Я ехала с вещами со своей съемной квартиры к родителям на поселок: оплачивать квартиру было больше нечем, стипендию уже не платили, а с работой как было последнее время, сами знаете. А там у меня был подвальчик, в котором можно было прятаться от осколков. И все вместе.
Проводила утром Алексея, который поехал с сумкой летних вещей отвозить маму к сестре, не зная, вернется ли и когда: на работе не платили, хоть и ходил на нее, чередуя с дежурствами по ночам, почти не спал, а когда закрутилось всерьез, уже было не до работы.
Через неделю после его отъезда выяснилось, что возвращаться не стоит: одни не поделили с другими, и ему пришлось остаться в России, искать работу. Но повезло: в России оказался товарищ, который рекомендовал его на завод, от завода с другими работягами и поселили в комнату.
Но всего этого тогда я еще не знала.
Утром "Градами" повредило подстанцию, и света не было в половине города. Магазины многие уже закрыты. "Фуршет" продавал хлеб людям на улице. Я подумала, что может так быть, что дальше выбираться будет все труднее, заехала в магазин и закупилась почти на все оставшиеся деньги.
Авианалёты и "Град" это очень страшно. Я понимала и знала, что происходит с людьми, с психикой, я учила это. Но точно могу сказать – ни одна теория не дает и толики представления о том, как это страшно на самом деле, изнутри: когда ты слышишь характерный звук, чувствуешь вибрацию и понимаешь, что в следующую секунду ты лицом к лицу встретишь смерть. Или еще через секунду. Не абстрактную, не когда-нибудь, а смерть здесь и сейчас. Или увечье.
Сейчас надо мной летают самолеты, люди запускают салюты и, хотя прошло много времени, страх не исчез, я пригибаюсь и норовлю упасть и прикрыть голову руками – страх болью отзывается в душе, и я понимаю, насколько долго и тяжело будет в нас откликаться война.
Мне все время звонила мама и брат, но руки были заняты, и я не понимала, что за спешка, если я уже подъезжаю. Брат последние дни пытался купить билеты, выехать хотя бы в соседний город – работа с компьютером подразумевает необходимость наличия электроэнергии или увольнение. Билетов не было, ж/д вокзалы закрыты.
Звонили настойчиво, я села в машину и взяла трубку: «Настя, Димка приехал в Горловку на несколько часов за вещами, едет назад в Урзуф, Руслан едет с ним, решай прямо сейчас – едешь ли ты с ними, есть одно место, вещей бери мало – машина забита доверху. Поживете там неделю и вернетесь. Знаешь брата – неприспособленный».
Решаю. Одного брата, молодого мужчину, отпускать опасно. И на самом деле – как дите. Еду.
Приезжаем к родителям, отдаю свои пожитки, продукты, мама с Русланом у него, собирают вещи, я беру первое попавшееся под руку – две спортивных небольших сумки летних вещей. Долго думаю, какие брать документы. Беру только паспорт, студенческий, потому что не знаю, кто и как будет досматривать, чтобы разделить и не потерять все, если что.
Мы выезжаем. Маму я так и не увидела.
В кармане 400 гривен.
И тут я вижу сотни машин. Потоками в три ряда.
Страх и понимание серьезности происходящего накрывает.
Я вижу грады на выезде.
И я понимаю, что Урзуф и отсиживание на море смерти подобно: деньги кончатся, работы нет, а ситуация динамически развивается в сторону реальной войны.
Я предлагаю ехать в любой ближайший большой город, не тратить деньги на Урзуф, решение спонтанное, однако выверенное. Руслан чудом соглашается, не сразу, но, видимо, обстановка посодействовала, несмотря на то что обычно не слушает и стоит на своем. Вспоминаю, что у Алексея знакомые в Мариуполе. Которых я в глаза не видела. Ищу в его телефоне их контакты, звоню, объясняю ситуацию и прошу пустить нас переночевать ночь. Тетя Инна, дай бог здоровья, золотой человек, соглашается и разрешает нам к ней приехать. Тут же, сразу, в машине по пути в Урзуф я бронирую хостел в Запорожье и начинаю искать риэлторов, обзваниваю, договариваюсь смотреть квартиры, потому что понимаю, что так просто не снять, тем более в такое время.
Приезжаем в Урзуф, добираемся до Мариуполя, ночуем, покупаем вечером того же дня билеты до Запорожья и утром отправляемся.
Билеты забираем последние. Уже на следующий день люди не могли выехать неделями.
В Запорожье нет никого знакомых, чтобы было понятно.
Заселяемся в хостел. И сразу начинаю искать жилье, потому что ежедневно платить дорого. Цены космические – 4, 5, 6 тысяч. Прописка донецкая нежелательна. Квартиры убитые. Наматываю ежедневно по 20-30 км пешком в поисках квартиры. Беру за горло всех риэлторов, ищу по объявлениям сама, проделываю огромную работу, но нахожу приемлемый вариант за 2 тысячи, помогают деньгами на первый месяц волонтеры из Москвы, с которыми мы работали по гуманитарке населению города.
Покупаю поесть, покупаем одеяла, простыни, кастрюли, тарелки, ложки. Когда ничего нет, оказывается, мелочи тянут на круглую сумму.
И остаюсь с 30 гривнами.
Помимо всего прочего в Запорожье плохо и страшно – каждое слово надо отслеживать, голубые ленты и флаги давят и напоминают о смертях людей Донбасса. Скачут. Устраивают митинги. Много военных. Ты видишь их пустые глаза и понимаешь, откуда они. И очень сложно сдержаться и не наломать дров и сохранить себя.
Сразу начинаю искать работу. Нахожу. Еще через неделю нахожу вторую. Работаю ежедневно с семи первый день до трех, с трех-пяти до девяти вечера второй. Включая выходные. Устаю так, что ум заходит за разум, тем более что приходится организовывать доставку помощи нуждающимся людям в Горловке: связи нет, люди путаются с проплатами, переводами – это все время, труд и нервы, нервы, нервы. Руслан восстанавливается на своей работе, но ему нужно время, чтобы наверстать упущенное и получить зарплату.
За это время мои вещи и документы отправляют мне по «Деливери», мой груз застревает в Горловке, представители компании выезжают кто куда. Холодает, вещей нет, денег тоже – трудоустройство у меня официальное, надо отработать месяц минимум.
Рискуем собрать оставшееся у родителей, друзья помогают довезти до Артемовска, отправляют «Новой поштой». Доходит. Но все основное и документы по-прежнему недоступны. Переворачиваю пол Украины. Но нахожу директора «Деливери», владельца баз в Горловке, оператора, который принимал груз, сторожа и нытьем-катаньем уговариваю отдать мне мой груз. Какими нервами, молчу, но отдают. Директору и кладовщику – низкий поклон. Позже приезжает бывший муж по делам в Запорожье и привозит мне вещи и документы. Хоть попрощались по-людски.
Получаю зарплату. Беру билет на поезд до Москвы. Остается 4 тыс. рублей. Еду. В незнакомый город, где никого и ничего не знаю. Было очень страшно пересекать таможню, но больше пугали. Главное, вести себя спокойно и доброжелательно. Испытываю огромное облегчение, когда пересекаю границу. Огромное.
Свобода.
Меня селят с Лешей в одну из комнат общего жилья.
Я приезжаю, регистрируюсь, нахожу местный ВУЗ, объясняю, откуда я, прошу мне помочь. Мне помогают – меня переводят. С потерей 2-х курсов, на второй, я все начинаю заново. Плюс приличная академ. разница, которую тоже надо сдать. В 37 лет. Помогают просто так, без денег и со всей душой.
Постороннему человеку из Донбасса. Спасибо.
Дистанционно, через доверенность маме отчисляюсь из иняза. С боем там отдают документы, и друзья пересылают мне оригиналы через Крым.
Жили мы только на то, что выплачивали Леше: заплатили за 3 месяца из семи, выкручивались, как могли, а выкручиваться приходилось – не было ничего, начиная от кастрюль и заканчивая необходимостью платить за перевод документов или внезапно вылезшими болячками, из-за которых я не могу работать тренером как раньше. Работу найти можно, можно. Работать неофициально не стоит – депортация в три дня. Чтобы работать – нужно подтвердить диплом в Москве, долго, дорого.
Чтобы работать, надо оформлять патент на трудовую деятельность, долго, дорого, и заточено так, чтобы ты ходил кругами и платил штрафы. Реально заработать 10-15, но квартиру снять тоже стоит 10-15. Услуги сильно дороже. Продукты – процентов на 30 дороже от наших цен.
Когда я приехала и увидела его... Кости, ходячий скелет, чтобы получить деньги – надо отработать месяц. До конца ноября ходил в ветровке и моей флиске, ничего не было теплого, а зарплату платили крохами. И сейчас смотреть страшно: работает тяжело, а с зарплатами та же беда. И не знаю уже, прекратятся ли эти круги ада на пути к легализации и возможности трудоустройства.
Я к чему. Я выезжать не собиралась и возможностей не искала.
Но и шансов я не упускаю и выжимаю с них по полной. Для этого надо терпеть разные условия, преодолевать трудности и тяжко работать, бегать, ездить по инстанциям, никому нигде ничего не будет на блюдечке.
Больше всего порадовало минимум бюрократии и правильное поведение служащих – вежливы, принимают вне рабочего времени, помогают и подсказывают.
Что касается статусов беженства – я принципиально против позиции получения халявы, и там много оговорок и ограничений, которые меня не устраивают. Например, положение невыездной.
Труден любой выбор: и оставаться, и переезжать в другой город, и уехать совсем. Особенно, если жизнь выбора не дает и оставляет или ставит в свои условия. И никто никого нигде не ждет.
Везде будут потери. Вопрос решения и ответственности, а не поиска виноватых, в том, что ты свое решение не принял или не хочешь за него отвечать, или не хочешь жить в тяжелых условиях, или боишься потерять материальное или не умеешь трудиться, думать, организовывать, искать, добиваться, просчитывать риски, рисковать, действовать, расставлять приоритеты, терять.
Тяжело быть в разлуке с близкими, – но там лишним ртом быть не легче.
Тяжело защищать Родину и быть гонимым своими же.
Тяжело плыть по течению и еще тяжелее против.
Я четко понимаю, что лучше дома места нет. И я не понимаю, зачем я здесь – не хотела уезжать и не искала возможностей, здесь нам не сахар, родителей никак не забрать. Неисповедимы пути, и пока – я здесь; а город – чудесный. Возле Кремля – покой и умиротворение, маме бы понравилось.
Пока здесь, а там как Бог даст.
Я ему верю.
Не судите – и мира всем.