Случаются дни изумительные. Один такой Нестеров хранит сердечно и делится предметом с великой отрадой.

Началось с того, что парень забыл, как зовут жену!.. Жил тогда с Лариской, и по этому случаю встал в одно воскресное утро с отчаянного батога. Приспичило Нестерову к ней обратиться и бэнц – забыл как зовут. Совершенно натурально! Состояние и так скверное, да еще подобное приключение. Испугался, прямо скажем – не горячев ли. Сидит, значит, перепуганный и предпринимает усилия – ни зги! Стану, думает, перебирать имена и непременно сверкнет. Ковыряется – ни черта.

Приуныл было, но другая идея пожаловала: пойду к соседям, спрошу. Понимает, что надо какую-то притчу изготовить, однако ничего в голову не прет. Тут супруга в комнату заходит. Обрадовался: слышь, Лорик, запамятовал как тебя величают и намерен у людей узнать – помоги просьбу обосновать… Уместить есть, композитор Александр Бородин описывает равное – неплохая компания.

Однако следуем дальше. Восстановился, выходит, душевно, ведет порядочный образ жизни. Стучит сосед. «Слышь, Сань, помоги шифоньер в квартиру затащить».

– О чем, вообще, дискуссия, – горячо встает Нестеров.

На площадку перед квартирой они его благополучно затащили и поставили, дабы унять естественное сердцебиение. Уняли. Наклонились к старту перед финишем. И угораздило Нестерова взяться немудро. Впереди расположился Коля, он сзади. Ухватился левой рукой за низ торца, а правой за боковину. Незадача случилась в том, что дверцы шкафа находились слева, чтоб контролировать их, за боковину и следовало браться слева. Как вы уже понимаете, как только мужики подняли вещь и ее несколько качнуло, дверцы пошли открываться. Коля, поскольку он стоял спиной к предмету, вообще ничего сделать не мог.

Нестеров тоже, поскольку руки расположил крайне неудачно. Центр тяжести начал неукротимо смещаться. Нестеров в экстазе испуга подсунул голову под открывающуюся дверку и пытался как-то остановить падающее сооружение, но где там. В итоге шифоньер с отменным грохотом рухнул. Отличная вещь превратилась, прямо скажем, в хлам. Коля сунулся товарища утешать, однако заполучил, прямо скажем, неважнецкий овал глаз.

Тем временем Люся, жена Коли, что суетилась тут же, в свою очередь начала приобретать вид. Губы ее сжались до посинения, лицо, напротив, приобрело мертвенную бледность, очи пылали. Честно сказать, она случилась хороша. Иными словами, месяца два еще при мимолетных встречах на Люсю нападала подобная бледность и, хоть слова приветствия коротко произносились, имели весьма болезненную хрипотцу.

В общем, обед, который происходил получасом позже в тесном семейном кругу, сложился в сугубом молчании. В довершении Нестеров поперхнулся, обрызгал супругу, и она демонстративно брезгливо отиралась. Однако, как говорится, еще не вечер.

В пятницу шеф попросил его отправить почтой бумаги, что гражданин и побрел не без душевного облегчения исполнять. Отправлять по техническим причинам приходилось с почтамта, то есть следовало пользоваться транспортом.

Нужно заметить, что в ответ на последние выходки Нестерову был выделен ресурс тютелька в тютельку. До трамвая шагать было квартал, но можно и на автобусе остановку проехать. Парень и не думал им воспользоваться, ибо, во-первых, денег в обрез, во-вторых, не прочь был растянуть время. Но есть же моменты – правит бес. Как назло, аккурат подошел автобус; не иначе по вышеизложенной причине особь заскочил, надеясь, что кондуктор за остановку дойти до него не успеет. Разумеется, напоролся на кондукторшу сразу – не совсем свежая девица, с непроницаемым лицом.

– Оплатим.

Нестеров уместил вялую улыбочку и смалодушничал:

– Одну остановку только.

– А я не спрашиваю, сколько вам остановок, – напористо отчеканила кондукторша. – Оплатим!

Потерпевший резко выхватил купюру, сунул и пакостливо процедил:

– Понятно, не трахают.

Кондукторша кинула негодующий взгляд и пошла ковыряться в сумке. Автобус подходил к остановке. Нестеров хотел поторопить, но гордо сдержался. Выгребла все медяки. Выскочил в последний момент, споро переходя проезжую и злобно перетирая в кармане горсть монет, злорадно подумал: «Черт, явно недодала. Вот мило получится в трамвае».

На почте, подавая бланк, молоденькая служащая заученно оповестила:

– Внимательней с реквизитами, бланки буквально на счету.

«Ошибусь, – испугался Нестеров, – сатаной обещаю».

Карточку заполнял, вытащив язык. На пятый раз сверив знаки, гордо пошел к окну.

– Гражданин, – мягко воркотнула работник, – я же просила быть повнимательней. Вы неверно проставили дату.

С реквизитами ошибся на третьем. После четвертого бланка вспотел. Шестой пустой девушка подала испуганно, во все глаза глядя на Нестерова мокрого насквозь. Соседняя женщина контролер, плотно сомкнув губы и отвлекшись от своей работы, гневно созерцала. В очереди кого-то разбил насморк и хозяин его стал докучливо и зычно сморкаться. Остальные напряженно молчали и отворачивали взгляд. От Нестерова… Восьмой прошел.

Выйдя из помещения, человек свирепо вздохнул. Пройдя недолго по благосклонной улице и дыша, сунул руки в карманы. В правом наткнулся на бумажки, оказалось деньги и еще реквизиты. Да, посылать их следовало по двум адресам, деньги и были намеренно разложены по разным отделениям. Когда вошел обратно на почту, девушка, увидев Нестерова, подпрыгнула на стуле, схватилась за виски и умчалась в закрома заведения.

Досаду нужно выправлять и Нестеров шурует к приятелю на партию преферанса. Приятель, Слава, живет в общежитии, одноместный номер. Здесь уже сосредоточился Петя, общий приятель. Расчерчена пуля, непочатый флакончик греет глаз – чин-чинарем.

Что-нибудь часа через полтора придавило, и Нестеров отправился за большой нуждой. На унитаз взгромождается с ногами (дощечка есть, но все-таки общежитие). Уж и присел, когда сооружение надламывается. Раскалывается четко и опасно – в местах разлома образуются острые осколки – однако его спасает рефлекс: падая, виртуозно изворачивается, избегая взаимодействия стула всех видов с местом предназначения. Авария, тем не менее, достает: грохается на отбитую часть унитаза рукой. Рану, довольно глубокую, есть потребность обработать. На удачу при общежитии существует медпункт, который еще и работает.

Далее вместе со Славой чапают к коменданту предъявить вещдок, руку – нужно снять вину за поруху. В комнате находятся две молодые девицы, Нестеров в помещение не заходит, стоит в дверях. Слава уныло докладывает:

– Вы знаете, унитаз сломался.

– Это бывает, – радостно сокрушается комендант, – не волнуйтесь, сантехника пришлю.

– Вы знаете, – вяло винится Слава, – он раскололся.

– В каком смысле? – округляет глаза дядя.

– Напрочь, на куски.

Девицы заинтересованно смотрят на Славу.

– Вы что, – ополчился официальное лицо, – по нему молотком били?!

Девицы прыскают.

– Ничего не бил, он сам сломался.

– Вы мне зубы не заговаривайте. Как он может сам сломаться?

– Ну, не сам, конечно, им пользовались.

Комендант выходит в фойе к вахте, за ним заинтересованно семенят девицы. Он подходит к телефону и орет в трубку:

– Мария Игнатьевна, тут жилец унитаз разбил, что с ним делать?.. А?.. Да черт его знает, говорит, сидел… И я тоже самое: не китайский фарфор… – Девицы угодливо хихикают. Комендант, кхекая, потакает. – Чем ходил? (Кидает едкий взгляд на Славу.) На вид человек нормальный. – Отворачивается, слушает. Поворачивается к Славе и, не кладя трубку, допрашивает: – Рассказывай, как было дело!

– Именно как, – пытается пошутить Слава, однако серьезнеет, не наблюдая отклика. – Ну это… садимся, а он… того.

Появляются новые лица, все в крайней степени любопытства. Ответственный товарищ напрягается:

– Что значит садимся, вас несколько было что ли?

– Да нет, один – он… – Слава кивает. – Видите, руку поранил.

– Ага, нечто подобное я и предполагал! – явно не без ликования шмякает гражданин, красноречиво глядя на зацветающую ссадину от шкафа. Прочие присутствующие едят Нестерова взорами. – Человек-то чужой, что-то вы мне тут салазки закручиваете.

– Вы понимаете, он мой гость, – отчаянно лепечет Слава.

– Тут некий субъект! Подозрительного вида!.. – воинственно орет в трубку комендант. – Впрочем, видели и почище. Без бутылки, в общем, не разобраться!.. Ага, хорошо! – Кладет трубку. 

– Пойдем-ка на месте посмотрим, – грозно постановляет твердыня порядка.

Начальство величественно возглавляет процессию, дальше понурые Слава и Нестеров, на легком расстоянии понятой народец.

– Ну что, будем платить, – всесторонне разглядев явление, сообщает товарищ.

– Позвольте, за что платить?! – возмущается Слава.

– А вот, за безобразие, – тыкает в отхожего инвалида.

– Нашей вины здесь нет, это, так сказать, стихийное бедствие!

– Вы мне оставьте стихию в покое! Может, еще домой утащите, а скажете, бедствие.

Комендант сладострастно принимается за Нестерова:

– Докладывай, как ломал.

– Я захотел на двор, – глядя в упор, оскорбляется Нестеров, – и забрался с ногами на унитаз. Вы установили бракованную вещь, она не выдержала и сломалась. Я упал и получил травму. Теперь некоторое время не смогу работать, и государство понесет убытки.

– Ты мне здесь спектакль не устраивай! – чеканит страж. – Мы, видите ли, установили бракованную вещь! Это ты нарушил правила, если лазаешь по унитазам с ногами. Вон дощечка, сиди сколько влезет и никогда ничего не сломается.

Челюсть Нестерова сводит, по этому случаю некоторое время он безмолвен, затем интересуется:

– Сколько стоит сооружение?

– Оплата через ЖЭК, я думаю… – блюститель назначает цифру.

Нестеров, вкрадчиво:

– Как вы думаете, сколько стоит моя жопа?

Дядя вскидывает глаза:

– Причем тут ваша… принадлежность?

Нестеров подходит, встает над предметом и немного приседает, останавливаясь как раз над осколками.

– А вот причем. Вы должны радоваться, что мне удалось извернуться. Я бы с вас такой моральный ущерб содрал, мало не показалось.

– Какой еще моральный ущерб! – кипятится комендант. – Нашел, где мораль держать.

– Да прямая мораль, уважаемый, – звенит голос пострадавшего. – Допустите, я ничуть не научный сотрудник, а натуральный следователь по особо важным делам. Предстоит допрос матерого преступника, протокол надобно составить, а я сесть не могу. Что человек подумает? (Публика в восторженном напряжении.) И вообще, вы знаете, чем должность высиживают? А-а, не знаете! Читайте, уважаемый, кодекс строителя коммунизма… Да вы хотя бы в курсе, что в Гонолулу тохас святым местом почитают? Трогать посторонними предметами это место нельзя под страхом казни! – Голос берет верхние регистры, помещение дает солидный резонанс. – О каких дощечках вы говорите! У меня, если хотите, бабушка из Гонолулу!

Публика упивается. Защита взвинчивается:

– Ты мне тут Ваньку не валяй! А ну предъяви паспорт…

До дома, впрочем, добирался пешком – существенный плюс…

На другой день на работе, между прочим, увидев фингал, что вследствие головного усердия Нестерова прекрасно расцвел за ночь – да еще рука – шеф полюбопытствовал:

– Ну-ну, одари откровением.

– Шифоньер упал, – искренне поделился сотрудник.

Шеф саркастически пожал плечами:

– Какие глупые вопросы я задаю. Естественно.