То, что в жизни буффонада, трагедия, пьеса абсурда сразу идут на одной сцене - мысль очевидная. Но все же постоянно сомневаешься: можно ли соединять столь несопоставимые в сознании вещи - кровь, страдания и обыденные человеческие проявления и наблюдения. И все равно автор берет на себя смелость.

Лет шесть назад на всех митингах оппозиции можно было видеть безработного Ивана Сметаева. Принадлежал он к самым левым тогда фундаменталистам из ВКП/б/, генсек - Нина Андреева. Это сейчас выяснилось, что можно еще левее. И молодые люди с портретами Че скандируют на шествиях: "Gaushe! Gaushe! Extreme gaushe! Мы крайне левые, левее нас только стенка! Недавно на Васильевском спуске они выстроились задорной цепочкой и возглашали: "Революция! Революция! Хей, хей, хей!" Среди них была очаровательная девушка, хотя об этом можно было только догадываться. По сандинистской моде она обмоталась платком так, что были видны только смеющиеся глаза. И тем не менее стройность, нежно-золотистые локоны пленяли взгляды протестантов и объективов. Словно ощутив внимание мировой общественности, девочка достала зеркальце и начала в него смотреться.

Что до Ивана, то это был дородный детина лет тридцати со скошенным, нависающим над глазами лбом. И общий вид у него был настолько дремучий, что его очень любили показывать в новостях по всем программам - дескать вот какие первобытные типы у красно-коричневых. Я не был с ним знаком, но судя по его слегка путаным речам с неслишком ответственных трибун и разговорам с рядомстоящими, человек он был прямодушный и незлобливый. Встретиться с ним мне пришлось при обстоятельствах драматических.

Сразу после указа 1400 я поехал к Дому Советов. Настроение здесь было взбудораженное и даже приподнятое. Казалось, что все настолько очевидно, что уж теперь... Инструктировали нас примерно так: если нападет ОМОН, то скажите ему, что произошло грубейшее нарушение Конституции и мы на защите закона. Я очутился на широкой лестнице напротив набережной. Публика вокруг стояла интеллигентная. Много было офицеров запаса, солидных мужчин, которые узнавали друг друга, говорили о товарищах по академии, о том кто где работает, в основном преподает. Под утро, когда забрезжил рассвет на Москва-реке, пред нами явился Иван Сметаев. Он был в зеленом камуфляже, весь перетянут ремнями и крепко не вязал лыка.

- Внимание! Слушай мою команду! - обратился он к строю. - Те кто по моложе и поумнее - за мной! Будем готовиться к отражению атаки.

Никто конечно не шелохнулся, но само желание Ивана решать кто умнее из выпускников военных академий выглядело весьма своеобразно. Кстати это единственный раз за всю эпопею, когда я наблюдал нарушение принятого сразу в трех чтениях сухого закона. Но это я для оппонентов.

Наступило третье октября. Когда на улице Королева показались БТРы, то люди из Останкинского парка с криками "Ура" бросились к ним навстречу. Совсем как в сказке "Мальчиш-Кибальчиш" - пришла к нам на помощь Красная Армия! В ответ раздались очереди из крупнокалиберных пулеметов… Вблизи опушки я заметил Ивана. Когда начался обстрел, у него возникло совершенно правильное решение - надо было бежать вглубь парка и там окопаться, о чем он сообщил соседним товарищам. Но рядом оказался необычайно стойкий мужик. Он стоял у самой бровки в своем сером пиджачке и, не мигая, смотрел вперед на пылающее зарево, трассирующие пули, мчащиеся машины скорой помощи. Сметаеву он сказал укоризненно:

- Ты что здесь панику разводишь? Как по телевизору выступать, так он первый, а чуть что - так смываться?

Позже, на демонстрациях я ни разу не встречал ни Ивана, ни строгого мужика. Живы ли они? Хочется верить, что да.