Встретились как-то раз Верёвка и Шнур. Встретились на дороге большой, пыльной да нехорошей.

- Давай странствовать, - предложил Шнур Верёвке.

- А давай.

Встала Верёвка посреди дороги, а Шнур за камень спрятался.

Вот останавливается большиханский грузовик. И выглядывает из него дядький гаденька.

- Куда тебя, деточка?

- Да куда скажете, гаденька. Только братика мово заодно прихватите.

Тут и Шнур выходит из-за камня.

Дядький гаденька ухмыльнулся сладенько и говорит:

- Можно ишшо и братца.

Верёвка и Шнур собрались в кузов ползти. Но дядький гаденька только головой покачал, пальцем погрозил.

- Полезайте оба в кабину. Кабина у меня хорошая, просторная. Есть в ней рычаги и руль. Есть сиденья. А есть кровать. Огромная. Двуспальная.

Переглянулись Верёвка и Шнур. Но делать нечего. Полезли в кабину.

Дядький гаденька машину завёл и по дороге погнал. А сам на Верёвку всё поглядывает да облизывается. Верёвка рядом с ним. А Шнур у дверей сидит.

- Ну, давай, девонька, заведём дело полюбовное, французское, - говорит дядький гаденька. – А там и до братца доберёмся. А пока лезь-ка, братец, назад, расправляй кровать двуспальную, грей место хозяйское.

Шнур только и сделал, что закивал да через сиденье перекатился.

Вздохнула Верёвка и отвечает:

- Делать нечего.

- Есть, есть чего, - хихикает дядький гаденька, а сам уж мошну расстёгивает, слюни пускает, сопли пузырит, причинным местом смердит. – Вот ты сначала…

И тут башка у дядького гаденьки с плеч долой – и бум Верёвке на колени. Смотрит Верёвка, а за спиной у дядького гаденьки безголового Шнур стоит, сапёрную лопатку в руках дрожащих держит на сиденье водительское блюёт.

Ухватила Верёвка руль, от самого дорожного края отвернуть еле успела, по тормозам ударила, ключ зажигательный выдернула. Залепила Шнуру пощёчину, вторую залимонила. Шнур блевать и дрожать перестал и задумался, крепко да основательно. А Верёвка тем временем из кабины через дверь остатки от дядького гаденьки выкинула: и туловище с ногами, и про голову не забыла не запамятовала.

Тут Шнур и говорит.

- Машину злополучную горемычную тут бросить-оставить надоти. А самим через город бежать, пока дядького гаденьку милицанер не нашёл.

Только вымолвить успел, сирена замигала, заголосила голосом дьявольским.

- Тикать! – Верёвка крикнула, двери распахнула да в обочину и спрыгнула.

Шнур следом.

А милицанер уж к грузовику пустому большиханскому подруливает, в матюгальник кричит, чтобы выходи, значит, и руки за голову.

Верёвка со Шнуром внаклоночку, внаклоночку, да во лесочек. А уж во лесочке – бежать во все лопатки.

- У меня тута мамка с папкой горе мыкают, в городе злополучному, змеевом, - говорит Верёвка Шнуру. – Давай покуда у них сховаемся. А дальше видно будет.

- Давай, - говорит Шнур, а сам слезами горькими заливается.

- Что плачешь, детина сухопарая, - Верёвка у него давай выведывать.

- Да забыл я в машине телефон свой мобильный, о трёх кнопочках. А на заставке телефона того китайского мы с тобой, Верёвка, да в обнимочку.

Вздохнула Верёвка, сказала слово крепкое, и ещё пару слов сказала солёных, три горьких и четыре мерзопакостных.

- Сидеть нам у моих родителей, нос на улицу не показывать до вечера, пока милицанер по городу рыскает, а там видно будет.

Подумала Верёвка и говорит Шнуру присмиревшему:

- Только ты, Шнур, не пугайся, родители у меня особенные, а браться с сёстрами и вовсе на любителя. На них трезвый смотришь, слезами заливаешься. А сто грамм спирта выпьешь, всё одно сидишь кручинишься. А и стакан спирта всадишь, головой сидишь качаючи.

Переходами-перебежками добрались Верёвка со Шнуром до избушки на окраине. Ворота у того дома не заперты были. Верёвка кольцо повернула, Шнуру махнула рукой, да и айда вовнутрь. А вот дверь у дома на засов заложена. Верёвка в окно стук-постук. И вдруг за стеклом мутноватым кто-то как взвизгнет. Шнур аж в штаны брызнул.

-  А кто вы там, так вашу растак, перетак, вытак?

- Я, маманя, Верёвочка. Со Шнурочком на пару.

- А-а, туда тебя дери, Верёвочка-прошмандовочка. Сама закатилась и этого с собой притащила…

- Нет, маманя, он хороший. Шнурочек. Он меня от дядького гаденьки спас. Голову тому с плеч снёс.

Только вымолвить успела, дверь распахнулась. Стоит маманя Верёвкина. На плечи одеяло дырявое накинуто, рожа жёлтая, зубов нет, грудь обвисла. Стоит, ацетоном смердит. А сама рукой машет.

- Скорей, скорей, проходите. Я в магазин за хлебом.

И была такова.

Заходят в дом. Дома запах как на пожаре. Вместо дивана с кроватью – нары деревянные. На нарах корзины плетёные. В корзинах братья и сёстры Верёвкины сидят. У кого глаз нет, у кого рта, у кого рук, у кого ног, а у кого – ни рук ни кого ни глаз ни рта.

Шнурочек виду не показывает, а сам тихонько через плечо блюёт.

- А где батька твой, - для пущей убедительности у Верёвки спрашивает.

- В подполе, - Верёвочка отвечает. – Мать, чтоб не хоронить, в подполье сбросила.

Шнурочек глазами рыскает, ищет, куда чресла прижать.

- Некогда рассиживаться, - Верёвка Шнуру говорит. – Мать не за хлебом ушла. К милицанеру побежала. Сдать нас ему за поллитры хочет-желает.

- Да ну, - не верит Шнур. – Быть такого не может.

- А вот пойдём.

Вышли они на двор. Верёвка на четвереньки встала – и Шнуру велит так же делать. Ползком да перебежками добрались до ворот. Головы высунули, смотрят. Дорога как на ладони, а самих-то их и не видно. Глядь, мамаша Верёвкина с милицанером-то и рулит. Шнур аж взвизгнул. Пешеходочком, чтобы мотором да сиреной не шуметь.

- Айда через огород, - Верёвка ему говорит, а сама Шнуру рот лапкой зажимает.

Сиганули Верёвка со Шнуром через забор. Теплицами да огородами выбрались на улицу соседнюю, улочку узкую.

- Бежим на вокзал, - Верёвка Шнуру шепчет-нашёптывает. – Скоро поезд отходит. Может успеем.

- Так нас там ждут, наверное, - хнычет Шнур, сопли пускает.

- Нас-то ждут, а мы-то придём, да не задержимся.

- Это как? – Шнур понять не может.

- А так, что в туалете окошко не закрывается.

Забегают на вокзал – и прямой наводкой в туалет. А там тётенька не пускает.

- Вы, - спрашивает, - с билетами? Или не с билетами.

- С котлетами, - Верёвка ей отвечает.

И у тётки промеж ног – шмыг. Шнур бочком-бочком – и тоже в туалет проскочил. А тётенька волнуется, вопит:

- Милиция! Полиция!

А в туалете граждане попукиваются, покряхтывают.

- Что ты наделала? – Шнур у Верёвки спрашивает. – Сейчас все сюда сбегутся.

- Они сюда, а мы отсюда, - Верёвка говорит. – А сама Шнура тащит в кладовку со швабрами.

Тут все в туалет вокзальный и вломились. И мамаша Верёвкина, и тётенька туалетная, и милицанер. Орут, дверями у кабинок хлопают. Граждан пугают, кряхтеть не дают. Верёвку со Шнуром ищут. Добрались до кладовки.

А Верёвка со Шнуром тем временем в окошко, которое в кладовке было, наружу выбрались. И по перрону бежать… А поезд-то уж отходит.

- Дяденька, дяденька! – проводнику орут. – Мы отстали. Нас мама ждёт, нас папа ждёт.

Проводник того и не ведает, что папа ребяток ждёт в подполе мёртвый, крысами погрызенный, а мама в туалете с милицанером. Двери-то и открыл, Верёвка со Шнурочком в вагон запрыгнули – да и были таковы.