Судьба и творчество ялтинского поэта Сергея Новикова стали живым ответом на «киммерийский» вызов Максимилиана Волошина. Отчасти воспроизводя литературную позицию позднего Толстого, признававшегося в зависти к будущим писателям, восходящим к литературе из глубин народной жизни, Волошин в статье «Культура, искусство, памятники Крыма» критически оценил слишком туристический опыт освоения Крыма приезжими поэтами-предшественниками, чуждыми трагического опыта этой земли. Сергей Новиков сумел пронзительно и высоко художественно выразить внутреннюю трагедию естественно сложившейся в свое время человеческой общности крымчан.

Не знаю, появиться ли когда-нибудь в центральном ялтинском парке, неподалеку от памятника Чехову, его символический памятник, но мне он больше всего запомнился сидящим с газетой или журналом в руках именно на этом месте. В середине 80-х годов ушедшего века здесь находился газетный павильон, куда стекались все периодические издания со всего Союза, а библиотекарь Новиков был добрыми гномом этого варианта «Вавилонской библиотеки». Столь странный курортный интеллектуальный пир, увы, продолжался недолго - то одно, то другое крыло павильона отрезалось под коммерческие киоски, пока тот не закрылся вовсе. Поэт тогда, со свойственной ему активной жизненной позицией и умением все воспринимать всерьез, писал не только стихи. На страницах журнала «Огонек» он призывал убрать имена членов Политбюро из названий прогулочных катеров. Но его поэтическое зрение разглядело при этом, как «сметает буфетчица с мути зеркальной» не просто лица поколения, а целой легковерной и легко доверяющейся человеческой популяции, «как пыль со стекла».

Мы в Ялте сойдемся промозглой,

где косо раздвинув туман,

системой ветвей кровеносной

полнеба объемлет платан.

................................................

Мы спутаем время (не место!),

стекляшка забытая - ах! -

чтоб снова прекрасно и тесно

толпиться в твоих зеркалах.

Всего-то - полшага и через

какой-то дремотный порог,

чтоб снова таинственный херес

мерцал на столе, как цветок.

Такой «промозглый», внутренний и нутряной «экземпляр» Ялты, такой античноподобный, с «семенем адриатических маслин» порыв к запредельному хересу сродни потустороннему воссоединению Крыма с Элладой, осуществленному Осипом Мандельштамом, душа которого стремилась «За мыс туманный Меганон».

А дальше за мысом -

такие пространства,

такие бездонные дышат глубины,

что как не тянуться

душою пространной

туда, где скрывается клин лебединый!

В последние годы стихи Сергея регулярно появлялись на страницах журнала «Новый мир». Время от времени он получал чисто символические крымские литературные премии. Но разве хватит всех премий для осушения сфальсифицированной и пущенной в разлив Леты? Его пространной душе было отмерено всего 51 год.