Сцепленье дней – как зубья в шестерёнке –

наматывает нудные года:

не отойдёшь, не постоишь в сторонке…

И проникают в кровь кристаллы льда.

И пульс трепещет, ёкая от дрожи,

и радужки мутнеют по ночам,

и – злой скорняк не выдубит так кожи,

как время отрихтует лица нам.

Уходят дни, вплетаясь в шлейф эпохи,

вплавляясь в вековечный нимб зари…

Так на ветру и выдохи и вдохи

в секунду гаснут… что ни говори.

СИРЕНЬ

Нахохлившийся куст сирени

продрог под проливным дождём,

почти невидимые тени

шептались в нём.

Но дождь прошёл. Завечерело…

Закат был нестерпимо ал…

И куст – совсем другое дело! –   

заполыхал.

ПОЛЫНЬ-ТРАВА

Полынь-трава, как хинная настойка,

врачует лихорадку за момент.

А если намечается попойка,

она нам преподносит свой абсент.

Полынь-трава – древнейшее из зелий,

настоянных на таинствах веков:

где пустота пещерных подземелий

напитана нектаром облаков;

где дикий мёд, стекая вниз – от кроны, –

мешался с проступившею смолой,

а мошки, источая феромоны,

в нём застывали синею икрой;

где звёзды, испугавшись снегопада,

покорно слепли и летели прочь;

где от любви оглохшая цикада

с ума сводила стрёкотом всю ночь;

где чуткий сон притихшего подлеска

покачивала утренняя мгла…

и таяла от солнечного блеска… –

Полынь-трава там густо проросла.

ЛЮСТРА

Льётся струящимся вниз водопадом,

ярко искрится хрустальной слезой

и оплывает под пристальным взглядом –

камнем, который созрел в мезозой.

Вечность печать выжигает в кристалле

властью полей и энергоструктур

для воплощенья в священном Граале,

а не для цели – попасть в абажур.

Вырежут чашу из скромного древа.

Роскошь, как прежде, послужит греху.

…А ведь древней, чем Адам или Ева,

каждый хрусталик, что в люстре, вверху!

***

Твой сон всегда как будто зазеркален:

огни потушены, молчит свирель.

Но из лиловых, лунно-душных спален

в тот час открыт единственный туннель.

И ты уходишь, лёгкая как гелий,

и к солнцу воспаряешь впопыхах…

а я из зябких, пыльных подземелий

пытаюсь удержать тебя в руках…

ОБИДНЫЕ  СЛОВА

Обидные слова –

напильника насечка:

потрёшь едва-едва,

и – нету человечка.

И ни к чему ножи,

слова пожёстче стали:

обидное скажи,

и – поминай как звали…

АЛХИМИК

Мерцают в полусумраке реторты:

разрежен газ, разжижен компонент;

и поиск – до разорванной аорты –   

ну где ж искомый тот ингредиент?!

А философский камень где-то рядом,

и панацеи блазнится состав.

По колбам и пробиркам шаря взглядом,

он замышлял безумный самый сплав.

И пусть хихикнут скептики по-кумьи:

догматикам усвоить не дано,

что новое рождается в безумьи,

а от застоя киснет и вино!

Что сотни академиков замшелых,

в регалиях погрязших в век невежд,

по сути стоят ровно ноль-ноль целых

и ноль десятых призрачных надежд!

Алхимик и поэт одной породы:

пропорций суть искать им суждено,

чтоб из частей разрозненных Природы

соткать смогли единое Панно.

***

Что бездны муть, что небеса –

я уравню без колебаний:

слышны повсюду голоса

их населяющих созданий.

Наполнив жизнью полость сфер,

разнообразилась Природа,

воссоздавая, например,

то совершенство, то урода…

И смысла в этом не ищи.

На смыслах суть ломала зубы!

Пусть эти шутки слишком грубы,

смеяться – смейся.

Не ропщи!

*** 

Бесследно, в никуда

уносятся гурьбою

недолгие года,

что нам даны судьбою.

Их не остановить,

не выпросить отсрочку…

и рвётся жизни нить,

преображаясь в точку…