***
В последний вагон электрички скользнуть.
И тут же забыть пустырей гобелены.
Пульсирует звёзд раскаленная ртуть
Над всей моей крымской осенней вселенной.
Беспечно уснуть на скамейке под стук
Колёс; пробуждаться от резкого свиста.
Вернуться домой, разгоняя тоску
Нелепою шуткой ночного таксиста.
Увидеть, что тополь дрожит, как фарфор
Фамильный. Над ним облака без движенья.
И холм городской, как библейский Фавор,
Где хочется веровать в Преображенье…
ПАМЯТИ АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА
1
Черный дым из разрушенной шахты.
В обнаженной степи перекур.
Опасаясь бандитов и шляхты,
поезд следует на Чевенгур.
Все мы здешние,
все пассажиры.
Монотонный стальной караван.
Ночь темнее и крепче чифира.
Лопухами зарос котлован.
2
Словно мухи – спокойные птицы
чертят в комнатном небе межу.
– Эй, старик, где воды нам напиться?
– Подходите, я вас провожу!
Долго помнится доброе слово.
У колодца – шершавый ковыль,
одинокая бродит корова;
всходит солнце
и светится
пыль…
ПАСХА
В гольфстриме майского тепла,
В смятенье солнечных каноэ
Преобразилась,
Ожила
Душа моя,
Забыла злое.
И вешний мир, как повелось...
От многоножки до мимозы
Пронизан радостью насквозь.
Метаморфозы…
БАЛАКЛАВА
Разрушенные башни. Чудеса.
Учёный кот, как призрак на причале –
Считает в Балаклаве паруса
И смотрит сны о дармовой кефали.
Дочь рыбака весь вечер говорит,
Смеётся и сверкает телефоном.
Над бухтой скоро солнце догорит,
И выйдут к побережью листригоны –
Разжечь костры на черных склонах гор…
Пока беспечно отдыхают греки –
В кофейне не стихает жаркий спор,
А жадный боцман съел все чебуреки…
АГИАСМА ЯНВАРСКОГО НЕБА
Мокрый снег.
Нарастает зимы холодок
Непривычный для Крыма.
Наша шумная жизнь –
Иорданский поток,
Всё в ней
Неизъяснимо.
Изумлённые чайки.
Ликует Адам.
Обновилось творенье.
Бог явился.
И вспять обернулась вода.
Светлый праздник Крещенье...
СОН
В лихие девяностые
Легко
Мелькало детство
Черно-белой плёнкой.
Заправив джемпер в серое трико,
Я за водой спускался до колонки.
Из Питера "продвинутый" сосед
Привёз пятидюймовые дискеты...
А мы ловили крабов на обед.
И в Новый год — лепили взрывпакеты.
Играли до рассвета "в города".
Удили в Балаклаве барабульку.
Уехал Макс в Канаду навсегда.
А я влюбился безответно в Юльку...
Без света, ночью наблюдали дождь;
Чаи варили из вишнёвых веток.
Ненужный и забытый в сквере вождь
Позеленел, как допотопный предок.
Потом исчез на рынке керосин...
Тянулась жизнь — пронзительно и просто.
На всю округу: бар и магазин.
Мне снился сон:
Мы снова в девяностых...
***
Исчезают талые отраженья
снежных склонов. Ласточки иероглиф.
Облаков кочующих — наважденье
в сумерках над горой Иограф.
Пересохла речка. Вот это фокус...
Лес преображённый меняет облик.
Посмотри, в камнях распустился крокус
и грустит на пастбище белый ослик...
НАБЕРЕЖНАЯ КОРНИЛОВА
Тянутся к небу шумные переулки.
В кремовых скверах – кофе и шашлыки.
Тысячу раз позовут на морские прогулки
лучшие в мире чайки и моряки.
В тысячу первый – молча, угоним ялик,
на винзаводе выкупим весь «Кагор»
и растворимся…
А пограничник Ярик
нас по знакомству пустит через Босфор.
Если пугает данная перспектива,
Если всё это – бредни и суета,
вылови лучшего глосика из залива
и накорми на набережной – кота!