неё исходило белёсое свечение, но свет никуда не распространялся. Длинная одежда покрывала тощую фигуру. Между обрезом платья и полом виднелся зазор. У неё не было ног. Абсолютная пустота! Без опоры.

Видение хуже любого кошмара.

…тишина становилась нестерпимой…

Дверь пришла в движение. Бесшумно поехала.

Щт… (сухо щёлкнула). Затворилась.

В комнате снова я один. И собака исчезла. Если, конечно… то была собака.

Очнувшись в постели, понял, что всего меня колотит дрожь. Тело взмокло и коченело. Наверное, я заболел. Тогда удивляться нечему. Правда, сейчас, после возвращения в действительность, подтвердилась догадка о том, кого напомнил призрак в коридоре. Я опознал в жутком существе свою бывшую жену. Мы не виделись много лет…

Сегодня, наверное, заснуть уже не удастся.

Подтягивая одеяло к подбородку, задрал голову вверх. И заорал.

ОНА ЗДЕСЬ! В КОМНАТЕ!!

Прямо надо мной, под потолком колебалась мутная женская фигура во плоти. Тело перетянуто марлевыми тряпками, наподобие савана. Ко мне тянулись космы её волос. Глаза жены силились открыться, но не могли. Истёртое лицо оставалось неподвижным. По всему лицу струились нити кровяных сосудов, равномерно вспыхивая в темноте. Я орал, не в силах отвести взгляд от этого размеренного мерцания. Один из сосудов взорвался. Следом – ещё один. Потом сразу два. На меня полилось тёплое содержимое. Я продолжал издавать сумасшедшие крики. Она безуспешно пыталась открыть глаза. Сосуды лопались. Из них текло. Я орал. Орал до тех пор, пока не проснулся уже по-настоящему...

Увидел комнату… дневной свет.

Комнату увидел.

Дневной свет…

На журнальном столике стояла пустая бутылка. Чуть поодаль - испачканный красным стакан.

А ещё лежала книга со странным названием. «Кровь и почва русской истории».