У нас на улице живёт одна практически пожилая, но ещё довольно шустрая женщина, в лучшие времена бывшая даже ударницей коммунистического труда, некая Нюша Проколова, мать четверых себе подобных детей. Правда, женщиной, как идеалом совершенства и прочей грации, её можно назвать с очень большой натяжкой (а лучше не называть), потому что на самом деле это самая настоящая зверская бабища: здоровенная, как слон, тупая, как корова, напористая, как боевой носорог и постоянно злая, как не знаю даже кто.
А тут по осени она приноровилась огурцы воровать из бывшей совхозной, а сейчас – сэзэаошной, потому что сейчас у нас не совхоз, а СЗАО – теплицы, причём воровать хитро: по многу не брать. Если много – это сразу заметят, ловить будут, может, даже поймают (что вряд ли, потому что, повторяю, её все боятся). Она обычно в теплицу залезет, полмешочка огурцами набьёт, вылезет, в коляску детскую, в которой всех своих детишек перевозила, загрузит и катит её спокойненько. Знает: свои, которые соседи и знакомые, не продадут, а для незнакомых – очень умилительная картинка в духе Рембрандта: идёт себе женщина-мать и колясочку впереди себя этак заботливо толкает. Да, очень умилительная картинка!
Вот и на этот раз тоже так же всё было. Залезла в теплицу – затарилась – вылезла – в коляску под младенца замаскировала – и выкатила на дорогу. Она, Нюша, хоть и хитрая, каких поискать, но одновременно и дура невнимательная. Она привыкла по проезжей части, как по пешеходному тротуару, прогуливаться, и ей чихать на разные-всякие автомашины, которые по той проезжей части периодически шлындают. Да и кто ей может чего против возразить: она ж вроде бы ребёньчика выгуливает, святое дело исполняет! И только попробуй ей поперёк свой поганый рот разинуть – она за своего любимого ребёньчика любого в землю по самое темечко вгонит и даже не икнёт напоследок. Вот какая это любящая детишек женщина, почти не мать-воровка!
Но правильно говорят, что всегда всё хорошо не бывает. Потому что на этот раз с противоположного конца улицы, навстречу ей стремительно ехал грузовик под предводительством некоего шофёра Ларионова. Этот самый Ларионов, внешне очень положительный гражданин, вёз с городской овощной базы некоему барыге целых кузов списанных якобы за окончание сроков просрАчиваня арбузов, которые были на самом деле ещё вполне внешне хорошие, но внутри уже начавшие закисать. И таким образом, и Нюша, и товарищ Ларионов стремительно шли к своему уличному сближению – и, конечно же, сблизились! И даже, может быть, так же благополучно и разошлись – но тут в процессе сближения внесла свои коррективы коварная дорожная ухабина-колдобина, которыми так славятся все наши российские дороги. Вот с этого момента, собственно, и начинается вся наша волнующая история: автомашина Ларионова, поравнявшись с ничего не подозревавшей коляскотолкательницей Нюшей, неожиданно правым колесом попала в эту самую ухабину тире колдобину, присела, подпрыгнула и выбросила из кузова арбуз, причём, как назло, довольно увесистый и, как и его полосатые собратья, уже довольно прокисший.
Да, дела… Как же все мы зависим от нелепых случайностей! Вот, например шёл себе по дороге человек, даже что-то насвистывал, на весеннее солнышко благостно глядел и испытывал на душе самую настоящую песнь – а тут сосулька. Раз - и хлопнула его прямо по темечку. И что дальше? Дальше мрак, слёзы, последнее «прости», неприлично громко каркающие кладбищенские грачи, каждый с легкомоторный самолёт весом, и поминальная кутья с компотом. А ведь мог бы запросто жить и дальше! И продолжать себе насвистывать что-то под нос! Нет, ну как же несправедлива порой бывает жизнь! Хоть прямо и не родись совсем!
Вылетевший из кузова арбуз описал в воздухе полагающуюся ему геометрическую дугу, спикировал аккурат на нюшину коляску, и уже там, оказавшись среди огурцов, оглушительно взорвался от переполнявших его нутро бродильных газов. Вследствие этого и само колясочье нутро, и находящиеся там огурцы, которые от такой мощной бомбардировки моментально превратились в кашу, и самая нагнувшаяся поглядеть своей широкой мордой Нюша, чего это в коляску шмякнулось, были обильно орошены и вообще зачуханы давно стухшим и, наконец, вырвавшимся наружу мерзко пахнувшим арбузным соком с такой же погано пахнувшей мякотью.
Понятно, что Нюше такая картина событий не совсем понравилась. Сначала она прямо-таки остолбенела, потом взревела, как идущий в атаку боевой слон, потом подхватила с обочины первый попавшийся под руку здоровенный булыжник и, прицелившись, метнула его в кабину застрявшего в той, чтоб её черти сжевали, ухабине-колдобине автомашины, где, ничего не подозревая, беззвучно матерился шофёр Ларионов. Поскольку особой целкостью Нюша никогда не отличалась, то булыжник просвистел мимо кабины, перемахнул через забор и, не потеряв ни грамма своей убойной силы, врезался в распределительный электрощит, висевший на стене деревянной частной бани. В щите что-то треснуло, чвакнуло, чмокнуло, затрещало, заискрило, и вскоре над банной крышей появился весёлый дымок. Ещё через пару минут из бани выскочил красномордый гражданин, некий Гога, местный мафиозный олигарх, в окружении беззаботно хохочущих девиц легкоразвратного поведения без всяких признаков лифчиков и трусов.
Подняв по направлению к крыше свою могучую голову, Гога взвыл, начал материться нехорошими словами и трясти в воздухе своими неслабыми кулаками. Практически одновременно с кулаками и проклятиями на улице начала стремительно собираться толпа озабоченных непонятным шумом соседских проживающих, а какой-то неудачно похмелившийся пролетарий, ещё толком ни в чём не разобравшись, радостно заорал: «Мафиозю подожгли!» - а в ответ уже неслось: «Да не, не подожгли, а тока убили!», на что народ ответил, конечно же, одобрительным гудением. Вообще же, постороннему наблюдателю открылась удивительная в своей детской непосредственности картина: справедливо боящийся вылезать из автомобильной кабины товарищ Ларионов с тоскливым взглядом, носящаяся, как Луна вокруг Земли гражданка Нюша, далее - разбомблённая детская корзинка с какой-то непонятной зелёно-розовой кучей дерьма, злорадные крики типа «Ну, чего! Наворовалась, курва косая!», и, наконец, мелькавшая в толпе фуражка участкового милиционера Гурама Ашкеназьевича, который истошно кричал: «Чичас на всех протоколы составлю!»… В общем, всё очень захватывающе, очень привлекательно и очень весело.
Закончилась история, как это и положено нашим ныне действующим законодательством, судом. Что на нём вытворяла наша Нюша, это надо было видеть! Вчинила иски и траурно сидевшему Ларионову, и мафиозе Гоге за угрозы, и Гураму Ашкеназьевичу за нанесённые словесные оскорбления, и, заодно, министерству транспорта за отвратительное состояние дорожного покрытия. Кроме того, она сообщила, что написала письма Президенту, в Страсбургский суд, в ООН и, на всякий случай, знаменитому путешественнику Туру Хейердалу (а я уж грешным делом думал, что он давно того…), с просьбой защитить её как пострадавшую в результате человеческой злобы и преступного равнодушия мать-одиночку и бывшую ударницу коммунистического труда.
В общем, получила Нюша за кражу сэзэаошного имущества два года условно, Ларионов отделался штрафом, Гоге было приказано молча умыться и не квакать, а Гураму Ашкеназьевичу поставлено на вид и рекомендовано. Сгоряча приняли какое-то решение и по ухабине-колдобине, но поскольку дорога, на которой она имела место образоваться, не входит в реестр дорог федерального муниципального и прочих значений, то засыпать её некому. Поэтому она так до сих пор и зияет на проезжей части, вызывая умиление своим опасным видом. Нет, если у кого есть желание, тот пусть закапывает. Но только желания ни у кого решительно нет, потому что забесплатный труд мы решительно оставили в нашем социалистическом прошлом, с которым нам теперь уже никогда не по пути.