У нас завелась двухголовая свинья.  Мутант, или черт знает что, но явно не от Бога. Вернее, она была трехголовая. Но сразу заметить это было трудно: третья-то головёнка была такой маленькой, такой тщедушной и помещалась в ложбинке между двумя крайними, мощными головами. Да еще у нее, как у кролика, были ушки. Они ее, ложбинку с головёнкой, закрывали полностью. Вот мы и проглядели.

А появилась эта, как потом выяснилось – тварюка, совсем уж непонятно как.

У нас рядом с избой есть хозяйственная постройка. Как ее правильно обозвать, даже не скажу: стайня – не стайня, хлев – не хлев, денник – не денник… Ну, судите сами: сарай большой, а в нем вперемешку куры, утки, гуси, козы и один конь. Красавец-конь, чудо-конь, не вороной, но чудесной караковой масти. Из породистых верховых, с настоящего конезавода, из элитного питомника. Купили мы его по случаю, потому что государство из-за скудности средств решило позакрывать все государственные конезаводы, а коней отправить на мясо. Вот так и оказалось, что можно было купить коня по цене мяса – два доллара за килограмм живого веса. Многие люди, жалея красавцев, выкупали и теперь держат дома, хоть к хозяйству их никак не пристроишь. Вот и у нас – двуколки нет, а и была бы, так как среди машин на ней ездить?..  Да, о чем я? Помню, о свинье.

Свиньи-то у нас и не было. И не потому, что живем – не роскошествуем, а потому что вырастет сало, а рука не подымется – «не убий». И птицы-то, что у нас живут, только яйца несут. Даже гуси (три гусыни и гусак). Гусак, однако, вредный такой, на всех, кто близко подходит, кидается, щипает больно, крыльями бьет до синяков и кричит при этом так, что на другом конце улицы слышно. Никакой собаки не надо (хотя, правда, собака тоже есть). После атаки бежит к своим гусыням, гордо задрав голову, растопырив крылья и победно гогоча. Даже если получил затрещину или прутом по спине, всё равно считает себя победителем. (А я думаю: «Вот бы съесть тебя с яблоками и черносливом». Но сдерживаюсь.)

И вот, всё это хозяйство живет в одном сарае, разбитом на загончики деревянными перегородками, и это зверье постоянно норовит что-то сломать. То гуси прорвутся к курам, то конь кого-то затопчет, то у козы выкидыш…

И тут, откуда ни возьмись, – свинья.

Обнаружили мы ее рано утром, услышав страшный в сарае переполох. Открываем, а там, видно, Мамай воевал: все перегородки попереломаны, животные и птицы перемешались, одна из коз, которая вот-вот должна родить, пустая, но козлят нигде нет. Зато в углу, отдельно от всего этого бедлама, лежит свинья. Не свинья, а так, поросеночек.

Да не простой поросенок. Какой-то уродливый, двухголовый. Откуда взялся? Дверь-то закрыта на щеколду снаружи была.  Первая мысль – коза такое родила. Проигнорировала нашего козла и спуталась с конем (сам видел, наш конь пытался на козу покуситься).

Наука, правда, говорит: ничего не выйдет. Да и не получится поросенок, если родители – не свиньи. А «оно» ни на коня, ни на козу не походило.

Стали мы другую версию придумывать.

Вокруг нашего участка не везде забор есть. На западе поле заканчивается глубоко пропаханной бороздой, которую мы именуем «границей». Решили мы, что это наши «заграничные друзья» такое нам подложили. Козлят наших утащили, а для сомнения и загадки своего уродца подсунули.

Но делать нечего: живое оно, есть просит. Покормим, думаю, пока, если не сдохнет.

А оно ест и растет, ест и растет. Морды-то не по дням, а по часам растут. Одна – прямо-таки бычья, хоть и свинская, другая – туполобая, но аккуратная.

Ел этот, выражаясь нецензурно, индивидуум всё подряд, не перебирая: зерно, сечку, буряки, морковь… и рос. Рос!

Правая голова, та, что походила на бычью, росла быстрее. Зубы у нее обнажились, загнулись, как у акулы, и при еде мелькали так быстро, что могли сойти за циркулярку или вращающуюся свастику.

У левой головы выступили явно заметные клычки, и ей постоянно не везло: пытаясь схватить своими клычками пищу, она часто билась лбом то о перекладины загородки, то о корыто.

Да еще к тому же оказалось, что не свинья это вовсе, а хряк. Так и  прозвали мы его – Яйцебык.

Не прошло и месяца, а наш Яйцебык вымахал в огромного борова.

Тут-то мы и заметили, что под средними, похожими на кроличьи, ушками, есть еще одна голова, тоже более похожая на кроличью, чем на свиную. Но хрюкала она, как и две другие, можно сказать в унисон.

Хрюкала она хрюкала, да и заговорила. Полезли из нее какие-то бредни, враки и лозунги. Говорит нам: «Знаю, как вас осчастливить. Вы мне только есть давайте. А я за вас думать буду. И управлять вами».

Вдруг и правая, быкоподобная голова заговорила. Вещает: «Чего думать? Соседей бить надо, еду у них отобрать. Кур, уток и гусынь построить, пусть в ряд несутся, проще будет съесть».

Ну а левая, видно, тупая от постоянного битья, стала поддакивать, заикаться и с натужно-умным видом произносить общие фразы, наподобие «Мы не допустим позволить разрешить вопрос» или «Нас ждут и накормят за границей», намекая, вероятно, на тех подонков за межой, которые пробрались ночью в сарай и подбросили нам это «счастье».

Тут уж я не стерпел. Схватил дубьё и загнал Яйцебыка в старый нужник во дворе, которым мы давно уже не пользуемся, поскольку есть у нас в доме и горячая вода, и теплый туалет. Еще и дверь снаружи подпер. Думаю: «Поголодаешь ты у меня денька три, посмотрим, чего тогда заговоришь».

Заглядываю через три дня в нужник, а у нашего хряка всего две головы осталось: задушили кроличью соседние головы. Плотно сомкнулись и задушили. Только бугорок остался, рудимент какой-то. И тихим сделался Яйцебык, послушным. «На мне, – говорит, – пахать можно».

Ну, и отвел я его в сарай.

А ночью мы проснулись от бучи, какую свет не слышал: сарай ходит ходуном, крики, визг, стон, треск ломающейся древесины… Выбегаю, а полсарая уже нет, кругом битый шифер, обломки кирпича, кровь и стоны. А чудовище, уже размером почти что со слона, трощит остатки постройки и доедает живность.

Я вилы схватил, к нему кинулся, а оно держак перекусило, в дом заскочило, разбив веранду и проломив по дороге перегородку между верандой и кухней. И давай отстреливаться: видно, до моего охотничьего ружья добралось, что на стене висело. Хорошо, что, слава Богу, жена успела через окно в вишенник выскочить. А то б уже и не увиделись.

И тут это чудище, эта подлюка, стало дом пожирать. Наверно, ему для развития только стройматериалов не хватало. Расти оно прямо на глазах стало. А когда обе головы через крышу пробились, вцепились зубами друг в друга и стали рвать нещадно. То ли быкоподобная голова решила доказать, что она главнее, то ли инстинкт такой – живая кровь ей нужна, а ни на секунду и не задумалась (а может, в угаре схватки), что обе головы – одного тела порождение. Вот и откусила левую голову. И рухнуло тело внутрь дома, стены обвалились, поднялись языки пламени: то из-за разрушенной печи начался пожар.

Вот и всё. Конец истории. Одно пепелище осталось.

Тут внимательный мой читатель меня наверняка спросит: «Ну и при чем же тут политика? В названии-то "свинья и политика"!»

Может, и ни при чем. Точно, ни при чем. Одна только беда: дом наш был на Украине.