- Я беременна, - скала девушка Муся (хотя какая уж теперь девушка…) и вопросительно посмотрела на Кузякина.

Кузякин молчал. Молчание не было томным. Оно не было даже выжидательным. Потому что было откровенно скучным.

- Чего ты молчишь? – спросила Муся. Ей была интересна реакция Кузякина. Ей всё было интересно. В первую очередь, конечно, интересовал срок официального оформления их интимных отношений. В смысле, через ЗАГС. Мусе хотелось, чтобы этот срок наступил как можно скорее.

- Песня такая есть, - сказал Кузякин тихо. – «Хороша я, хороша, да плохо одета…».

- Подлец… - с удовольствием прошептала-прошелестела Муся. Она видела это шептание-шелестение в каком-то фильме и запомнила. В этом фильме артистку тоже безжалостно обманул коварный соблазнитель.

У соблазнителя были мерзопакостные, щёточкой, усики и гнусное выражение изначально порочной физиономии. Соблазнитель  работал гестаповцем и  пытал честных людей. У Кузякина физиономия была не такой уж беспросветно гестаповской, да и усов он не носил. Но всё равно он оказался подлецом и коварным соблазнителем. А ведь она ему верила! Хотя бы на начальном этапе.

- Да, я подлец, - охотно согласился Кузякин. – И чего теперь?

- Ах, вот ты как ставишь вопрос! – Муся  сделал вид, что возмущена до глубины души (такое возмущение она тоже видела в фильме, но уже в другом. Не про гестаповца,  а про заседание колхозной бригады. В колхозе  не было гестаповцев. Там были одни колхозники.).

- Ну, что ж! – продолжила она и тряхнула своими жидкими кудряшками. – Я не напрашиваюсь!

- Ага, - опять согласился Кузякин. – Не напрашивайся.

- Больно надо! – и Муся презрительно фыркнула. – Чего с тебя взять-то? Зарплату твою копеечную?

Здесь она была права: работал Кузякин обыкновенным учителем русского языка и литературы в обыкновенной общеобразовательной школе  номер восемь, которая в городской школьной «табели о рангах» оценивалась  городским отделом народного образования по самой низшей оценочной шкале. То есть, на уровне заведения, в котором  постигают (пытаются постигать) азы хоть какой-то грамотности в лучшем случае балбесы и  лоботрясы, в худшем - будущие уголовные преступники.

Никаких перспектив устроиться в более богатое в отношении зарплаты учебное заведение у Кузякина не было, да, честно говоря, он не особенно и хотел. Балбесы так балбесы. Лоботрясы и лоботрясы. Он и сам по жизни был балбесом и лоботрясом. Это его, если хотите, жизненное кредо. А может, судьба. Или даже рок.

Кузякин прошёл на кухню, и туда же, следом за ним припёрлась Дора Дормидонтовна, его мамаша. Делать ей на кухне было нечего (хотя она и изображала, что есть чего). Просто у мамаши был откровенно паскудный характер, и  всякий раз, когда Кузякин туда заходил, она обязательно появлялась следом. Ей интересно было узнать, что там Кузякин собирается делать. Может, жрать чего. Может, воду пить. Может, водку. Хотя последнее вряд ли. Последнее – это уже из области фантастики.

- Вам чего, мама? – спросил Кузякин.

- Да так… - туманно ответила Дора Дормидонтовна (понятно, пошпиёнить припёрлась. Не спится ей без верёвки на шее). – Жалко, что мы сейчас капусту не квасим.

- Так поквасьте, -  ответил Кузякин. - Кто вам не велит.

Мама  обиженно поджала губы. В этом предложении она усмотрела тонкий намёк на то, что, дескать, всё равно тебе, старая кочерга, на пенсии делать нехрен.

- А раньше все квасили, - продолжила она поминальную песнь о сладостном былом. – Раньше вообще люди дружнее жили.

- Потому что капусту квасили? – хмыкнул Кузякин. С чувством юмора у него всегда было напряжённо. Как и у мамаши.

- Потому что людьми были! – повысила та голос. – Людьми, а не этими!.. – и гордо вскинув подбородок, величаво выплыла в прихожую.

Может, действительно жениться, подумал Кузякин. На той же Мусе. Пусть бы она здесь, на кухне, с мамашей грызлась. Было бы всё по уму. Всё как у людей.

В эту ночь ему приснилось, что он летает над городом  на бочке с пивом. Почему именно на бочке и почему именно пивной – загадка загадок. Это было тем более удивительно, что пива Кузякин не пил, пивные обходил стороной, а всем напиткам предпочитал кефир, да и то обезжиренный.