Ноготки

Мне примнился вчерашним вечером

Невпопад, словно с неба, враз –

Ноготков твоих цвет доверчивый

И прищур золотистых глаз.

На минуточку. На мгновение –

Средство древнее от тоски.

Чудо. Сказка. Цветы весенние –

Беззащитные ноготки.

Весна

Весна приходит невзначай,

Как девушка в трамвай из мрака,

И хочется от счастья плакать.

Петь песни,

Пить зеленый чай.

Как в детстве к дереву прильнуть.

И ощутить щекой и кожей:

Вон мальчик – на меня похожий –

Мое лицо, походка, суть.

Опять Господь меня простил

И подарил весну под утро,

Осыпал все деревья пудрой.

А я его и не просил.

Еще немея ото сна,

Я подошел к окну.

О, Боже!

Всего-то навсего всей кожей –

Мальчонка. Дерево. Весна.

Пять часов

Просыпаюсь я утром. В пять.

И во мне просыпаешься ты.

Так стремительно, не сосчитать

Все приметы твоей красоты.

Я бездарен, как счетовод,

И бесхитростен, как трава,

Но зато в моем сердце живет

Твоя чудная голова.

Никакой я не строю мост,

Не курю ни какой табак.

Это все непокорный мозг

Открывает, как файл, тебя.

Он – Коперник и Магеллан.

Я всего – травяная сыть.

Ты – галактика, океан.

И тебя никогда не открыть.

Нагая

Лежишь нагая, как сирень,

Доверчиво смеживши веки.

Вот так бы век под этой веткой,

Весь век. Или хотя бы день

Лежать. И думать ни о чем

И тишину глотать, как благо.

Все остальное – чушь, бумага,

Слова, идущие на слом.

Мама

Жила на свете мама.

Писала письма мне.

Её я видел мало

И чаще – лишь во сне.

Она с малярной кистью

С работы прибредет,

Накормит сразу «кису»

И зачерпнет компот.

Родившаяся в мае

И маялась всерьез –

Жила на свет мама,

А я без мамы рос.

Жила на свете мама,

Красивою была.

Ее я видел мало.

Да вот и умерла...

Шопен

Где, Шопен, твоя Майорка

И Жорж Санд?

Распахни пошире окна

В сад.

И тоской, такой железной

Тишь, рань.

Обжигают полонезы,

Дрянь!

Жизнь без музыки, как простынь.

День, ночь.

Словно сеешь чье-то просо,

Точь-в-точь.

Ну, а музыка, как пани.

Ночь. Плащ.

Поклянется и обманет.

Плач.

Будет, будет, будет все же

Тот час,

Что бессмертней и дороже

Всех нас.

И отступит постепенно

Сад. Луг.

И не станет вдруг Шопена,

Лишь звук.

Икона

Спасала нас всю жизнь, исконно.

Не шприц, а темная икона.

От хвори, от хулы, от стыли

Спасали нас с икон святые.

А лики их просты и строги.

Небось, умаялись с дороги.

Глядят, как дедушка. Родня.

На белый свет и на меня.

Лампаду бабушка приладит.

Как будто чубчик мой пригладит.

***

Любовь? Она вчера была.

А ныне стаяла, как льдинка,

Как та внезапная косынка,

Мелькнувшая из-за угла.

Она пушинкой на ветру

Умчалась в ночь, туда, где звезды.

Стихи сухой покрылись прозой,

Они уже не ко двору.

Но что же делать? Как же жить?

Кружить по миру, как ворона,

С усталой мордой похоронной,

Котлеты жрать, могилу рыть.

«Нет-нет-нет-нет» - кричу грачам,

Врачам и прочей разной жути.

Я жив. И я – борец по сути.

И я стряхну весь этот хлам.

И я снесу в утиль стихи,

И не увяну, и не сникну,

Как воробей назло чирикну.

В лицо любви. Из-под стрехи.

Лазорька

Как маятник или датчик,

Качнулся и тут же исчез

Желтенький одуванчик,

Перевернувший лес.

На утреннем солнце нежась,

Собой устилая дол,

Подслеповатый подснежник

Обрадовался. Расцвел.

И царственно, смело, зорко,

Решительно в этот час

Бархатная лазорька

Благословила нас.