Перевод с китайского

Дело было в Эпоху Шаткого мира и Относительного Благополучия.

В мавзолее заворочался почтенный мертвец, да и чему удивляться? Так долго лежал на промятом ложе, что, как говорится, кости заломило. Тут и прожорливые черви накинулись на почтенного – вот и заворочался, невзирая на чудодейственные масла и смолы. Не зря говорят: был достойный созидатель, а сделался гадкий червивый чародей! Почему уж так? Однако человек с длинными ушами цвета спелой сливы услышит и поймет…

По всему мавзолею разнесся скрип, это скрипели кости чародея, когда он вылазил из своего нарядного гроба. Чародей рвался на Кровавую площадь, чтобы немедленно приступить к делу. Ему хотелось произвести смотр сил, и он тут же потребовал, чтобы отряды бойцов промаршировали перед его пустыми глазницами, снабженными, вместо глаз, металлическими пластинами с вычеканенными зрачками.

- Товарищи бойцы! – крикнул он черным людям, скользящим над сумеречной площадью. -  Задача текущего момента состоит в том, чтобы сорвать фиговый листок с господ Аполлона, Диониса и еже с ними!

- Ооооо! – откликнулись смутным рокотом бойцы. – Ежи с ними! Ежи с ними!

И тут же по площади прошелестели семейства бурых ежей, сосредоточенно перебирающих лапками по битому камню мостовой.

- Ежи с ними! Ежи с нами! – вопили разгулявшиеся бойцы. Их ряды сбились в какую-то темную массу, и знай себе шаркали дырявыми сапогами по камням. В сапогах гудело, точно в ущельях, и странное шествие двинулось во мрак. Червивый чародей был страшно доволен. Он потирал  лакированные ладошки и не уставал повторять, что главное – затеять маленькую бойню, пусть даже перебить ежиков.

- Цена их иголкам – говно-с! Максимум легальности! Неслыханно широкие массы!

Кровавую площадь заволокло странным туманом. Казалось, внезапно наступило какое-то новое время года – время темных и гнусных сумерек. Во мгле и тумане шныряют всевозможные нетопыри и чавкают широкой вонючей пастью. Вот какая картина сама собой нарисовалась в неверном свете угасающего дня. Конечно, это был морок, иллюзия или мираж. В жизни нетопыри не шатаются по городским улицам. Это не свалка, не милое кладбИще. Там, среди склоненных ив, еще можно отметить какое-нибудь обнадеживающее движение; а город совсем другое дело.

Червивый чародей был от природы жесток, коварен, подозрителен, но главное – энергичен. Едва вырвавшись из холодного мавзолея, тут же начал действовать. Потер маленькие блестящие ладошки, зорко оглядел пустынную Кровавую площадь, с которой первым же порывом ветра унесло призрачных воинов, воткнул руки в боковые карманы жилета, сплетенного из крепких волокон драгоценного шелковичного червя, притопнул по переменке левой и правой ногами, обутыми в коричневые ботинки с истлевшими шнурками, крикнул что-то непонятное в пустое мертвое пространство (птицы, бывшие немыми свидетелями, разобрали: «Да-с!», «Господа хорошие!» и «А мы вас носом – в дерьмо»). Эти древние непонятные заклинания не привели ни к каким результатам. Червивый чародей, однако, не смутился и, закинув назад лысую, как колено, голову, мелко рассмеялся. На его смех откликнулись четыре ленивых демона, вооруженных копьями.

Они спустились прямо с черного неба и молча стали перед червивым чародеем, дожидаясь распоряжений. Демоны имели помятый и заспанный вид. До того, как явиться на зов, они пятьсот лет проспали в пещере горы Линь. Вход в пещеру был завален камнем размером с голову аравийской птицы, и воздух почти совсем не проникал внутрь. Надышавшись затхлыми испарениями, демоны отравились и угрюмо смотрели в пол. У одного демона выпали зубы, другой растерял пышные волосы цвета перезревшего персика, третий был глух, как полено, а четвертый свиреп и невразумителен. Такие слуги явились на зов червивого чародея. Оглядев хилое войско, червивый чародей привычно потер ладони и начал мелкими шажками бегать взад и вперед пред нестройным отрядом. При этом чародей, не останавливаясь, выкрикивал невнятные речи, похожие на темные заклинания. «Кррр! Кррр! – неслось из мертвых уст. – Кррровавый террор! Беспощадность! В белых перчатках? Нуте-с, нуте-с! Страшная, нечеловеческая музыка! Говно-с!».

Это карканье заставило четырех демонов стать пятки вместе, носки врозь. При этом темные служители вытаращили глаза. Но червивый чародей увлекся пылкой речью и принял демонов за столбы дорожной пыли. Оттолкнул их мертвой рукой, бросился восвояси, путаясь в сгнивших шнурках, хромая, подпрыгивая, оседая на бок и время от времени крутясь среди пустой улицы, как волчок. Будучи покойником, чародей двигался с необыкновенной быстротой и стремительностью, не сообразуясь с привычными земными законами. Над покойниками физические законы не властны, оттого они и проявляют иногда такую прыть. Через две минуты чародей оказался за пределами столицы и выбрался на территорию городской свалки. Там поманил рукой пятерых нищих, которые устраивались на ночлег в руинах мусора.

Те повиновались и молча смотрели на червивого чародей, ожидая указаний. В прежние времена чародей умел, как говорится, овладевать сердцами. Мужчины, женщины и даже домашние животные охотно внимали пылкой пропаганде. Никто не мог точно выразить, в чем заключалась эта пропаганда – но страстные речи воспламеняли сердца, и люди охотно рушили построенное, наносили увечья соседям и пинали трупы. Вот каково было общее умонастроение.

После смерти червивый чародей утратил некоторые прежние свойства. Мозг его истлел, замыслы протухли, кровавые идеи покрылись плесенью и начали смердеть. Но энергия не покинула беспокойного чародея. Ему хотелось добраться до купола мироздания. Нищие получили сразу несколько указаний. Им надо было соорудить лестницу, которая бы доставала до нижнего небесного слоя. Добравшись до этой ступеньки, червивый чародей, уже без посторонней помощи, мог бы, прыгая с одного небесного слоя на другой, достичь верхних этажей мироздания и наконец прогрызть заветную дыру.

Тогда, понимал чародей, эти так называемые верхние владыки перевернутся вверх тормашками и сядут в лужу. «Сядут в лужу своими барскими ж.!» - запальчиво прибавлял чародей. Нищие хмуро выслушали распоряжение. Им не хотелось покидать уютные пещеры, прорытые в горах мусора. Там был теплый кров. Но, повинуясь распоряжению чародея, они спросили: «Чего изволите, ваша милость?». Чародей затопал ногами. «Ваша милость уехала на катере к ебеной матери!» - прокаркал он. Нищие удрученно выслушали упрек. Лестницу надлежало выстроить из подсобных материалов. В ход пошли фрагменты ржавой арматуры, куски колючей проволоки, огрызки никуда не годных бревен, обрывки полиэтиленовых мешков, в которых простолюдины в прежние времена бережно приносили в дом живительное пиво.

Строители принялись за дело, а червивый чародей, потирая руки, громко приговаривал: «Из говна – конфетку! Каково-с?». Он был очень доволен и называл нищих созидателями и людьми будущего. В его изъеденной червями голове все перепуталось. Эта голова сделалась не лучше свалки, служившей домом пятерым нищим.

С той поры в столице и даже в ближнем зарубежье все идет кое-как. При виде дурного истлевшего вождя недобрые предзнаменования закачались над Империей, будто пузыри над болотом. Замяукала белая змея, пасть отворила, из пасти жабу выплюнула, крупную и безродную, один депутат другому рыло начистил, а тот, не смутясь, стал к противнику задом, к электорату передом, а электорат окоченел и стоит по сей день, как поставили…

Но главное – смердит по всей Поднебесной, ух как смердит… Может, мороз одолеет крепнущую вонь? Но тут уж, как говорится, одно из двух: или ешь плесневелый кусок, или выброси на помойку. 

Автор этого поучительного повествования скажет так: вот на что уходит мое вдохновенье! Стоит, право, пожалеть! Одно горе.