Виктор Сергеевич Влупов, очень достойный гражданин пятидесяти двух лет, проснулся от шума проезжавшего по улице грузового автомобиля, недовольно сморщил нос и открыл правый глаз.

Сегодня была суббота, выходной день, поэтому вставать не хотелось (как, впрочем, и во все остальные дни недели). Виктор Сергеевич вздохнул и неприязненно-осторожно скосил открытый глаз вправо. Там, на уровне груди и живота мощными волнами ритмично поднималось и опускалось одеяло, обозначая таким образом могучее дыхание викторсергеевичевой супруги Анжелики Макаровны. Супруга был женщиной обширных телесных форм, и к своим сорока пяти годам всю больше походила на старую ленивую лошадь, в кормушке у которой всегда было полным-полно высококалорийного корма.

Спит, старая прошмандень, капризно скривив толстые губы, подумал Виктор Сергеевич и хотел нарочно громко чихнуть, чтобы эта тра-та-та проснулась. Но, поразмыслив, делать этого не стал. Пусть спит, решил он. Ещё успеет наораться-то.

Сегодня Виктор Сергеевич решил совершить очень серьёзный поступок: заявить Анжелике Макаровне, что любит другую, и, таким образом, отношения с ней, Анжеликой, для него переходят в совершенно новые форму и качество. Которые в просторечии называются «ж…па об ж...пу». То есть совершенно никакие.

Он, конечно, представлял, какой вой поднимет супруга, как для виду начнёт рвать на себе опергидроленные волосёнки, потом примется за остатки его волос, как будет причитать, что «ты, подлец, загубил мою молодость в частности и жизнь вообще!», и так далее, и тому подобное, и непонятно кому надобное…

Конечно, он может ей напомнить, что свою молодость она загубила сама, потому что именно в молодости была совершенно неразборичва в половых связях, а он, Виктор Сергеевич, подобрал её, шлюху подзаборную, под тем самым забором у конфетной фабрики. Привёл домой, отмыл, накормил, обогрел, взял замуж и, в конце концов, пристроил на очень сытую должность заведующей столовой номер восемь. Это были очень серьёзные аргументы, но Виктор Сергеевич пользоваться ими не хотел, потому что такое использование унизило бы его как благородную личность.

Как его угораздило на ней жениться, Виктор Сергеевич не мог понять до сих пор. Нет, так тоже бывает: человек, который считает себя образцом рассудительности, осмотрительности и уравновешенности, шагу не делающий, чтобы этот шаг сто раз не обдумать, человек, даже в принципе не способный на безрассудный поступок, вдруг отчебучивает такую удивительную в своей безрассудности «чучу-отчебучу», что и окружающие, да и он сам, только охают и ахают: ничего себе, начудил, ничего себе, наворочал!

И ведь действительно: на что купился? На обыкновенный кусок сала, в котором даже при помощи микроскопа не найдёшь ни капли никаких мозгов! Может, всё гораздо проще: мужские гормоны у него тогда взыграли? Захотелось здорового бабьего тела? Тоже нет: в сексуальном отношении он был на редкость спокойным мужчиной, и когда время от времени нуждался в женской ласке, то, совершенно не комплексуя, пользовался услугами продажных женщин. Физиология есть физиология. Она, как известно, наука бездушная, к эмоциям не предрасполагающая, однако своего требующая. А поэтому не было никакого смысла изображать страсти и вообще эмоциональничать.

Супруга всхрапнула и вкусно причмокнула. Похоже, ей снился приятный сон – и совсем не на производственную тему. Может, с бандюгами договорится, подумал Виктор Сергеевич уже не в первый раз. Вывезут её, любимую, подальше за город, тюкнут по башке – и в яму. Это была, конечно, здравая мысль, но Виктор Сергеевич панически боялся милиционеров (или как их по новому-то?), а поскольку был человеком ко всем своим достоинствам ещё и самокритичным, то понимал, что может не выдержать милицейских допросов и выложить стражам порядка всё как на духу. То есть покаяться-повиниться, сдать тех бандитов, которые в таком случае тюкнут по башке уже его, и не в загородном лесу, а в тюремной камере.

Что же касается его сегодняшней пассии, миловидной Нюрочки, секретарши знакомого директора городского пляжа, то и она, если уж начистоту, волновала его постольку-поскольку. И можно сказать, не благодаря, а вопреки, потому что именно в ней, Нюрочке, стройной худощавой брюнеточке, он видел полнейшую противоположность пока ещё своей и пока ещё живой Анжелике Макаровне.

Милочка, тьфу – Нюрочка была невинно хитра, обворожительно расчетлива, поэтому и дала ему, Виктору Сергеевичу, лишь через месяц после их знакомства, которое произошло всё на том же городском пляже в день открытия купального сезона. За этот месяц Виктор Сергеевич два раза сводил её в ресторан, что обошлось ему в первый раз в три тысячи пятьсот, а во второй – в пять тысяч, слава Богу, что рублей, а также подарил премиленькое колечко с бирюзой стоимостью десять с половиной тысяч рублей и почему-то тридцать восемь копеек.

Да, Нюрочка была хороша, что и говорить! Свежа, симпатична, остроумна и имела трогательную родинку справа над верхней губой. Злые языки утверждали, что родинка – искусственная, для соблазнения мужиков, но даже если это было и так, то Виктора Сергеевича такой камуфляж ничуть не расстраивал. И действительно: а кого же ей ещё соблазнять-то? Прыщавых подростков? А не жирно будет для прыщавых-то?

Одеяло поднялось и опустилось в очередной раз, после чего последовал протяжный то ли вздох, то ли всхлип, то ли стон. Может, кончается, с надеждой подумал Виктор Сергеевич. А что такого? Инсульт или инфаркт – у таких жирных это запросто. А как было бы хорошо! Никаких бандитов, вообще никакого криминала! Обычный случай, рыдающий муж, скорбящие родственники, праздничный… тьфу, поминальный компот…

Виктор Сергеевич осторожно приподнялся на локте, внимательно вгляделся в лицо супруги. Она неожиданно открыла глаза и так же внимательно уставилась на него. Вроде и не спала, мелькнула у него в голове трусливая мысль. А что, если я забылся и говорил вслух? Тогда посадит! Как пить дать! Или наймёт тех же бандюганов.

– Ты чё? – спросила недовольным басом Анжелика Макаровна.

– Ничего, – елейным голосочком проворковал Виктор Сергеевич и обворожительно улыбнулся. – Пора вставать, Анжелочка. Мы же с тобой на дачу сегодня собрались. Надо огурцы полить, и вообще, подышать природой.