Спорт захватывает человека целиком. Интуиции и мысли спортсмена находят мгновенное воплощение в токе крови и тонусе мышц, эманации духа повелевают энергиями тела. Тело становится орудием выражения сознания - мысли можно сравнить с пороховыми зарядами, члены тела - со снарядами: мгновенно "выстреливает" рука боксера, "в лет" бьет нога футболиста, "сломя голову" несется бегун.
В спорте ставятся совсем иные задачи, чем в литературе, где нет соревнования, (а если и есть - то в таком "многоборье", где совершаются сразу "заплывы" и "залеты" в разные стороны, вглубь и ввысь). Личность и уникальность автора поэмы явлены не в столь сухой форме, как у автора рекорда, скажем, марафонского забега, и не исчерпываются цифрами.
Если в поэзии и может речь идти о рекорде - то скорее о рекорде выразительности: у тысяч и миллионов людей забьются сердца после чтения поэмы - как будто они преодолели некоторую чудесную дистанцию, пропутешествовали вместе с автором по метафизическим эмоциональным ландшафтам…
И все же спорт чем-то и близок искусству. От английской знати явился в ХХ век спорт как способ разгрузки, забава господ (само слово "спорт" выглядело некогда как dis-port, что соответствует по смыслу русским словам "разгрузка", "сброс" и предполагает концепт рекреации, отдыха). Спорт стал формой развлечения для людей зрелых, отдыхом для утомленной умственным трудом молодежи, спорт сейчас представляет составляющую образования. Таково место спорта в мировоззрении знати - и современной культуре.
Знать подобным образом смотрит и на искусство - как на изысканную форму развлечения. Известно, что искусство родилось из праздников, мифо-ритуальных действий, которые передавали традиции культуры, придавали жизни смысл. Не из этих ли традиций происходят и те формы спорта, которые Европа знала в Х1Х веке по письменным источникам и называла Олимпийскими играми Древней Греции?
Литература содержит в себе отблеск древней праздничности, частью которой было заздравное и молитвенное слово. Дохристианские праздники были мало похожи на современные застолья - скорее, хороводы и игры деревенской молодежи сохранили их следы. Так же и песни порой несут эхо движений, оттиски пластики древнего танца. И эта праздничность доныне сохраняется в предназначении артиста дарить людям радость, минуты благодатных, очищающих душу переживаний. Литератор сродни артисту - наследнику касты жрецов, вынужденных в иные века пробавляться цирковым искусством, показывать фокусы и рассказывать сказки… Из рода священнослужителей вышли многие русские писатели - достаточно вспомнить Гоголя.
Цирк отличается от спорта тем, что не столько производит рекорды по типу "выше" и "сильнее", сколько показывает нечто немыслимое, чудесное. Хотя цирк и приютил борцов-силачей, но эти надувалы требовали своей, чисто спортивной аттестации - "гамбургского счета", по выражению Виктора Шкловского. Спорт и литературу можно рассматривать как наследников более древнего синкретичного жанра - цирка. Литература отчасти претендует на сохранение жреческого таинства, которые цирк утратил - спорт ныне тоже приобретает черты религии: имя команды служит тотемом (заметим, что сейчас со спортом соприкасается шоу-бизнес - и придает ему, как и всем заметным явлениям, черты идолопоклонства).
Цирк, как и спорт, требует сопричастности: своими глазами надо смотреть на пассы фокусника и состязания атлетов, в спортивных играх и вовсе лучше участвовать - в пересказе они обычно скучны. Не потому ли литература обходит спорт, что он является чем-то вроде "слепого пятна" в глазном яблоке современной культуры (это место, куда входят нейроны, связывающие глаз с мозгом). Положение спорта в картине мира, которую создает культура, парадоксально: с одной стороны, он напрямую связан с психофизикой и физиологией - и, с другой, спорт зиждется на условности того рода, что не дает полновесного драматического эффекта. Смог бы Шекспир, трагедии которого переполнены трупами, писать о спорте? Лаэрт состязается с Гамлетом не на жизнь, а на смерть. Спорт не приемлет кровавых жертв: дает фехтовальщику рапиру с шариком на конце, одевает его в непробиваемый жилет.
Жертвы в спорте остаются - но это скорее жертвы ошибок, травмы, которые возникают в результате нарушений правил. В этом спорт адекватен современности, а война - не адекватна. Войны становятся локальными, в то время как спортивные игры входят в реалии каждого человека (благодаря хотя бы всеобщему среднему образованию). Тем не менее войнам посвящены сотни романов - спорт же остается "слепым пятном" современного словесного творчества (и, за редким исключением, искусства в целом).
Нынче вы найдете на развалах тысячи книг об убийцах и сыщиках, сотни любовных романов, книжки об ученых и творцах искусства - но, за редким исключением, известные писатели не занимались художественным исследованием феномена спорта и личности спортсмена. Можно вспомнить разве что "Ход белой королевы" Льва Кассиля или "Золотой диск" Яна Парандовского… "Защита Лужина" Владимира Набокова повествует о деградации и болезни шахматного гения, да еще у Гайто Газданова есть отдельные проницательные и проникновенные страницы, посвященные спорту.
Со времен античности идет традиция обожествления сильных, ловких и быстрых: грекам казалось, что победитель в состязании как лучший из людей близок к богам. Олимпийцами и по сей день называют как сонм богов, так и участников Игр. Игра считалась выше войны, важнее и значимей: подоплека войны - в неприязни и корысти, основы спорта - в согласии и договоре. Есть и в войне благородные мотивы: но часто за честь "знати" отдавали жизнь люди из "черни". В спорте нет такой, освященной традицией "знати" и "черни" - человек занимает место в иерархии Игр согласно своим достоинствам.
Спорт позволяет "поддерживать форму" и быть готовым к испытаниям. Насилие в спорте имеет игровой характер. Спорт дает возможность выявить совершенства человека. Однако это - в идеале. Спорт спорту рознь. Мы говорили выше о месте спорта в мировоззрении знати. Иное место занял спорт в обществе, когда "пошел в народ" и стал "достоянием масс". Для многих людей спорт из праздника и развлечения превратился в труд, профессию, средство заработка - как и труд землепашца или скотовода. Труд этот проходит на полях стадионов и игровых площадках и не дает результата в виде зерна или скота, но приносит плодов в виде призов и наград.
Спорт основан на ряде условий: должна быть подготовлена дистанция, ситуация или площадка, требуется контроль за соблюдением правил игры, необходимо выполнение кодекса чести спортсмена. Спорт получает смысл при соблюдении многих правил и предварительных договоренностей.
В ХХ веке является миру новый тип человека - профессиональный спортсмен, для которого спорт в первую очередь не разгрузка, а нагрузка, не рекреация, а работа, не отдых, а труд: главное занятие жизни. Спортсмен, происходящий не из знати, а из "черни", имеет иное отношение к жизни, обладает системой ценностей, в которой спорту дан высший приоритет, игра является не дополнением к более важным занятием, а смыслом жизни, не излишеством, а необходимостью - как дыхание или еда.
Игра для такого человека может быть более важна, чем реальная жизнь, пропущенный гол приравнивается к смерти, забитый мяч вызывает больше радости, чем рождение ребенка! Азарт и экстаз, экзальтация и ажиотаж, переживание высших напряжений психики на грани агонийных состояний ради них самих - новый смысл спорта. Спортсмен - дитя ХХ века, игрок-зомби, великий и одновременно - малый мира сего: счастливое дитя. Вид спорта накладывает свой отпечаток на человека: встречаются тяжеловесы с мировоззрением слона, бегуны с душой зайца, борцы с повадками удава.
Идолы ХХ века, герои и победители - боксеры, стрелки и игроки порой оказываются беззащитными перед соблазнами мира сего - и оказываются после пьедестала почета на скамье подсудимых. Выйдя из глубин народа на свет юпитеров и арены стадионов, не имея за душой жесткого кодекса чести, основ мировоззрения аристократов, позволяющих сохранять достоинство и состояние в наследстве своем, спортсмены пасуют перед жизнью. Или хуже того - путают ее с игрой. Такие спортсмены могут не только сами стать жертвами обстоятельств, но принести в жертву своему игровому видению мира товарищей по команде, своих ближних, родных, дом - и родину. "Какая разница, где играть? Лучше там, где больше платят!"
Ныне политика полна игроков-соперников - бывших членов сборных городов и весей, мастеров спорта: активные и сильные люди становятся кандидатами в мэры, губернаторы и президенты. Подчас игроки эти, вышедшие из-под опеки судей, ощущают безнаказанность. Политическая ситуация сейчас интерпретируется обозревателями в спортивно-игровом ключе: поля, игроки, команды. Однако в политике человек может заиграться так, что жертвами его игры станут целые народы...
Каждый вид спорта связан с определенным типом личности игрока, со своим пластическим "кодом" и ритуалом игры. Люди, имеющие разный опыт и воспитанные в разных традициях, могут не понимать друг друга - как не поймут друг друга баскетболист и футболист: один будет искать кольцо, другой - ворота, один хватает мяч руками, другой - ведет его ногами. Спорт дает набор моделей, которая позволяет не только описывать многообразие мира, но и диктовать правила поведения в разных ситуациях. Этот запас необходим для согласования наших представлений о реальности, и спорт "берет на себя" те функции, которые в Средние века несло учение церкви с его "Книгой книг" с одной стороны - и народные обычаи, битва Карнавала и Поста - с другой… Здесь спорт может оказаться конкурентом не только церкви, но и литературы. Не в этом ли причина столь разительного, почти демонстративного невнимания, которое характерно для отношения литературы к спорту?