Однажды тоскливым и безотрадным осенним вечером Евгению Владимировичу Тукляку вздумалось получше узнать жизнь, и вот бедняга взял да и направился, куда глаза глядят.

Улицы Солдатска, залитые потоками дождя и освещенные слабым желтым светом фонарей, погрузили Тукляка в кромешный мрак; тоскливее и придумать нельзя! Но эта обстановка вполне устраивала путника: Евгений Владимирович, следуя своему порыву, искал улицы потемнее и в конце концов очутился за городской чертой. Немного поколебавшись – не забудьте, что стоял поздний вечер и безостановочно лил дождь, – Тукляк продолжил путь. Нечего и говорить, что вскорости его куртка набухла и отяжелела, а ноги в кожаных ботинках, хотя и оставались сухими, но ступали уже не так легко.

Скользкая глина, пересекаемая мутными потоками, вздувалась пузырями, так что Евгению Владимировичу пришло в голову, что он ступает по мертвой кладбищенской земле. Но и это необоснованное соображение лишь подогрело азарт искателя приключений; все больше и больше путник удалялся от городских улиц и теплого жилья, от желтого света фонарей. Наконец, город Солдатск скрылся за холмом и как бы временно перестал существовать. Ничего больше не было – одна темнота, яростные потоки ливня, да бледные невидимые звезды, утонувшие в глухих тучах.

Безусловно, мрачный пейзаж не был лишен своеобразной красоты, и все же нельзя не удивиться, для чего понадобилось Тукляку, днем служившему в городской администрации, ночью совершить эту отчаянную вылазку.

Здание администрации в Солдатске не блещет красотой или свежим ремонтом, но все-таки превосходит прочие постройки. Поновее и намного опрятнее остальных домов, оно, в отличие от аналогичных административных форпостов, называется не Белым, а Хрустальным домом. Так повелось с незапамятных времен, - возможно с той поры, когда в окрестностях Солдатска находили куски мутного горного хрусталя. В этом самом Хрустальном доме и работал Тукляк, занимая довольно высокий пост одного из трех или четырех замов городского мэра.

Отношение к чиновникам в Солдатске было не лучше и не хуже, чем во всех подобных, богом забытых городках. Им завидовали, их сторонились, но главное – решительно отказывали в уважении (среди прочего, об этом свидетельствует устойчивое словосочетание, прилепившееся к администраторам: в Солдатске их называли «гнилое мясо», не потрудившись придумать более приемлемое определение).

Итак, Евгений Владимирович, откровенно говоря, был очень и очень неплохо устроен. Равнодушно-неприязненное отношение жителей города, конечно, задевало Тукляка, но все же не мешало получать от жизни удовольствие. Чувство защищенности – примерно, как у ребенка, тепло одетого, с повязанным шарфом и в теплых рукавичках – было настолько привычным, как будто полагалось Тукляку по рождению, словно рога – оленю. Этой защищенностью Евгений Владимирович был обязан своей должности, своей зарплате и, помимо прочего, своему рабочему месту – Хрустальному дому.

 Не секрет, что люди, занимающие подобное положение, обычно не слишком любопытны и даже безучастны ко всему, что не обеспечивает их личный комфорт. Случилось, однако, так, что Евгений Владимирович в ряду подобных людей был кем-то вроде инвалида: в его душе или характере – назовите, как вам удобнее – имелись своего рода створки – наподобие жабр у водяного Вэса, сквозь которые, если верить старинной сказке, один рыбак, до того проглоченный Вэсом и соответственно очутившийся в его утробе, разглядел белый свет и выбрался на волю. Возможно, нечто подобное имелось у Тукляка – дырочки или просветы в глухой административной броне.

И вот – сквозь эти ли воображаемые отверстия или иным путем – во внутренние помещения души чиновника ворвался какой-то неопределенный ветер или сквозняк и наполнил уши Евгения Владимировича неясным тревожным гулом. Конечно, ни о каком волшебстве тут речь не идет (хотя нельзя отрицать, что и в наше время случаются происшествия, которым самое место в волшебной сказке). И все-таки, впустив в себя эти таинственные движения пространства, чиновник сделался будто одержимым.

 Перво-наперво стиснул зубы и отринул от себя те административные заботы, которые ожидали его вмешательства. А уж затем Евгений Владимирович бросился к письменному столу и, бледнея, принялся сочинять какой-то роман, который никак не давался в руки. В оправдание этих неудавшихся попыток, следует, пожалуй, заметить, что раньше Тукляку не приходилось сочинять романы. Начитанности, впрочем, ему было не занимать – но вот сочинить собственноручно целый роман! Нет, ничего подобного в жизни чиновника точно не бывало. Да и о чем прикажете писать?

Роман не служебная записка, это довольно пространное сочинение, к тому же скрепленное сюжетом, в котором действуют литературные герои… Поди знай, терзался Евгений Владимирович, - как они действуют? Иначе говоря – что делают в свободное от работы время?

В этих мучениях прошло лето, затем наступила осень. Тут же и обнаружилось, что чиновник, утративший привычную почву, бросился, как в омут, в новые переживания. Полюбил, точно школьник, лишившийся расположения одноклассницы, одинокие прогулки под дождем, стал рассеян и язвителен – причем все как-то не вовремя и невпопад… Так, вероятно, продолжалось бы бог весть сколько времени, если бы однажды ноги не вынесли беднягу в темный лес. Оторопев от этого открытия, Евгений Владимирович принялся озираться и хлопать глазами – но некоторое время ничего не мог различить, кроме скользящих дождевых потоков. Постепенно, впрочем, незваный гость понял, что тут и там его окружают деревья с уныло опущенными ветвями. Каждая ветка, казалось, состоит из темной сверкающей воды.

В течение некоторого времени Тукляк медленно и осторожно брел через лес, при этом губы его слабо шевелились, как жабры у водяного Вэса. Глупый гуляка уверял сам себя, что ничего страшного в его прогулке нет, он лишь узнает жизнь не из окна кабинета в своем Хрустальном доме, а, подобно путешественнику Колумбу, быть может, совершит какое-нибудь открытие.

Прогулка казалась Евгению Владимировичу черновиком его романа, и так длилось до той поры, пока чиновник не встал, как вкопанный, и, подобно лесному зверю, зарычал из большого горла. Почему же разомкнулись мертвые уста администратора? Причина тут только одна: исторгнувший крик, насквозь мокрый путник увидел себя перевернутым вверх ногами, в землю вошедшим и внутреннего моря достигшим скитальцем. Увы, такое случается. Проникая все глубже в качающиеся, густые, как кровь, воды, Евгений Владимирович затосковал. Нет, никогда ему не вернуться домой, да и как прикажешь найти дорогу сквозь колеблющийся водяной лес?

Между тем, полные воды глаза чиновника узнавали кое-какие знакомые предметы: бледные стволы берез, тонкие и гибкие осины, листья кленов странного неземного оттенка – тусклые, в лунных пятнах, будто вымоченные в молоке… Несчастный Тукляк протянул было руку, чтобы притронуться к листу, но тут же и отвел прочь: лист целиком состоял из воды и утекал сквозь растопыренные пальцы. Скоро обнаружилось, что такова природа всего, что окружало путешественника: стволы и ветки деревьев, тяжелые путаные корни – все, все тут состояло из темной, блестящей воды, даже и рыбы со стеклянным туловищем, насквозь прозрачные, хотя и немного мутные, как бутылочное стекло…

Что и говорить, очутившись в такой непривычной обстановке, Евгений Владимирович утратил душевное равновесие. Он позабыл про свой роман, про свои административные обязанности и лишь с тоской думал, как бы не утекли прочь от него руки, ноги, уши или глаза. Надо добавить, что на расстоянии вытянутой руки, совсем рядом с пропащим Тукляком, в таинственную глубину валилась луна цвета стоялых сливок.

Наконец Евгений Владимирович воткнулся головой в мягкий, пахнущий водорослями мох. Утратив человеческую речь, бедняга что-то залопотал и закурлыкал, а затем принялся насвистывать. На этот свист постепенно вокруг путника собрались лесные люди и с большим удивлением осмотрели пришельца. Убедившись, что вреда от него не больше, чем от сырого пня, лесные люди принесли еду и питье. И хотя вся еда была деревянная стружка да клочья мха, а питье – темная стоялая вода, Евгений Владимирович все равно воздал должное угощению.

 Насытившись, Тукляк глухо застонал и повалился на бок. Целый год прожил Евгений Владимирович у лесных людей. Тосковал, конечно – но с каждым днем все меньше и меньше. Наконец, решили его отпустить. Поставили на ноги, обмахнули и бросили в лицо полную горсть блестящих градин – всего-то и было слез, которые за год выплакал бедняга. Затем посадили на глухаря и отослали домой. Еще через сколько-то времени нашли его рыбаки. Сидел Тукляк на песчаном берегу реки, никого не узнавал, а себя именовал Кивающий Головой Из Воды Состоящий.

Рыбаки на эту речь только плечами пожали.

Надо ли говорить, что в Хрустальный дом путь для чиновника отныне был закрыт? Да и кому придет в голову вернуть этакое чудо в кресло начальника? Так, видать, и остался Тукляк сидеть на песчаном берегу – не человек, не Вэс, - поди разберись…