На трассе длиной в сто пятьдесят километров, между Солдатском и Верхне-Вышкинском, еще недавно стояла  закусочная «Версаль»: пять или шесть столиков, в меню – подогретая солянка и макароны с соусом «бешамель» - иначе говоря, макароны, политые разведенной томатной пастой с размятым черносливом; ну и спиртное в дорогу, хотя выбор и не велик. В пути шоферы все-таки предпочитают пить минеральную воду, которой также торговали в закусочной: безвкусное пойло, не исключено – нацеженное прямо из крана… Помимо перечисленного на прилавке лежали каменные коржики и пирожные с белковым кремом. Что касается интерьера «Версаля», то он был еще проще, чем ассортимент продуктов: столики из пластмассы, стулья с сиденьями, обтянутыми кожзаменителем, и с металлическими ножками и спинками; на столиках клеенчатые салфетки и кое-где стаканы с искусственными желтыми и голубыми цветами. Завершали интерьер хозяйские охотничьи трофеи: шкура медведя на стене и вторая – добытая, кстати говоря, недавно – на полу перед входом.

Тут надо заметить, что хозяин «Версаля», любитель охоты Серега Жбанов, насчет второй шкуры сомневался: глупо бросать такой трофей под ноги входящим. Во-первых, пылесборник, а во-вторых… Ну, во-вторых, шкура такая, само собой, долго не прослужит. Засрут ее своими грязными башмаками дорогие гости. Засрут-то засрут… Однако, поеживаясь и оскалившись, вспоминал Серега, хозяин шкуры – в смысле, бывший косолапый хозяин, другого и не заслужил. Едва самого Серегу не угробил, тварь; разодрал плечо до кости… Короче, участь свою валяться в пыли мишка заработал. Крупный был гад… Ну и хорошо, что крупный: вон коврик какой вышел, любо-дорого.

Служили в «Версале» две девчонки – на одной из них, помимо обязанностей официантки, лежала ответственность за шкуру: вытрясать раз в две недели по летнему времени, а зимой сметать со шкуры комья грязного снега. Официантка, ее звали Ника Огородникова, шкуру ненавидела. Ей казалось, что хозяин превысил свои полномочия, взвесив поганую шкуру на ее плечи. Она то и дело жаловалась подруге, говорила, что давно наплевала бы Сергею Геннадьевичу в рожу…

- Так наплюй, - холодно советовала подруга. – Рожа у него слава богу. Не промахнешься…

Выслушав совет, Ника вдруг высморкалась, а потом заплакала.

- Боюсь, - объяснила она свое бездействие второй официантке.

- Чего это ты боишься?

- Тебе хорошо, - неопределенно откликнулась Ника. – У вас отношения.

Подруга – она в эту минуту пристально разглядывала в маленькое зеркальце свой круглый засыпанный пудрой подбородок – ответила спокойным усталым голосом:

- Дура ты. Отношения. Он моется раз в две недели, и то в кухне в раковине.

Девушки помолчали. За отворенными дверями пустующего помещения стоял пыльный августовский вечер. Проносящиеся мимо легковые автомобили и тяжелые фуры оставляли в воздухе облака желтоватого смрада. Холодеющий воздух приносил запахи болотных трав и слабый хвойный дух. Лес обступал закусочную с трех сторон и казался, особенно по вечерам, непроницаемым. Картину дополняла горящая в светлом небе почти полная луна, с каждым часом набирающая цвет – от молочной пенки до кипящего серебра. Наконец – уже совсем стемнело – лунный диск засверкал с такой невыносимой яркостью, что Ника Огородникова, закуривая на крылечке тонкую сигарету, заметила: «Ни стыда ни совести» - причем было неясно, о чем она толкует: о хозяине «Версаля»? или о луне, сверкающей в темном небе над закусочной?

Докурив сигарету, Ника вернулась внутрь, притворив дверь. Трое посетителей, сидящих за одним столиком, ждали заказа, которым занималась вторая официантка. Четвертым к столу подсел хозяин, Серега Жбанов, в этот вечер намеренный заночевать в «Версале».  Сквозь притворенную дверь в помещение пробивался ровный комариный гул. Сидящие за столиком перебрасывались ленивыми и довольно бессмысленными замечаниями. При этом они беспрестанно отхаркивались, без суеты приближаясь к урне, размещавшейся в углу столового зала. Таким образом, в тот августовский вечер в «Версале» находились шестеро – включая двух официанток и хозяина. Седьмой на полу лежала медвежья шкура. Почему о ней приходится упомянуть отдельно?

Дело в том, что вечер выдался не совсем обычный. В тайге, обступившей «Версаль» с трех сторон, оживленные лунным светом зашевелились духи мертвых зверей. С грозным видом они скользили над полянами, скрытыми высокой, посеребренной лунным сиянием травой, или стояли на берегу просторной топи, которая, в их нынешнем бесплотном состоянии, не была для них преградой.  Белка, перелетавшая с ветки сосны на соседнее дерево, вдруг насторожилась и замерла, распушив хвост. Вообще звери безошибочно чуют присутствие в лесу живых и мертвых – таков уж их природный нюх.

Мертвые духи пересекли низкую топь, не замочив невидимых огромных лап. Лягушки, ошеломленные внезапным вторжением, на всякий случай притворились дохлыми и замерли неподвижно в густой тине. Комариный гул сделался тише и дальше, словно гигантское войско перенесло свои орудия на отдаленные, скрытые лесом территории… Духи между тем продолжали свой поход по черному лесу. Вывалив из пасти пламенеющие во мраке призрачные языки, они наводнили яростным дыханием густой мрак. Выделялся среди бесплотных призраков дух медведя – сгусток мощи, коварства, боли и ярости. Когда он скользил над тропой, сосны, ели, осины и березы издавали слабый скрип, похожий на стон. Будучи живыми растениями, они, возможно, испытывали реакцию на вторжение грозных потусторонних сил. Хорошо еще, что людей в эту августовскую ночь не было поблизости. Иначе необъяснимая волна страха могла сыграть дурную шутку с незваным гостем…

Однако разгулявшееся звериное войско все-таки нашло свою жертву. Вот как это случилось. В разгар ночи, когда луна уже скатилась за черный край леса, мертвые духи устроили над полянами возню. Они рычали, бранились, скалились и роняли призрачную слюну. Будучи живыми, они, конечно, нипочем не стали бы толпиться на одной поляне. Но теперь, когда их тела превратились в мертвые туши, а кровь окаменела, они играли и скалились на холодной траве, словно выросли в одном загоне и привыкли друг другу, как собака и кошка, живущие под одной крышей.

Неожиданно погода поменялась. Порыв ледяного ветра, прилетевший с севера, взвыл в верхушках деревьев и закружил внизу, подхватив духи мертвых зверей, как стаю сухих листьев. Переворачиваясь, бесшумно разевая черные пасти, сверкая сквозь мрак желтыми клыками, когтями, глазами, они на короткую минуту оказались над

Высадившись из машины, пришельцы оглядели освещенную стоянку и погруженный во мрак «Версаль». В руках первых двух темнели автоматы, которые Ника Огородникова, неизвестно почему, приняла за игрушечные ружья.

Не успев удивиться, девушка услыхала грохот, разорвавший тишину и ее голову. Дальнейшего она уже не слышала и не видела, так как смерть милосердно накрыла ее черным одеялом. Между тем бандиты в несколько шагов очутились один в первой, другой во второй комнате. Через минуту все было кончено. Гул от автоматной очереди еще не затих, когда убийцы, деловито оглядевшись и сплюнув себе под ноги, переступили через медвежью шкуру и уселись в машину. Третий, вооруженный пистолетом Макарова, не сделал ни одного выстрела: никого ему не пришлось добивать, автоматы разнесли головы гостей «Версаля» в клочья. Кровь, залившая полы около кроватей и оставившая многочисленные брызги на оклеенных обоями стенах, еще некоторое время блестела в свете фонаря, пока не застыла и не поменяла цвет.