Есть люди, благодаря которым и сложился нынешний характер человечества. Люди – символы спокойствия и мудрости, легкомыслия и безответственности,  аккуратности и терпения, изысканности и аристократизма. Их стилю и образу жизни   подражали поколения. И у трудоголиков, и у дуэлянтов, и у панков были свои родоначальники и учителя. Один из таких гуру – Уинстон Черчилль, премьер-министр Великобритании.

Сигареты здесь ни при чем

Кто сегодня помнит, что он – нобелевский лауреат по литературе? Историк. Живописец.  Внук герцога Мальборо. Что он был рыжим, за что в детстве его били? Что его любила только няня по фамилии Эверест? Что он был гусаром. Изобрел новый способ войны для кавалерии. Воевал в Южной Америке, Индии, Африке и Европе…  Кое-кто вспомнит, что он был обжорой, что обедал лишь со своим котом, и если тот вздумывал улепетнуть, требовал от слуг: «Черт побери! Найдите же, наконец, это животное, чтоб я мог начать есть!» Что на его похороны съехались короли со всего света, что он трижды был премьер-министром своей страны. И уж совсем многие скажут, что именно он дал повод острякам произнести известное в политике выражение «схватка бульдогов под ковром». Что когда ему исполнилось 90 лет и его попросили открыть секрет, как прожить столько же, он пробурчал: «Очень просто: ежедневно – хорошая порция виски, сигара «Ромео и Джульетта» и никакой физкультуры!» Отсюда забавный вывод: люди забывают официальные достижения человека (не важно, политик он, финансист или кто-то еще),   награды, посты. Помнят экстравагантность, сильные фразы и поступки. А все это и есть стиль.

Но прежде о том, из чего образовались поступки.

Его жизнь

Уинстон Черчилль родился семимесячным. Просто мама его отправилась на охоту в родовой замок Мальборо, никак нельзя было пропустить, вы понимаете, лошади ее растрясли, и ночью, в раздевалке, среди шуб и горжеток, она родила ребеночка.   Младенец вышел хотя и скороспелый, но весьма энергичный. Он так орал, что шокированная герцогиня Мальборо, бабушка, заметила: «Я сама произвела на свет   немало детей, и все они имели прекрасные голосовые данные. Но такого ужасающего крика, как у этого новорожденного, я не  слышала никогда».

…Ребеночек очень любил свою маму Дженет. «Она была для меня вечерней звездой… сказочная принцесса, далекая и недоступная. Я горячо любил ее, но издали». Как заметил один из знакомых дома Мальборо, «она принадлежала к тому типу женщин, для которых иметь меньше сорока пар туфель означает жить в нищете». Кроме туфель она очень любила физкультуру. Например, увлекалась бегом наперегонки с сестрой по лужайкам вокруг замка, к вящему изумлению слуг, поскольку леди мчались в одних ночных рубашках. Вспоминая отца, в мемуарах, Черчилль смог припомнить лишь три доверительных разговора с батюшкой. «И замените в ваших письмах слово «папа» на слово «отец», – заметил ему папа Рэндольф, отвечая на письмо из школы-интерната, в котором семилетний сын сообщал, что к нему здесь плохо относятся еще и из-за отсутствия денег. «Пришлите мне немножко, – просит папу маленький лорд. – Десяти шиллингов будет достаточно, потому что мне хочется внести сколько-то в фонд часовни».

Десять шиллингов это пятьдесят пенсов или полфунта стерлингов. Или около 85 центов (если перевести  в доллары). Уинстон Черчилль не хотел жить в школе Сент-Джордж. Его вполне устраивала жизнь дома, тем более что там оставался человек, который его любил, та самая няня – миссис Эверест. Она была дама одинокая, и кроме этого тоже одинокого рыженького мальчишки у нее не было никого, чтобы любить. Вот она и писала ему, в этот самый интернат: «Бедный мой милый ягненочек! Как мне хочется тебя обнять. Я люблю тебя больше всех на свете». А «ягненочек» все писал своей маме: «Дорогая мамочка, откликнись на мое письмо. Я так несчастен. Даже сейчас плачу. По крайней мере, позволь мне верить, что любишь меня. Я не знаю, что делать. Не сердись».

Маленький недоносок Черчилль был хуже всех: «Мое проклятие – это хилое тело. Я едва могу выдержать целый день». Вот он и нарушал распорядок, за что в школе Сент-Джордж пороли. Пятнадцать розог по голой заднице. Порол лично директор, он очень любил это дело, бил в кровь. Как вспоминали потом пострадавшие, особенно директора «сексуально возбуждали рыжие мальчики»… С голодухи маленький лорд стащил из кладовки пакет с сахаром. Ну, тут уж ему влепили. Директор стонал от счастья. Но лорд ему классно отомстил.

На экзамене по латыни кроме собственного имени и нескольких клякс он не оставил на листе бумаги ничего. «Никому не удалось заставить меня написать латинские стихи или выучить что-нибудь по-гречески кроме алфавита», – небрежно бросил он однокашникам и отправился  читать  свое любимое литературное произведение «Копи царя Соломона». Он прочел его около двадцати раз, потому что был уверен: это не выдумка, где-то эти копи есть, нужно только понять книгу и расшифровать дорогу. Хилого лорда однокашники тоже били с удовольствием. Но он сумел высокомерно поставить их на место. В родительский день, когда к мальчишкам являлись родители, и они скакали вокруг, как собачки, а к нему приезжала серенько одетая  няня, Уинстон не только не прятался, он царственно водил ее вокруг школы и целовал на прощание, чтоб видели все.

Итак.

Первое правило стиля Winston: «Не растворяться в общепринятом. Диктовать собственные законы поведения».

Десятилетним мальчишкой, на спор, он прыгнул с моста на дерево, сорвался и упал примерно с десятиметровой высоты, повредил себе руку и разорвал почку. Рука на всю жизнь осталась малоподвижной. Тем не менее, когда в семнадцать лет настало время выбирать профессию, он поступил туда, куда врачами было противопоказано, в кавалерийское училище, где для фехтования нужна была абсолютно здоровая рука. И он стал лучшим фехтовальщиком и стрелком, побеждал на скачках и постоянно играл в поло.

Участвуя в военных действиях (а он воевал на Кубе, в Индии, Судане), придумал новый способ боя для кавалеристов: вместо сабельных ударов стрелял в противников из револьверов, так, как это делают сегодня ковбои в кино. Во время англо-бурской войны мальчишка Черчилль попал в плен, его предложили отпустить за выкуп, он посчитал это оскорбительным и бежал, прошел несколько дней по иссушенной саванне, что было смерти подобно. Но Божий перст указал на него, и изможденного юнца подобрал случайно оказавшийся рядом английский фермер, спрятал от буров, не выдал, хотя за голову Черчилля была обещана награда, подлечил и отправил к своим. В одной из своих книг он сформулировал сделанное им в детстве открытие: «…у прославленных  людей часто было несчастливое детство.

Суровый гнет обстоятельств, периоды бедствий, уколы презрения и насмешки, испытанные в ранние годы, необходимы, чтобы пробудить беспощадную целеустремленность и цепкую сообразительность, без которой редко удаются великие свершения».

И это второе правило: «Ключ к великим свершениям – беспощадная целеустремленность и цепкая сообразительность».

В 1944 году, на конференции в Тегеране, где Сталин, Черчилль и Рузвельт договорились о том, как поделить мир после Второй мировой войны, немцы готовили покушение на всю великую троицу. Решение о том, ехать или не ехать в Тегеран, принимали на ходу. Черчилль настоял на том, чтобы конференция состоялась.

Он вернулся в Англию героем, начал вмешиваться в политику. Первое его публичное выступление произошло на улице, где перед собравшейся толпою он произнес пламенную речь в защиту прав проституток. Был скандал, все газеты обсуждали поступок наследника дома Мальборо. Однако его заметили все. Он попал в парламент. В 21 год. Потом в правительство. Началась ломаная линия взлетов и падений. Черчилль был министром торговли, министром колоний, министром внутренних дел, лордом адмиралтейства (военным министром).

Почти каждый его взлет завершался падением. Но каждый раз он вставал и снова взлетал. Сумасшедшая энергетика. Хотя для молодого человека вполне естественная. Впрочем, взрослея, он не изменился. В войне 1914 года участвовал сначала в качестве министра вооружений и настаивал на строительстве гусеничных машин, прообразов танков. Но идеи его всегда опережали время, Уинстон в очередной раз оказался не у дел и отправился воевать командиром батальона, подполковником. Он лез под пули, ходил с сигарой во рту перед линией окопов под выстрелами неприятеля, его батальон стал одним из лучших, потому что обожал своего сумасшедшего подполковника и выполнял невыполнимые задания.

Потом Черчилль снова вернулся в правительство, настаивал на милосердном отношении к Германии, опасаясь, что иначе она заинтересуется революцией, не получил поддержки и снова был сброшен вниз. Во время гражданской войны в России Черчилль оказался самым яростным борцом с большевиками, настаивал не на свертывании, а на усилении интервенции в страну рабочих и крестьян. У интервенции в Англии не было  сторонников, ее тут язвительно назвали «личной войной Черчилля», он же считал, что большевиков необходимо уничтожать всем миром. Но всем было на Россию наплевать. Черчилль снова потерпел политическое фиаско. «Судьба обошлась с Россией безжалостно, – заметил он. –  Ее корабль затонул, когда до гавани оставалось не более полумили».

После войны Уинстон Черчилль стал министром финансов («Золотым канцлером», как его называли, поскольку обогатил страну и спас ее от депрессии). До Второй мировой войны занимал второстепенные должности и проводил время в своем поместье, написав огромное количество художественных и исторических книг и серьезно занимаясь живописью и ландшафтным дизайном. Когда настала пора в очередной раз «спасать нацию», именно Черчилль был востребован и стал премьер-министром.

Далее началось его абсолютное владычество в Англии и в умах людей, всеобщее признание в мире, отныне все, что он ни делал, считалось замечательным и великим. Торжество его стиля.  Сложилась и главная тема жизни Черчилля  – сражение человека с судьбой. Долгое время судьба  не была к нему благосклонна, она делала все, чтобы его уничтожить. И однажды он открыл секрет: рок отступает перед яростной атакой. Потому и выбрал единственный способ, чтобы уцелеть: сам атаковал судьбу.

Везде, где только было можно бросить ей вызов. Он вцеплялся в нее, как английский бульдог (он и чувствовал себя бульдогом, отсюда оттопыренная нижняя губа), и – удивительное дело! – судьба всякий раз сдавалась, оставляла его в живых и позволяла стать победителем. Она его начала бояться, она не хотела с ним связываться. Уже он преследовал судьбу, не давая передышки. Черчилль и те, кто делал жизнь с него, привнесли в характер человечества ХХ века вот это рациональное атакующее начало.

Отсюда правило третье:  «Судьбу побеждает тот, кто сам на нее нападает».

А теперь о самом стиле и образе жизни, которые и родились из вышеприведенных правил.

Его женщины

Собственно говоря, известно лишь о двух женщинах, которых он любил. Первой была та самая няня Эверест, которую его родители хладнокровно выставили за дверь, как только она перестала быть нужна. Няня жила в нищете, пока ее не отыскал Уинстон. Он нанял ей сиделку, когда она болела, он устроил ее похороны, заказал надгробие и оплачивал уход за могилой. Ее портрет стоял на столе в его кабинете. Вторая – его жена Клементина. Очень красивая, на 9 лет моложе его (он женился в 33 года).  Были ли в его жизни другие женщины?

До женитьбы, как и все аристократы, он наверняка был знаком с дамами полусвета, не случайно так вступался за проституток. Впрочем, о фактах юношеских шалостей и побочных увлечений Уинстона ничего не известно. Скорее всего, их и не было, несмотря на многочисленных поклонниц. В его стиль не входило донжуанство. Он был сосредоточен на деле. Даже во время свадьбы Черчилль о нем не забывал. Войдя в ризницу, он ухватил за пуговицу изумленного Ллойд Джорджа и принялся ставить ребром вопрос о замучавших его суфражистках: «Неужели правительство падет из-за юбочного вопроса?»

По характеру супруги были явные антагонисты. Клементина – пуританка, подозрительная ко всему окружающему, склонная к паническим настроениям, и Уинстон, неисправимый гедонист, всегда уверенный в успехе. Утверждают, будто мужчина берет в жены ту, что напоминает ему мать. Может быть, потому так легко и разрушаются подобные браки, что грешат однообразием? Черчилль был исключением из правил. И брак его оказался на редкость прочным. Через какое-то время после свадьбы супруги разошлись по разным спальням. «Завтракать надо в постели и одному», – заявил Черчилль. Это оказалось удобно, поскольку Клементина была «жаворонком» и к ночи валилась от усталости, Уинстон же был «совой», сидел далеко за полночь и, хоть и просыпался рано, проводил все утро в постели, лежа готовил речи, статьи, завтракал, отвечал на письма, а выходил лишь к обеду.

Клементина посылала ему записочки: «Миссис Грималкин (старая кошка) посылает привет и будет рада небольшому визиту со Спичем». Тем не менее у супругов нечувственно родилось пятеро детишек. Они прожили в гармоническом согласии до конца его дней, благодаря тому что Клементина полностью подчинила себя карьере мужа и смирилась со всеми его причудами, включая «привычку вести себя как паша».

«Я c Уинстоном не спорю, – заметила как-то Клементина, – он меня перекрикивает. Когда нужно сказать нечто важное, я пишу ему записку». Приятельница жены, Нэнси Астор, однажды сказала ему ехидно: «Будь я вашей женой, подмешала бы яду вам в кофе!» Черчилль скосился на нее и буркнул: «Окажись я вашим мужем – немедленно бы выпил!» «Разумеется, я эгоист, – бросил он как-то своему секретарю. – Чего достигнешь иначе?» 

В 1943 году Черчилль приехал в Москву, чтобы вести переговоры об открытии «второго фронта». Стоял тридцатиградусный мороз. Проезжая по Кузнецкому мосту, Черчилль увидел из окна машины человека, который ел мороженое. «Такой народ нельзя победить», – задумчиво произнес он. Фраза стала крылатой.

Его дом

У большинства семей приобретение постоянного дома – итог бесчисленных обсуждений, перебора вариантов, взаимных уступок. Уинстону подобные ограничения свободы были чужды. Он увидел поместье Чартуэлл, страстно влюбился в него и купил. Клементина была поставлена перед свершившимся фактом. Имение включало долину Чарт с источником, снабжавшим жителей чистейшей водой. Долину окаймляли раскидистые буки. Над долиной возвышался холм, на котором стояла, к ужасу Клементины, сущая развалина.

Черчилль превратил эту «развалину» во владение, достойное славного потомка одного из самых благородных домов Англии. Приняв в одиночку судьбоносное решение, Черчилль постоянно держал Клементину в курсе происходящей перестройки, регулярно посылая ей «Бюллетени из Чартуэлла». Уинстон потратил огромные деньги на восстановление и обновление дома. В окончательном виде поместье насчитывало один особняк (большой холл, пять гостиных, девятнадцать спален с гардеробными, восемь ванных комнат), разного рода домашние службы, конюшни, три гаража, одну студию-мастерскую и три коттеджа. Дом располагался на склоне, столовая занимала нижний этаж. Из ее окон открывался изумительный вид на прилегающий парк.

Он разрабатывал сложную систему из плотин, прудов и садовых террас, придумывал и создавал коттеджи, садовые изгороди, теннисный корт, подогретый освещенный плавательный бассейн на открытом воздухе. Он поселил на прудах лебедей, черных и белых, пустил в пруды рыбу. Он посадил деревья, в том числе фруктовые отборных сортов (груши, сливы, яблони), клубнику, спаржу (три сотни корней). Он завел пони, кур, телят, овец, свиней… «Поразительные существа эти домашние животные. Собаки смотрят на нас снизу вверх, кошки – сверху вниз, лишь свиньи обращаются с нами как с равными». «Вообще,  –делился он с Ллойд Джорджем, – хорошо бы сделать хозяйство максимально… доходным. –  И добавил, несколько помедлив: «Во что бы то ни стало».

Чартуэлл «обескровил» Черчилля, но как бы сокрушительны ни были расходы, он не желал скупиться. Зашоренно, рискуя, почти на грани разорения, но не отступал. В заботах о доме и поместье Уинстону помогали восемь слуг,  гувернантка, два секретаря,  шофер, три садовника,  конюх и управляющий. У Черчилля жили кот Рыжик, зеленый попугайчик Тоби и два пуделя, с кличками которых он не затруднялся, звал их просто Руфус Первый и Руфус Второй. И они откликались. Им позволялось залезать на постель, клянчить во время обеда лакомые кусочки. А без кота он вообще жить не мог, требовал, чтобы котяра всегда был рядом.

Каждый день, по заведенному ритуалу, Черчилль, покрикивая: «Подъем!» или «Марш, марш!», кормил рыб в пруду «знатными» червяками. Еще он держал псовую охрану и скаковых лошадей. Хотя и пробурчал однажды, поглаживая жеребца-любимца: «Терпеть не могу лошадей: посередине они неудобны, а по краям опасны».

Его еда и питье

Уинстон Черчилль весил около ста килограммов. Еда играла важную роль в его жизни. Завтракал он в одиночестве дыней, омлетом или яичницей с беконом. Затем следовала отбивная котлета или ножка цыпленка, подсушенный хлеб, джем и кофе с молоком. Ленч или обед включали в себя его любимое блюдо (устрицы, иногда суп по-савойски) и закуски (порой просто сардины). Далее подавалось филе камбалы, завернутое в копченую лососину, с гарниром из креветок под чесночным соусом. Затем шло жаркое из оленины, фаршированное паштетом из гусиной печенки, под соусом из трюфелей. А в завершение – сыр «Стилтон» и марочный портвейн, пирожное или мороженое и кофе с бренди. На десерт он особенно любил сливки. Опустошив кувшинчик, воинственно осведомлялся у гостей: «Кто-нибудь хочет сливок?» Перед сном обязательно требовал холодное консоме.

Его питейные и курительные пристрастия обходились ему недешево. В запасе он держал примерно 3000 сигар, курить которые научился еще юнцом, на Кубе. Предпочитал марку «Ромео и Джульетта». В день изводил по 8-9 сигар. Прокалывал сигару длинной канадской спичкой, нижний конец оборачивал коричневой гуммированной бумагой, чтобы не размокала. Пожевав сигару, зажигал, она гасла, снова зажигал и, докурив до половины, выбрасывал. Домашние утверждали, что спичек он расходовал больше, чем сигар.

Из крепких напитков обычно употреблял виски. Приучился в Индии (где таким образом отбивали неприятный привкус воды). Первую порцию виски с содовой принимал вскоре после завтрака. Порцию растягивал на пару часов. Еще он пил «ведрами», по его собственному определению, кларет с содовой. Лорд Ротемир однажды предложил ему 2000 фунтов стерлингов, если он продержится без спиртного год. Черчилль отказался, потому что, как он выразился, «тогда не стоит и жить». Но настоящие возлияния происходили за едой. Отдавал предпочтение белым винам. Много шампанского. На очередное язвительное замечание домашних по поводу его алкогольных пристрастий  сказал: «Я извлек из выпивки больше, чем она из меня».

Его одежда

Любимым предметом одежды у Черчилля были шляпы. В разное время он нашивал фуражки армейские и флотские, пробковые шлемы, шляпы жителей австралийского «буша», шапки из русского каракуля, панамы, хомбурги, цилиндры, широкополые стетсоны, боевое убранство индейского вождя с перьями и великое множество других. Журналисты называли причудливый головной убор главной его приметой. Сам он по этому поводу отвечал, что каждый политик должен иметь «опознавательный знак».

Коллекцию шляп дополняли штук пятнадцать комбинезонов на молнии, специально пошитых из шерстяной ткани в полоску – для ленча, или из черного или зеленого бархата – для обеда. Даже занимаясь плаванием, он не упускал возможности выделиться, потрясая зрителей огненно-красными трусами. Ночной наряд также был весьма примечателен: рубашка до пят, шлепанцы из лилового бархата с монограммами и зелено-золотой халат, расшитый алыми драконами. И плотно облегающий живот и талию шерстяной набрюшник. Что касается нижнего белья, Черчилль отдавал предпочтение шелковому, нежно-розового цвета. «Мои вкусы предельно просты, – объяснил он однажды. – Мне нравится  все самое лучшее».

Его хобби

Однажды художница Хэзел Лэйвери заметила, как завороженно смотрит Черчилль на ее холст, где под кистью возникают сначала пятна, потом очертания чего-то. Хэзел сказала, что дерзость и отвага – качества, всегда его восхищавшие, нужны в живописи не менее, чем на войне или в политике. Картина создается как битва, творец сражается с сопротивляющимися материалами. Это он умел, поэтому взялся за кисти сам и рисовал ежедневно.

Выход Черчилля на этюды представлял величественное зрелище. Его появление предваряла процессия садовников, каждый нес в руках холст на подрамнике,  стул, ящик с красками, связку кистей – инструменты ведения новой битвы. За вереницей шествовал сам художник в белом сюртуке и шляпе. Выбрав натуру и оценив освещение, он давал указания, как разместить оборудование, отпускал оруженосцев и усаживался за работу. «Живопись отвлекает, – заметил он однажды. – Я не знаю другого занятия, которое, не изматывая тела, так полно занимает ум».

Он писал «яростными ударами, резкими мазками невероятной уверенности и решительности», не колеблясь добавлял нужные  ему детали. Свидетельница его художественной битвы Вайолет Бонем-Картер тщетно обводила взором унылый плоский пейзаж в поисках дыбившихся на картине гор. «Не могу же я, – отвечал он на ее вопрос, – оставить все это таким, как есть!» Знаменитый художник сэр Джон Лэйверли полагал, что «он мог бы стать великим мастером кисти». Увы, живопись осталась лишь его хобби.

В 1946 году Черчилль произнес знаменитую Фултоновскую речь, ставшую началом «холодной войны». Советская армия была вполне способна после капитуляции немцев захватить всю Европу, только отдай приказ. Но Сталин не стал этого делать, решив дать своей стране передышку. Черчилль впервые после окончания Второй мировой так жестко и бескомпромиссно назвал вещи своими именами: бывший союзник превращается в будущего врага.

Его подчиненные

Самой существенной заповедью в работе секретарь Черчилля считал слова шефа: «Да не будет у тебя иных Богов, кроме меня!» Уинстон с места не двигался без камердинера. Лишь однажды ему пришлось обойтись без слуги, и он написал об этом Максин Элиот: «Я проехал весь путь из Лондона до Ривьеры без слуги. Это оказалось совершенно просто». «Да вы настоящий герой!» – откликнулась Максин.

При переезде Черчилля сопровождали примерно двенадцать человек: детективы, личные слуги, помощники по сбору информации, секретари, врач и медсестра. «Он ничего не знает о жизни простых людей, – жаловалась Клементина, – никогда не делал покупки в магазинах, не бывал в толпе, не ездил на городском транспорте. Как-то во время всеобщей забастовки он попробовал проехать в метро… и заблудился. Он кружил и кружил, не в силах найти выход, так что в конце концов его пришлось оттуда спасать».

Пренебрежение временем переходило у Черчилля всякие границы, он твердо верил, что его подождут, в чем однажды убедился сам король. При этом обожал быструю езду и был совершенно невыносимым пассажиром. Когда ему приходило в голову, что наступил момент, удобный для обгона, он стучал шоферу по стеклянной перегородке и ревел: «Вперед!»

Это и было девизом его стиля. Стиля Winston

Его фразы:

Ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя стреляли и промахнулись.

Если вы хотите достичь цели, не старайтесь быть деликатным или умным. Пользуйтесь грубыми приемами. Бейте по цели сразу. Вернитесь и ударьте снова. Затем ударьте еще – сильнейшим ударом сплеча...

Демократия – наихудшая форма правления, если не считать всех остальных.

Поддеть красивую женщину – дело не из простых, ведь она от ваших слов не подурнеет.

Генералы всегда готовятся к прошлой войне.

Большевики сами создают себе трудности, которые с блеском преодолевают.

Пессимист видит трудности при каждой возможности; оптимист в каждой трудности видит возможности.

Копить деньги – вещь полезная, особенно если это сделали за вас родители.

Положительное решение суда хорошо всегда – даже если несправедливо.

Достоинства не прибавится, если наступить на него ногой.