Василий Васильевич Угрюмов видел девку с лосиной ногой. Она напросилась к нему в лодку и стояла, наподобие столба, дожидаясь решения собственной участи. Дело же происходило в эпоху общего угасания, веры у людей осталось маловато. Даже и в очевидный факт верилось с неохотой, хотя девка была совершенно натуральная, не говоря о ноге.

Василий Васильевич искоса глядел на нахалку, а та действовала так: замерла с таким видом, будто внутри ее ходили высокие волны внутреннего моря. Тени от летящих осиновых листьев мелькали по широкому равнодушному лицу цвета кирпичной крошки. Ну что ты будешь делать? Как станешь реагировать на такое недоумение? Каким образом угадаешь причины, а тем более –следствия глупого парадокса?

Тогда Василий Васильевич прибег к хитрости: уговорил сам себя, что никакой девки нету, а имеется, допустим, пустой рюкзак. Или канистра со спиртом, брошенная на берегу. Подумал так – и будто сам себе поверил… Это называется вера в предложенные обстоятельства. Хочешь леденец? На, пососи. И действительно, во рту будто маленько посластилось… Короче говоря, Угрюмов протянул руку за рюкзаком. Но и девка не растерялась: уцепилась за руку мужика, да еще и ноет: возьми меня, возьми к себе в лодку. Сяду неподвижно, как желтый камень. Да на что же мне камень? А та знай себе: возьми, возьми…

Так, препираясь, Василий Васильевич не заметил, как девка с лосиной ногой тут как тут. Села, колени развела, ногу лосиную уложила поперек лодки, прикрыла тусклые глаза, полные талой воды.

Тут Василий Васильевич себе говорит: со мной происходят такие дела, потому что я Антониной пренебрег. Давно, еще в шестьдесят, кажется, первом году, но однако время не властно. Тогда  в Доме культуры показывали спектакль, и он по дури просто перепутал. Заместо Антонины утащил в кандейку под лестницей неизвестную женщину Аллу Викторовну.  А теперь вот уселась в его лодку эта девка с лосиной ногой. Или все дело в роковом стечении обстоятельств? Пожалуй, так оно и есть. Примеров хватает, думал Василий Васильевич, отворачивая лицо от незваной гостьи. Сколько угодно примеров. .. Копали вон котлован на улице Ленинской. Для чего копали? Хрен, как говорится, поймешь. Братская могила, орал дружок, глупый человек и тезка Угрюмова – Васяня. Уложим, орал, почетных жителей города, камень, как говорится, на камень…

Василий Васильевич тогда наморщил лицо (ему неприятны были такие выходки) и предупредил:

– Напрасно ты орешь, словно тут научная конференция. Подумай, а потом говори.

Но не таков был дружок Васяня.

– Я, говорит, ежели подумаю, то прежде тебя, брат, удавлю собственными руками, затем родственницу свою Ангелину Игоревну удавлю, а также старшего мастера Артура Збруева. Ну а уж после и сам удавлюсь доступными средствами.

Василий Васильевич возразил:

– Ангелина Игоревна не родственница тебе.

– А кто же? – удивился Васяня.

– Жена.

– А жена, по–твоему, чтО – хуже двоюродного брата? А и тот родственник.

Короче говоря, беседа их в тот раз зашла в тупик.

Котлован между тем вырыли на славу. И правда, можно половину города уложить… 

– Путешествие к центру земли, – объяснил Васяня. – В полном соответствии с целями и задачами.

Василий Васильевич, нахмурившись, глядел на деревянное дно лодки. Хотелось человеку что–нибудь вспомнить напоследок, но ничего путного не приходило на ум. Идиотский какой–то котлован, роковые обстоятельства – что, спрашивается, к чему?  Он надеялся, что, возможно, проклятая девка исчезнет сама собой, растворится в свете современного знания, но девка вместо этого принялась напевать что–то про ледяное озеро, а затем про лосиные следы, твердые и блестящие. Эти следы, пела девка, таковы, что звенят, будто ворон крикнул. Лодка медленно несла Василия Васильевича вниз по бурой воде.  Он решил, что не станет больше грести. Да и какой смысл? Эта оглобля сейчас, к примеру, пошевелит своей ногой – и стоп–машина.

Пошел редкий дождь, и вода будто покрылась сыпью. Город Солдатск Северо–Вышкинского района постепенно скрылся в дымке дождя. Еще спустя немного времени его отгородили от скованного печалью Василия Васильевича облысевшие осенние холмы. Девка вдруг открыла широкий рот и сказала подряд несколько непонятных слов. Речь ее была такова, словно шлепают ноги, обутые в резиновые сапоги, по размякшей от грязи тропе.

Василий Васильевич неохотно сказал:

– Не понимаю.

А сам с надеждой предположил: может, девка говорит по–немецки? Ему казалось, что по–немецки все–таки выйдет понятнее. Он думал, чтО бы сказать попутчице, и, в конце концов, сказал:

– Магазин закрыли на Красной, а толку? нечего было и открывать.

Девка говорит:

– Ты теперь начальником будешь. Только надо подготовиться.

Она поманила Угрюмова пальцем, велела сесть на скамейку около себя. Василий Васильевич повиновался. А сам думал с отвращением: гадина. Как черную харю отмыла? Не хотелось ему умирать – а кому хочется? От девки шел густой запах прелых хлопьев земли.

– Будешь начальником, будешь сидеть на стуле, ни рукой, ни ногой шевелить не придется. Мясо с овсянкой будешь есть, пока ноги в землю не врастут.

Услышав обещание девки с лосиной ногой, Василий Васильевич заплакал. Он вспомнил, как дважды ходил в Дом культуры, первый–то раз без толку, а второй раз на День строителя. Концерт вел ведущий в костюме, по имени Пилигримов. Расправив грудь, как крылья, он выкрикнул:

– Друзья! Посмотрите на свои руки. Сильные, обветренные и крепкие, как железо.

Неожиданно у кого–то в зале произошел внутренний выхлоп. Запахло капустой и прочим. Соседи Василия Васильевича засмеялись, заворочались и принялись хлопать себя по карманам пиджака. А ближний сосед пояснил:

– Это Буратино. Пашка Вертохин, ну? У него давеча сестра родила не пойми кого.

– Как это? – удивился Василий Васильевич.

– Говорю же, неизвестный какой–то артефакт. Типа тюленя, только поменьше…

И вот в тот далекий день, сидя под нарядной люстрой Дома культуры, Угрюмов вдруг ощутил, что грудь сжимается, ее будто сжимает стальной обруч. Дыхание остановилось, глаза закатились, как луны. Это был не приступ стенокардии, а обруч тоски и предчувствия гибели. Такое же примерно произошло когда–то у поэта Лермонтова, он также предчувствовал свою раннюю гибель, и не ошибся. И вот спустя тридцать лет выяснилось, что и Василий Васильевич не ошибся. Гибель подобралась к нему и настигла его в двухместной лодке, выкрашенной желтой краской. Таких лодок осталось на станции (а в Солдатске когда–то имелась лодочная станция, для организации досуга) штук пять. Остальные растащили или они просто погнили от времени. Да и эти погнили, на дне вон плескалась мутная вода…

Как же объяснить все проклятой девке? Тут надо действовать с умом, потому что в таких случаях обычно получается как? Ты говоришь одно,  говоришь, допустим: вечером надо купить хлеба и пива. А та отвечает: желудок, булькающий налимьим супом. Вроде бы, все понятно, но при этом ничего не понятно. Глухой мрак  разлился над широкой плоской рекой, которая вдруг стала неподвижной и только дышала, слабо двигая внутренними невидимыми органами.

Совершенно опечаленный, Василий Васильевич подумал, что река превратилась в огромную водяную рыбу. Налим – но такой чудовищной величины, что не видно ни головы, ни хвоста, одно лишь необъятное стеклянное туловище, да вздохи, которые разносятся над низкими, укрытыми туманом берегами.

В густеющем сумраке продолжали путь. Наконец, девка с лосиной ногой говорит (ее слова долетели до Василия Васильевича из мутной мглы):

– Садись на стул, да не бойся. Будешь начальником. Сейчас заберу у тебя вначале левый глаз, затем правый глаз. Потом отниму левую руку, потом правую руку, за ней левую ногу и правую ногу. Затем, – перечисляла девка с лосиной ногой, – я вытащу из тебя печень, селезенку, почки и сердце, чтобы ты не отвлекался. Будешь сидеть на стуле, пока в землю не врастешь, а для этого нужно ждать десять тысяч лет.

Она ввела Василия Васильевича в длинное темное помещение и повела на то место, где стоял стул с ровной спинкой. Усадила на стул, сделала все, как обещала, и пошла обратно, стуча по темному коридору твердым копытом.

Считают так: девка с лосиным копытом может утопить, или как–то иначе навредить человеку – в том случае, если человек ей не глянется. Может и за волосы оттаскать, у нее для этого крепкая рука, наподобие ухвата. Помимо прочего, такие красавицы состоят в сговоре с водяным хозяином  – Лусом. Как и Лус, она, если что–то ей не по вкусу, ворочается, дергается и говорит невнятные речи. Но слово свое всегда держит, и уж если обещает вырвать у человека левый или правый глаз, – исполнит в точности.