Булгаков, Толстой и Хармс отдыхают...

В программу школьного образования вошли один за другим Булгаков, Платонов и Хармс. Они оказались рядом с Гоголем и Салтыковым-Щедриным, между А.К. и Л.Н. Толстыми... Где место Замятина, где место Газданова? Куда девать Олейникова с Веденским?

Пантеон разрастается: старые гении подвинулись, уступили места новобранцам в школьной программе, да и сами "деды" стали глядеться по-новому. В школьном классе любят простоту трактовок - и классики оказываются порой беззащитны перед преподавателями.

При необязательном отношении к литературе она превращается в чтиво, увлекательное чтение, в идеале - в письмо, которое послано лично читателю. Читатель может найти в таком письме избыток смысла, волен его понять так, как ему будет угодно. Игра, в которой читатель и писатель выступают в сотворчестве - знамение времени. О такой игре писали Осип Мандельштам и Ролан Барт - о чтении как общении, о беседе, и здесь мы попробуем представить "свежих" и прежних классиков среди современных реалий, и помогут нам в этом строчки Блока:

Когда под забором в бурьяне

Несчастные кости сгниют

Какой-нибудь поздний историк

Напишет внушительный труд.

 

…

Вот только замучит, проклятый,

Ни в чем не повинных ребят

Годами рожденья и смерти

И ворохом скверных цитат...

Трудно поверить, что можно замучить Булгаковым - но давление, развиваемое иными ретивыми учителями на юную психику может "зашкаливать". Мы предлагаем читателю свое письмо о Булгакове, Толстом и Хармсе. Предполагается, что читатель уже миновал самый нежный возраст.

Роковые яйца

Професор Преображенский внезапно ослаб. Слишком много чувственных студенток приходило на его лекции - однажды их энтузиазм достиг того предела, что профессор не выдержал: что-то в нем оборвалось. Прямо на лекции его покинули силы, сублимация исчерпала ресурс энергии (в соответствии с модным тогда учением Фрейда) - и мэтр пал на руки безутешных поклонниц.

Известные средства - моча младенцев и молоко рожениц не спасали. Профессор с утра принимал ванну из шампанского и на завтрак ел яйца мангуста: не помогало.

Тогда-то он и вспомнил о молодом сотруднике НКВД, который был приставлен к нему для охраны.

Преображенский предложил охраннику сделку: давать ему уроки, провести в Университет, выхлопотать должность и со временем сделать профессором - но на одном условии: если семенные железы охранника окажутся в его, профессорском паху. Простой парень из деревни и мечтать не мог о таком счастье - жить "как белый человек", пользоваться уважением и почтением.

Операция прошла удачно.

Все более юным становился профессор, все активнее он приударял за студентками, в то время как охранник быстро старился за книгами в библиотеках. Профессора не интересовали лекции - он сдал своему бывшему охраннику курс в университете, а сам проводил дни и ночи на бульварах в поисках новых жертв.

Через несколько лет профессор исчерпал семенники охранника - и тогда тот пересадил профессору органы молодого пса.

С тех пор профессор уже не одевал манишки. Сохранял собачью верность своему профессору его бывший охранник - даже став академиком, он ухаживал за потерявшим человеческий облик псом, пока в один прекрасный момент профессор не приказал долго жить: гоняясь на бульваре за какой-то шавкой он попал под трамвай.

Сотни щенков произвели на свет божий те сучки, с которыми дружил профессор, и всех их внимательно изучал охранник-академик, пытаясь обнаружить хотя бы следы человечьей души в их поведении.

Безрезультатно.

Война и мир с муравьями

"Экие вы букашечки-таракашечки, неразумные муравьишки" - думал осанистый старец, гоняя по бумаге чернильные капли.

Капля-Анна, подгоняемая сзади острым пером, перебегала с места на место, спотыкалась, на ходу поправляя платье - но ничего нельзя было скрыть от тяжелого стариковского глаза.

Взгляд жег и тревожил - не меньше, чем противное острое перо. Наконец капля-Анна бросилась к краю бумаги, отчаянно силясь выпрыгнуть из листа - старец схватил массивное пресс-папье и придавил ее на полях - вышла сухая клякса: меньше мокрого места, след от лужицы. На стол запрыгнул любимец хозяина пушистый глупый кот Вронский - понюхал каплю, лизнул - и следа не осталось.

Долго держалась капля-Наталья на острие пера, пока не попался ей по пути пузырек-Пьер, да не лопнул с треском, когда ткнул его старец в бок пером. Взболтал каплю-Наталью Пьер-пузырь, шмякнул - и разлетелась она массой маленьких капелек по страницам рукописи. Облегченно вздохнул старец - и с этой покончено, завершена война с чернильными муравьями, мир настает на бумаге.

Вывел он каллиграфическим почерком поверх толстой охапки писаной бумаги "Война и мир с муравьями".

А ночью старцу приснился другой старец. Того укусила какая-то злая муха - и он, грозясь пальцем, кричал в ярости:

- Ты, старая обезьяна, не веришь в Эволюцию!

То был чудак-англичанин, Дарвин.

Проснулся наш старец в поту.

Глядь - а на столе муравейник: в его рукописи муравьи себе гнезда свили. Личинок тащат, суетятся.

Нет, думает старик - отдам-ка я лучше все это людям.

Вычеркнул вторую строчку из названия.

Осталось коротко и ясно: "Война и мир".

Муравьев со стола в одно мгновение, как сквозняком сдуло.

В дверь зазвонили.

Прислуга открывает - а там толстовцы в лаптях!

Пришлось чаем потчевать.

Разговоры водить про непротивление насилию. Последователи пили чай в прикуску, прихлебывая.

"Все порчено" - думал старик. Придется начинать сызнова, с Букваря и Бога - людей грамоте, попов вере учить.

Сквозняк

Поднимают занавес, начинается сквозняк. Занавес укрывал подмостки, сцену и актеров, которые теперь дрожат от холода. Режиссер, сморкаясь, что-то шепчет суфлеру, тот подсказывает актерам новые реплики, перелицовывает пьесу. Сквозняк поднимает со стола бумаги, срывает с места удостоверения действующих лиц, паспорта исполнителей и документы на выезд автора за границу.

Пьеса приобретает новое лицо - входит знатный иностранец. Он бубнит себе что-то под нос, к нему бросается автор и записывает. Актеры начинают срочно учить какой-то язык - не то немецкий, не то японский. Суфлер диктует спряжение глаголов. Иностранец аплодирует, актеров в антрактах угощают коктейлем.

Труппа отправляется за границу прямо по ходу действия.

Сквозняк усиливается - он уносит обрывки реплик и одежды, артисты раздеваются и поют: это уже не драма, а оперетта.

На главной героине остаются лишь легкомысленные шорты.

Суфлер нюхает кокаин, а любезный иноземец старается лишить героиню последних признаков одежды.

Этим заканчивается пьеса Хармса.

Записки молодого врача

Молодой врач ведет прием. Дама осенних лет рассказывает ему о своей страсти к помешанным. Она неожиданно пылко уверяет, что в глазах врача видна та же мерцающая глубина, что и у ее любимых сумасшедших. Зрачки в таких глазах могут переворачиваться, и на их обратной стороне она читает сообщение, предписывающее ей грешить до конца дней.

Врач быстро спроваживает больную - и бросается к письменному столу.

Он смотрится в зеркало - и начинает писать.

Звонок в дверь.

Входит молодая девушка и просит сделать ей прививку от сифилиса.

- Но прививок от сифилиса не бывает!

- Тогда заразите меня - я хочу страдать смело, я хочу знать, что больна: мой любимый болен сифилисом и мы не можем соединиться! Врач не соглашается. Тогда она показывает ему исколотые руки: я уже больна, я смертельно больна, я морфинистка... Она падает у ног врача. Она бредит вслух о своем любимом - гениальном поэте.

Врач бросается к столу и записывает. Девушку "ломает" - она падает на пол и бьется в припадке, врач внимательно смотрит на нее и описывает припадок. Наконец, когда у нее появляется пена изо рта, он делает ей укол морфия и вызывает санитаров.

Девушку увозят.

Врач опускается в изнеможении на диван.

Взгляд его падает на шприц - он засучивает рукав и делает себе укол морфия. Бросается к столу - быстро пишет.

Стук в дверь. Входит поп-расстрига. Он нуждается в лечении.

Врач начинает готовиться к процедурам, ставит тигель с огнем.

В момент, когда врач отлучается, бывший поп быстро взбирается на табуретку - и покрывает страстными поцелуями икону в красном угле.

Врач неожиданно входит - и успевает заметить чрезмерно страстное отношение бывшего попа к бывшей иконе. После процедур врач выпроваживает расстригу и прячет икону в банку с формалином.

Садится к столу, поднимает ручку...

Раздается телефонный звонок.

Врач берет трубку, отвечает - и осекается на полуслове.

Его вызывает Прокурор.

Тому срочно необходим специалист по венерическим заболеваниям.

Врач возвращается из Прокурора поздно вечером.

Он бросается к столу и безостановочно пишет.

Обе жены тоже не спят - смотрит на Врача влюбленными глазами.

На какое-то мгновение врач встает и подходит к черному окну. "М и М" выводит он задумчиво заглавные буквы будущего романа.

Кто-то за окном дорисовывает, свисая с крыши вниз головой, букву W.

Получается МММ - или WWW?