Что такое "хроника"?.. Всего-то "историческое описание событий (в широком смысле, очевидно, любых – Р.Б.) в хронологическом порядке".
А вот когда мы произносим теперь слово "Донбасс", сразу возникает некий образ, сформированный войной, образ военного человека – образ, скорей всего, ополча, в разгрузке да с автоматом... Между тем, в последние два года появились и несколько иные трактовки – достаточно частные, личные дневники (которые могут называться и даже называются "хрониками" – всё разложено порой по датам), зачастую никак не касающиеся впрямую военных действий, порой и с обобщающими размышлениями, так или иначе хронологически фиксирующие военно-бытовую повседневность, но главное – личную к ней авторскую причастность.
Эти заметки совершенно рознятся по литературности, содержательности, пафосу, а также "политической принадлежности" и уровню известности автора – ну ведь все же хотят высказаться: и Елена Степная (с "той" стороны) с "Донбасским дневником", и Игорь Вереснев с повестью "Жизнь во время войны", и Сергей Шаргунов с "Донбасским дневником", и А. Кокоулин с "Украинскими хрониками", и безвестный автор АТО со своим контркультурным укрофейсбучным "Дневником офисного планктона" – все эти "дневники" и "хроники" так или иначе упоминались в 1-ой моей статье о "Донбасской прозе".
И вот возникающий комплекс вопросов:
1. Если термин "хроника" применительно к описанию военных действий на Донбассе подсознательно верен, то сколь точна и оправдана его привязка к чисто личностным переживаниям, пусть и связанным с войной?..
2. Существуют ли ныне, в столь далеко ещё не разрешённый момент противостояния, в достаточной степени полные описания происходящих событий?
3. Сколь они вообще могут быть хоть как-то объективны?
Данная статья для меня ой как нехарактерна: меня, литератора, пригласили отозваться на вещь ну совершенно не художественную – даром что по интересующей меня, как литератора же, теме.
Да кто я такой, чтобы писать рецензию на книгу о том, чего сам изблизи не видел?! Если речь о чисто событийной канве, вьющейся своей сухой хрестоматийной нитью, так никому иному, как самому автору, непосредственному участнику или военному специалисту, её и оценивать... И я, бесконечно далёкий от военно-популярного жанра и тем более от конкретики прошедших боёв, оценку фактологическому аспекту книги давать берусь с массой оговорок. Моя задача – на примере одного, но достаточно характерного исследования по некой совокупности показателей отметить тенденции, общие для жанра военной аналитики по войне на ЮВ.
Итак, речь в статье мы поведём таки о книге Михаила Поликарпова "Донбасс от Славянска до Дебальцево. Хроники, записанные кровью. Окопная правда гражданской войны" (Москва, "Книжный Мир", 2016), которая с другими очень подобными и предшествовавшими – выпущенными в 2014 – 15 гг. ("Игорь Стрелков – ужас бандеровской хунты. Оборона Донбасса" и "Битва за Донбасс. Разгром карателей. Хроники сражений") – составляют достаточно образцовую серию хроникального мэйнстрима по теме.
Сам автор называет своё произведение "первой и единственной в мире подробной документальной хроникой ожесточённых боёв, прошедших на Донбассе в 2014 – 2015 гг.", – соответственно отрекомендованной на Фейсбуке и Глебом Бобровым.
Действительно, в книге предпринята попытка свести воедино и хронологизировать информацию весьма разнородную, проведена большая работа по отслеживанию, проверке, сопоставлению данных из разных источников и, по возможности, с разных сторон, с целью выявлению более или менее объективной картины происходившего, что уже немало.
Возникает вопрос: какими документами пользовался автор? Цифровые источники, а также бумажные носители информации (распоряжения, донесения, циркуляры штабов) – т. н. "документы 1-го уровня, которые-то и придают подлинную документальность Документу – ещё долго, со всей очевидностью, будут засекречены и, соответственно, пока практически недоступны. Остаются показания, рассказы, заметки, дневниковые записи очевидцев и участников – как с той, так и с другой стороны (т. н. документы 2-го, 3-го и 4-го уровней), а значит, политически очень мотивированные, избирательные, неполные и, как правило, предвзятые. Основной же источник описания начала кампании – "Сводки с юго-восточного фронта" Игоря Стрелкова, выделенные в тексте курсивом и охватывающие период с апреля по конец июля 2014 года.
Фактически это компендиум голых фактов (с редкими обобщающими отступлениями), этакий "свод сводок", аналитический и особенно оценочный аспект которого излишне сдержан, робок и слаб. Возможно, целью автора и была фиксация ежедневной военной рутины без просматриваемого акцентирования собственной позиции.
Повседневная сухая боевая конкретика, арифметика потерь и захваченной в плен техники довольно скучна, монотонна и интересна очень ограниченному кругу специалистов – она не откладывается в памяти: кто-что-где-когда-чего-сколько, информация по числам, двухсотым-трёхсотым, столько-то БТР, столько-то "крокодилов", ПЗРК, вертолётов подбито... столько-то "АГС-17 Пламя" захвачено у противника...
Вместо того чтобы как-то подняться над сухим техническим материалом, генерируя более объёмный взгляд (уж не говорю "Всевидящее Око" – не тот масштаб и, верно, не та задача), слишком большой упор, особенно в начале и середине, делается на материалы самого Стрелкова и, соответственно (при всём почтении к фигуре Командарма), его субъективное восприятие и состояние: «Игорь в мрачном настроении: "Войны пассивной обороной и сплошными отступлениями не выигрываются"». (Стр. 117.)
На фоне сухом и таки безжизненном хочется больше живой и яркой, запоминающейся конкретики –– для контраста, отчего проза документальная только выигрывает. Лишь изредка голые факты перемежаются запоминающейся или юморной историей, как, например, случай с воякой ВСУ, водрузившем на себя снятую с убитого каску ДНР, которая чуть не стоила ему жизни. (С. 156.)
Да, возможно, я субъективен или многого хочу, но упущено что-то важное – дух, настроение сторон. Ведь рядовой читатель всё-таки ждёт минимального осмысления – и "воспарения" над полем боя, хотя бы и "безличного" (ощущения, переживания, запахи и проч. – конечно, удел художественной литературы).
Как бы то ни было, в книге есть ряд безусловных плюсов и верных моментов, точных и справедливых формулировок и заключений.
Вскрывая "анатомию войны", автор справедливо отмечает, что война на ЮВ имеет несколько уровней и целей – от дискредитации России ради сохранения однополярного мира до хищнического передела власти и собственности местными элитами. "Вообще, и майдан, и "Русскую весну" роднит то, что эти проекты вышли из-под контроля своих авторов и стали развиваться по совсем иному сценарию". (Стр. 297.)
Приводится ряд ценных, широко не известных сведений о взаимо- и противодействии различных силовых групп, параллельных МВД, во время Майдана и начала самопровозглашения республик по всему Юго-Востоку, из которых можно делать выводы о реальной расстановке сил в начале событий. (Стр. 299.)
Робко, но называется-таки "ошибкой" бездействие России после донбасских референдумов, политика Кремля – "непоследовательной и провальной", а предполагаемые многими в то время "Хитрые Планы Путина" – несуществующими: "Ввод миротворческого контингента РФ в апреле на всю Украину... или в мае (между 11 и 25 числами) на Донбасс позволил бы... спасти многие тысячи жизней и целый регион от разрушения... Весной ВСУ были небоеспособны – и обошлось бы без масштабного кровопролития". (Стр. 33.)
Но это – максимум откровенности, который допускается автором. Анализ же причин истерии, развёрнутой в мировых СМИ по поводу российских гумконвоев, целью которых полагалось Западом "сокрытие преступлений, сокрытие тел убитых (российских добровольцев – Р. Б.) ... для того, чтобы родственники погибших в России не узнали, где погибли их родные" (С. 268.), несколько стушёван.
Между тем, в интернете опубликована масса свидетельств – документов, фотографий, фамилий погибших на Украине российских отпускников-добровольцев-контрактников – при официальном замалчивании фактов массового героизма именно российских солдат и офицеров...
Вообще факт российского участия, снабжения ЛДНР техникой и боеприпасами со стороны России подаётся, надо отметить в плюс, совершенно гениально: полунамёками либо по сообщениям врага, "взглядом с другой стороны" – практически цитатами, которые затем просто не опровергаются – думайте что хотите: "Пока вели бой с кадыровцами и сепарами, куда ни шло, но потом подошли танки регулярной российской армии, силы мягко говоря неравные..." (Стр. 223.) "Александр Захарченко не уточнил, откуда поступила бронетехника". (150 единиц – Р. Б.) (Стр. 204.) "...Российские самолёты летают в районе Луганска уже как дома. Дальше нарвались на российские танки Т-90. Их сопровождали, разумеется, тоже российские, вертолёты МИ-24". (Стр. 271.)
Ни намёком не упомянута, к сожалению, решающая роль российских военных специалистов, практически руководившими разгромом ВСУ во всех котлах, связавших тысячи укровояк на многих направлениях.
Между тем, столько свидетельств уже о том, что контрактникам зачастую отдавали приказ уже на месте – под видом учений, о том, что молчание офицерских матерей и жён достаточно цинично покупалось "убеждением" по отработанной технологии, а груз 200 лился потоком домой, в логистический центр Ростов, несмотря на то, что подтверждённых похорон, тем более попавших на российские ТВ каналы – лишь единицы... Что ни говори, а роль безвестных командиров, руководивших основными прорывами, делает честь российскому военному руководству.
И если бы судьбоносное решение было таки принято, наши герои имели бы совсем иной статус. Наших героев можно было бы хоронить открыто. Как героев.
Жаль, что эти, в общем, известные сведения тихонечко остались за кадром, не добавляя объективности единой картине. Но что делать? – видно, что некоторые принципиальные темы, горячо, свободно и всесторонне обсуждаемые на том же Фейсбуке и являющиеся, по существу, секретом Полишинеля, попросту табуированы самой концепцией книги (автором или издательством).
Очень осторожно, опять тем же "взглядом с другой стороны", завершается и "панический материал" с передовой, подтверждая эффективность наших артобстрелов под Амвросиевкой: "Вторые сутки идёт обстрел со стороны России, бьют точно по танкам и БМП... "Градами" и тяжёлой артиллерией... Вопросов больше, чем ответов..." (Стр. 132.)
Вопросы, которых остаётся больше, таки проясняет Михаил Поликарпов устами российского военного эксперта Михаила Барабанова. Последний отметил украинскую кампанию как "самую блистательную операцию РА за всё время существования: "Скрытно вошли, устроили украинцам военную катастрофу оперативного масштаба, и затем скрытно вышли... Эдакий стелс-удар малой кровью. Вот реальный показатель уровня ВС, – а не взятие Крыма на хуцпу"". (Стр. 202.)
С другой стороны, очень важно: в книге подчёркивается, что причины провалов ВСУ летом 2014 года – именно в непонимании Киевом реального характера войны, которая для ВСУ явилась карательной операцией, для Донбасса же – национально-освободительной войной. (Стр. 16.) При этом справедливо отмечен факт использования обеими сторонами конфликта образа ВОВ, от которого, видно, никуда уже теперь и не уйти – в частности, речь о проводе пленных ВСУ по Донецку (стр. 211.).
"Вечный шах. Хуже войны может быть только перемирие. Оно деморализует солдат и разлагает армию". – Вот так, в сдержанных, как всегда, тонах и опосредованно мнением боснийского ветерана, обозначено отношение автора к Минску-1. (Стр. 275.) (Таково же оно и у многих ополченцев первой волны, в частности, у стрелковцев.)
Очень явственно показаны и причины вынужденного бездействия бойцов (с обеих сторон), которые морально и физически разлагаются, не находя себе места в условиях перемирия.
Важнейший момент – упомянут недостаток, а практически и отсутствие взаимодействия условно объединённого ополчения между собой в 2014 году. "Фактически "Бес" стал самостоятельным полевым командиром, контролировавшим горловско-енакиевскую агломерацию... При этом он не очень ладил с властями в Донецке – и фактически никому не подчинялся". (Стр. 39.).
В отдельную главу выделены украинские "Батальоны удачи" – бегло, но ярко описаны их различия, источники их финансирования, явление отказников (личного состава АТО, находящегося на довольствии, но отказывающегося воевать в отсутствии непосредственной опасности или близости противника) (стр. 296.), о котором знает далеко не каждый.
Интересно читается и "Маленький Верден" – отдельная глава об истории длительных боёв за злополучный Донецкий аэропорт, десятки раз переходивший из рук в руки и в какие-то моменты напоминавший "слоёный пирог"... вскрыта абсурдность изматывающего закоснелого противостояния, обосновывается необходимость занятия Песок и Авдеевки для овладения аэропортом (стр. 308.), приводится несколько сильных, образных, говорящих самих за себя моментов – как, например, рукопожатие Моторолы с украинским командиром Куполом, увозящим своих "киборгов" на ротацию, когда и выясняется, что пройти к аэропорту последние могут лишь с санкции ополчения... (Стр. 311.)
"Фактически российские и украинские СМИ создали два совершенно разных образа этой войны". (С. 4.)
Вместе с тем, задавая в предисловии верный акцент о "презумпция лжи" как принципе работы с материалами любых СМИ, некоторые важные события автор сам освещает вослед нашей пропагандистской машине. Да, показан тактический аспект конкретных военных действий по факту, но подковёрная борьба, играющая, в итоге, основную роль, попросту опущена. Глубинные движители, закулисные вдохновители тех или иных событий, причинно-следственная связь происшествий остаются сокрытыми, делая общий тон повествования плоским и одномерным.
Точно так же отражается и процесс "выстраивания вертикали власти" после "ухода" И. Стрелкова. А проще говоря, процесс зачистки новой луганской властью неугодных лидеров не подан никак. Речь идёт о четырёх крупных, "резонансных" ликвидациях 2015 года – Александра Ищенко, мэра Первомайска, командиров Александра Беднова ("Бэтмена"), Алексея Мозгового и Павла Дрёмова... Скупыми намёками, опосредованным цитированием или проведением аналогий и параллелей автор всё же пытается выкрутить банк: "И это всё, к сожалению, "законы гражданских войн", результат междоусобных столкновений, в которых уничтожаются излишне самостоятельные и авторитетные командиры". (Стр. 289.) "Ответственность за смерть Мозгового взял на себя командир украинского диверсионного отряда "Тени" – и автор наводит на мысль: "Но, возможно, украинский командир просто хотел приписать себе чьи-то заслуги"... (Стр. 350.)
Спасибо и за этот нехитрый кивок на реальных заказчиков убийства героя – как горькая усмешка в сторону киселёвско-соловьёвского ТВ (в передачах, посвящённых смерти Мозгового, не прозвучало даже робкого предположения на этот счёт.) И – так точно: уж больно автономной фигурой был покойный, рвущий шаблоны и не вписывавшийся в систему самим своим существованием.
Отставка Стрелкова "в связи с переходом на другую работу" было важнейшим событием, сменой вех, практически переломом в ощущении воюющего человека в этой войне... Однако, роль Бородая, Кургиняна, Суркова и иже с ними в последующей травле Стрелка остаётся практически за кадром. Между тем, ясно, что В. Ю. Сурков, предстающий как идеолог "слива", вынужден был действовать внутри системы координат, очерченной и заданной договорённостью хотя бы о размене республик на Приднестровье. Вот эта "смена вех" практически не раскрывается, подаваясь лишь одним скупым абзацем (стр. 199.), в то время как для большинства первых добровольцев, "романтиков" войны, наступила совсем другая эпоха – "война поэтов", по меткому определению поэта, ополченца и военкора Юрия Юрченко, которая сменилась войной интересов никуда не девшегося правящего олигархата.
Не акцентирована роль батальона Восток и лично Александра Ходаковского фактически как "спойлера" Стрелкова, перехватывавшего вновь прибывших из России добровольцев и ведшего двойную игру на поле Ахметова. О злополучном бое 25 мая за Донецкий аэропорт, бое, в котором ни за что легли только что подъехавшие российские добровольцы, бое во многом знаковом и показательном, сказано скупо – грузовые автомобили с ранеными были приняты за украинские и уничтожены в результате "дружественного огня." Это – ситуация, легшая и в основу рассказа С. Шаргунова "Свой". (Действительно, предатели были и из "своих" – название полнится новым смыслом.)
Из многих свидетельств того вечера (заметки Александра Баркова, выступления на Ютюбе ополченцев Червонца, Старого и многих других) не может не явствовать роль Ходаковского как предателя, сознательно и хладнокровно спланировавшего и срежиссировавшего действо, направленное против российских добровольцев. Автор же считает, что, "скорее всего, он (Ходаковский – Р. Б.) был просто некомпетентен как боевой офицер". (С. 47.)
Возможности по взятию Мариуполя в июле 2014 г. не просто были – они были очевидны даже с дивана в Москве. Город был полностью открыт, панически выезжали бесконечные колонны с укробеженцами... однако в книге бездействие осторожно представлено как, "скорее всего... результат закулисных договорённостей" с Ахметовым. "...Если взглянуть шире, то ясно, что тогда была возможность военного решения вопроса – но не было решения политического." (Стр. 226.) Иными словами, всё-таки постепенно читатель подводится к убежденности о сдаче, сливу и странной войне, вдохновляемой непосредственно московскими кукловодами.
И, что особенно интересно, автору и правда непонятно, как можно воевать с Россией, при этом торгуя, да ещё и выпрашивая скидку на газ. (Стр. 16.) (Наверно, всё дело таки в том, что Кремль не мог ввести войска на Украину, пока там не закончены олигархические переделы. - Р. Б.)
Говоря о потерях, то они естественным образом официально замалчиваются либо приуменьшаются обеими сторонами. В книге же приведены данные локальные, отрывочные и, как правило, датированные. Автору же, как исследователю, стоило бы синтезировать некое условное среднеарифметическое из максимального количества источников. Упомянутую Порошенко цифру в 10 тысяч можно было бы умножить на 5 – и получить приблизительно общее число жертв войны, вместе с мирными жителями, которое в конце 2015 года даже по западным данным (германской разведки?!) составляло до пятидесяти тысяч.
В то время как дневниковые записи иллюстрируют лишь "туман войны", автор сам и признаётся: "Сейчас мы не можем представить объективную картину боевых действий на Донбассе." (С. 13) Да, в настоящей момент, составляя донбасские хроники, мы занимаемся, по существу, приумножением информации в значительной степени односторонней, а значит, и спорной: ведь "с той стороны" мы будем слышать всегда почти всё то же самое, но с точностью до наоборот. И историкам придётся как-то сообща развеивать смог и муть, нагнанную пропагандой с обеих сторон.
В конце книги автор задаётся вопросом: «А какие уроки даёт война в Новороссии?.. Это – "война ножей", переросшая в "войну танков", но не доросшая до уровня "войны ракет"». (Стр. 374.) – Нет, Михаил Поликарпов.
Дефиниции этой так и не объявленной войны сами собой переносятся из сугубо "технической" в совсем иную, метафизическую плоскость: всякая праведная и искренняя "война поэтов", осёдланная и манипулируемая, всегда обречена на вырождение – в войну олигархатов, шкурных местнических интересов, в войну договорную, "странную", разлагающую и развращающую сам изначальный смысл её.
Несомненный урок этой не законченной ещё войны: не дав Новороссии ни объединиться, ни победить, политики обрекают миллионы на непризнанное прозябание и узаконенное беззаконие, при котором возвращение в материнское лоно нэньки Украины многим отчаявшимся скоро может показаться совсем не худшим решением вопроса.
А вообще – был бы краток и прислушался к Дмитрию Львовичу Быкову: "Правду об этой войне напишет тот, кто на ней не был".
Статья в сокращенном виде была опубликована в интеренет-издании "Свободная Пресса": http://svpressa.ru/blogs/article/152281/=/