24 мая 2014 года в Москве в клубе "Форпост" прошёл поэтический марафон в поддержку граждан Юго-Востока Украины, отстаивающих право на самоопределение. Среди участников были Сергей Арутюнов, Андрей Пустогаров, Ирина Кузнецова, Дмитрий Шарко, Николай Афёров, Геннадий Шептунов, Сергей Долгов, Амирам Григоров, Сергей Брель, Александр Логунов, Алексей Антонов. Предлагаем вашему вниманию подборку стихов, прочитанных на марафоне.
Дмитрий ШАРКО
БУГУДОНИЯ АТАКУЕТ СОБАЧЕЕВКУ
Там в своём детстве золотом
Когда был главным дядя Лёня Брежнев
Я был обычным пацаном на тёплом побережье
Делился южный городок условно на районы
И пацаны следили строго за чистотою крови
Вот Касперовка чмошная лежит
На севере тупой Завод
По центру Бугудония гнилая
А тут у кладбища земля моя родная
Тут Собачеевка царит и силой славится своей
Чужой здесь не пройдёт
Алё пацанчик, ты откуда?
В карманах шо?
Иди сюда.
Да
Кто на чужую территорию забрёл
Тот был не прав
Ему обструкция по полной и конечно штраф
За аморальные издержки
Там уважался тот, кто мог быть дерзким.
Терпимым к боли и конечно стойким в драке
Кто ни за что не встанет раком
Пред оккупантом из соседнего двора
Мы с трепетом внимали байкам бравого вора
Мы старших помнили заветы
Мы отливали из свинца кастеты
И каждый был готов подставить жбан
Под брошенный врагами булыган
За Родину свою, за свой святой район
А верхом доблести – толпой прийти на дискотеку к чужакам
И всех там от-ме-те-лить
Потом мы выросли и поумнели
Мы поняли, что все мы с Таганрога.
А в армии и ростовчанин и дончанин нам земляк.
А на чужбине все мы русские и даже из Сухуми Гога
Вот так
Теперь вни-ма-ни-е
Три мужика нарисовали нам районы
Три пьяных встретились в лесу
И распилили на куски не Польшу не Германию
А нашу общую страну.
Решили, кто нам свой, а кто чужой
Как жить, кого любить и ненавидеть
Бред какой-то
Их линия на карте определяет судьбы. Мир войну.
Я не пойму
Кто главный, человек иль бюрократ?
Кто главный, человек или бумажка?
Вот Бугудонские идут святую землю Сабачеевки топтать.
Да как тут не роптать.
Чтоб бугудонские! Да никогда!
Пусть только сунутся сюда!
РАНЕЕ УТРО В МОСКОВСКОМ МЕТРО
Красные звезды на изразцах
красножилетники сонные
Раннее утро в московском метро
древнее, мутное, ровное
Утро крадется упругим зверьком
готовым к рывку и погоне
Едет негр и едет хохол
В полупустом вагоне
Любит господь рано встающих
трудолюбивых и малопьющих
Их наделяя и правдой и силой
Сам Он таджик родом с Памира
Нема Его - нема i смертi
Якщо котитися кулькою ртуті
З градусника в нікуди
Якщо розмазати себе і дійти до суті
Залишаться ль правила і рахунки?
Немає Его – немає i смерті
Бо нема чому вмирати
Все і так вічно як cаме час
Що не втомиться бігти
Елена САПРЫКИНА
ПАМЯТИ ВАДИМА НЕГАТУРОВА
Кто знает, где берёт поэт отвагу?
Как снайпер, совесть бьёт на пораженье.
Листвой ложатся строки на бумагу –
К Преображенью.
Какие дни! Но их осталось мало.
Они поют печаль одну и ту же.
Неси, поэт, в груди и лязг вокзала,
И стружку стужи.
Войди в огонь. Душа чужая – пламень.
И не жалей весёлого "былого".
Судьбу свою ты по краям оплавил,
И вышло слово.
Оно тебе – и посох, и котомка.
Смотри – оно раскинулось равниной.
Скажи его, скажи его потомку
И стань былиной.
Сергей КОРОТКОВ
***
Восстал Донбасс. Вперёд, за дело!
Здесь русский дух. Здесь правда дня.
Душа народа уцелела
Под гул священного огня.
Бандеровские бандюганы
Восстали из своих гробов.
Казалось им, что в их карманы
Стекаться будет труд рабов.
Плывут, плывут над степью звоны,
И звонам тем неведом страх.
На блокпостах цветут иконы,
И весь Донбасс в таких цветах.
Встают Луганск, Донецк и Славянск,
Их богатырские щиты.
И лица, с ликами сливаясь,
Христовой жаждут высоты.
Сергей АРУТЮНОВ
***
За признаки повторенья,
Что в сверстниках узнаю,
Будь проклято это время,
Сводящее нас к нулю:
С душком его коммерсантским
Не всхлипнешь пред образком,
Прислуживая мерзавцам
На пиршестве воровском.
О, век наш! Блюдя уставы
Окраинных пустырей,
Мы с детства искали славы,
Чтобы вырасти поскорей.
Примерные каторжане,
С костяшек содрав бинты,
Курили за гаражами,
Желая Большой Беды.
Пока нам о продразвёрстках
Талдычили день за днём,
Мечтали о далях звёздных
И верили – ускользнём,
Искрящими егозами
Прорвёмся поверх плетней –
Уж мы б себя показали
И собранней, и бледней
При этих мельканьях пёстрых,
Что средствами внесены
В те щели, где пуст напёрсток
И вечен повтор зимы.
…Сгрузившись на волокуши,
Что кто-то во мгле запряг,
Ты скажешь – бывало хуже.
Да что бы ты знал, сопляк.
***
И люди побега, и звери погрома,
И те, что за небо цеплялись корнями,
Годами гадали, насколько огромна
Та вера, что душами их окрыляли,
А ветер уже подымался в оврагах,
И бил по ноздрям лопухом и сурепкой,
Стуча в переносицы ставен квадратных,
Вбирая потоки земли разогретой.
Но стоило стихнуть и пеплу, и праху,
Туда, где в тумане мерещилась пристань,
Как будто внося неизбежную правку,
Два облака плыло во мгле серебристой,
И рогом звучал погребам и кладовкам
Сигнал о конце примитивных семантик:
Два облака плыло в молчанье глубоком,
И третье, поменьше, пыталось догнать их.
АНДРЕЮ НОВИКОВУ
Ни дворняг, ни ворон, только скрип чердаков опустелых,
Штукатурки пещеристой осыпь да смрад головней,
Только ветер с реки, только мутные блики на стенах –
Вот где Троя моя, где от солнца еще холодней.
Как мы жили тогда, мерзлый уголь долбя из отвалов,
От путейских свистков под вагоны сигая стремглав.
Прочирикали жизнь, по-пацански о ней не заплакав,
Буржуинам секретов детсадовских не растрепав.
Только след наш, прерывистый, тонкий, похожий на росчерк,
Протянулся по льду, за которым ни лжи, ни греха.
Только ветер с реки, только ветер в растерзанных рощах,
Только ржавчина смыслов, которая просто – река.
ЭМИЛЮ СОКОЛЬСКОМУ
Кто в юности не радовался грозам,
Тревоге и тоске небесных сфер,
Тому, что дуб, обуглен и раскромсан,
От молний схорониться не успел?
Кто не мечтал однажды о потопе
И жизни новой, чистой, как разряд?
Изломы туч – души сырой подобье,
В ней бесовские паводки пестрят.
Кто бедствия считает высшим благом,
Геройством бредит, мал ещё для битв,
Поскольку о земле ещё не плакал
И не смеялся, счастье отлюбив.
С тех пор не раз переведён с латыни,
Я тщетно слово русское грызу,
И чужд ему, но пошлости святые
Произношу бесстрашно, как в грозу.
РОССИЯ
Вот идёт она от шлагбаума
Мимо спящих в пыли дворняг
Под мотивчика пошловатого
Примитивно тупой верняк,
В драных трениках, блёклой маечке,
Наблондинена, подвита,
И гадают бухие мальчики,
Где там ижица, где фита,
А не надо, заиндевевшие:
Под пшеничку взошла куколь.
Те стреляли, а эти вешали,
Только разницы никакой.
Здесь не росчерк, а фальшь факсимиле,
Как в салонах ни процедурь:
Проступает печать насилия
Синяками сквозь поцелуй.
В Бургер-Кинге ли, Баскин-Роббинсе
Те же самые окружат,
Посочувствуют – оскоромился,
Присоветуют оранжад.
Но не слякотными обидами,
А лишаем на лишае
Дышит муза моя убитая,
Горевавшая лишь по мне.
Так давай же, крути, проматывай,
Заговаривай полухворь,
Этой кровушки цвет гранатовый,
Этой касочки – полевой.
Покажи нам вторую серию,
Муза русская, дуй в свирель.
Бедный дом наш, увитый зеленью,
Чем обугленней, тем светлей.
***
Там, где жгут мои книги, выкрикивая «Ужо!»,
И за здравие молятся там же, слегка поодаль,
Где для русских цыган я, а для цыган гаджо,
Ты, штатива не ставя, просто меня пофотай.
Будет мокрым асфальт и небо серым-серо,
Будто луч никогда не касался панельных секций
И над овощебазой только что рассвело
И заныло в груди хрящеватое солнце, сердце ль.
Здесь без разницы, кто ты, заводчик иль конокрад.
Просто те ненавидят этих, и вся морока,
И туманно похожий на шестерню коловрат
Попирает кресты с ухмылкой оксюморона.
Говорят, постмодерн: зазеваешься – украдут
Или как-то иначе навалятся и обманут.
Не тебя ли заждался в казённых дождях травмпункт,
Замерзая в унылых московских снегах, как мамонт?
…Как тебе это фото, не слишком ли ярок фон,
Где за счастьем вселенским идут и идут колонны?
Это ль братья мои на первенстве мировом,
То черны, как смола, то, как вымя, бритоголовы?
Но пока они эту раздвоенность усекут,
Можно сгрызть удила и умчаться в родные степи.
Полукровкина участь расчислена до секунд:
Ни секунды единой ни с этими и ни с теми.