ПРЕДОТПУСКНОЕ ДЕЖУРСТВО
Всякий, носящий военную форму, обязан ходить в наряды на службу – различного рода дежурства, чаще – суточные. А распределением их в учебной воинской части четко ведал подполковник Стецько.
Именно ему принадлежит богатая идея и хлопоты по претворению ее в жизнь, о введении – в масштабе части – обязательных нарядов перед отпуском и после него. К примеру, подписали офицеру рапорт о предоставлении очередного отпуска, начинающемся с понедельника, - с субботы на воскресенье Стецько неминуемо запихнет военнослужащего дежурным по части, либо начальником караула.
– Это – чтоб тебе потом отпуск слаще казался, – любил говаривать начальник штаба.
А выходящий из отпуска служивый, переступив утром порог контрольно-пропускного пункта, сразу наталкивался на солдата-дежурного по штабу, «вооружённого» книгой нарядов – «нарядной книгой».
– Распишитесь, сегодня после обеда дежурным по столовой (по учебному корпусу, по автопарку и т.д.) заступаете, – сообщалось «отловленной» жертве.
– А это – чтоб быстрее в строй после отпуска войти, и всякие там нерабочие настроения из мыслей ликвидировать, - довольно пояснял подполковник.
И надо же – удивительное дело! – старшину роты, молодого прапорщика Вальского, перед его уходом на законный ежегодный отдых, Стецько через «нарядную книгу» не пропустил (исключение, подтверждающее правило?). Сам Вальский, переправивший еще во вторник в штаб, подписанный командиром роты рапорт о реализации своего конституционного права, всю среду, четверг и пятницу ждал-пождал гонца от энша, и к полудню субботы окончательно уверился в радостной мысли, что всемогущий подполковник о нём, рядовом прапорщике, почему-то запамятовал.
Ур-ра! Считай, к отпуску плюс полтора дня (воскресный и половину субботы, поскольку частенько укороченный рабочий день плавно перетекал в полный, и тогда офицеры и прапорщики шутили, что суббота – это, мол, тот же понедельник или вторник, но только без обеда).
Итак, Вальский, в превосходном настроении, около часу дня субботы, прибыл в штаб части – для получения отпускного билета и проездных документов. После этого оставалось лишь «проставиться» – то бишь распить с остающимися тянуть повседневную лямку сослуживцами, литр-другой очищенной в ротной каптёрке – и лети себе, белым лебедем, на месяц с лишним, на волю.
Служащая из строевого отдела как раз вручала счастливцу специальную амбарную книгу, где прапорщик был обязан расписаться за полученные бумаги, и тут в кабинете возник подполковник Стецько.
– Это ты чего же, такой разэтакий, порядок, твою мать, нарушаешь? – сразу набросился он на прапорщика.
– А что я такого сделал? – прикинулся шлангом прапорщик, хотя и понимал прекрасно, откуда ветер дует.
– Вот хитрож...ый! Ещё и спрашивает! Ты мою службу прошёл, в наряд предотпускной сходил? Нет? Так какого хрена наглеешь? Надеялся на дурничку проскочить? Шалишь, я специально, как с утра про тебя вспомнил, дежурному по штабу приказал: появишься здесь – немедленно мне доложить! В общем, так, бездельник: сейчас немедленно сдаёшь отпускной, завтра заступаешь по столовой, послезавтра сменяешься – и, мать твою так, с чистой совестью душа в рай!
– У меня совесть и так чистая, – возразил Вальский, которому смерть как не хотелось идти дежурить: мыслями-то уже был в отпуске. – И с чего это я должен отпускной сдавать, когда он уже командиром части подписан?
– Ах, ты! – рявкнул подполковник и в мгновение ока побагровел. – На кого хвост задрал, молокосос?! Я тебе, б..., приказываю: сей секунд сдать отпускной билет! Понял?!
Но Вальский тоже закусил удила.
– Не сдам! Не имеете права решение командира части отменять! И обзываться! Сегодня же жалобу в ГлавПУР напишу!
– Е... я твой ГлавПУР! – быком, узревшим красную тряпку, взревел Стецько. – Ах, ты, прапор вонючий! Забыл, перед кем стоишь? Я – начальник! А начальник всегда прав!
Дальше в строевом отделе с полминуты стоял почти сплошной мат. На громкую ругань, в кабинет, и заглянул проходивший мимо, по коридору, командир части. Увидев его, энша моментально осекся. Прапорщик же, не будь дураком, вытянулся в струнку и приложил ладонь к фуражке.
– Товарищ полковник, разрешите обратиться!
– Разрешаю...
– Вы мне недавно отпускной билет подписывали...
– Было, помню. И что же?
– А вот товарищ подполковник, – кивнул Вальский на Стецько, – приказывает билет сдать. Разве он имеет право отменять ваше решение? И ещё нецензурно выразился в адрес Главного Политического Управления Вооруженных Сил – в смысле, имел с ним интимные отношения в извращённом виде...
Теперь побагровел командир части. Он гипнотизирующим взглядом удава уставился на «полуторацентнерового кролика» в подполковничьих погонах, и под этим пронизывающим взглядом начштаба обмяк и съёжился.
– Вы подтверждаете, что приказывали прапорщику сдать отпускной билет, где стоит моя подпись, равнозначная приказу? – требовательно поинтересовался полковник. – И действительно имеете нечто против Главного Политического Управления?
– Да я, товарищ командир... – забормотал Стецько... – Да я ж ведь не в том плане... И насчет ГлавПУРа – виноват, вырвалось... Но это всё он виноват! – закивал энша на прапорщика.
Командир части злобно прищурил глаза. Тут в строевом отделе появился его начальник, майор Кузнечиков. Откозырял начальству и вопрошающе посмотрел – сначала на полковника, потом на подполковника и, наконец, на прапорщика: мол, что за проблемы в моем хозяйстве?
Проблемы были.
– Виктор Святославович, – вдруг задал Кузнечикову командир части риторический вопрос. – Ответьте мне, кто командует этой частью: я, или какое-то говно?
Подполковник Стецько открыл рот, да так и замер – видимо, от возмущения дыхание перехватило. На свекольном лице энша моментально проступили отчётливые сизые пятна.
– Ну, конечно, вы, товарищ полковник, – немедленно ответил на заданный вопрос давно уже ничему не удивлявшийся начальник строевой части.
– Так почему же какое-то говно смеет отменять мои приказания? Немедленно выдать товарищу прапорщику отпускной билет на руки, и чтоб я по этому вопросу больше никаких разговоров не слышал! А по поводу нецензурщины в адрес Главного Политического Управления, вы, товарищ подполковник, к исходу дня представите мне отдельный рапорт! Все! Все свободны!
Лицо начальника штаба пошло уже всеми цветами радуги...
Из штаба части, в роту, прапорщик спешил, не чуя под собой ног. Проинформировав сослуживцев о конфликте, Вальский попросил перенести процедуру обмытия отпуска к нему домой: от греха подальше. Все единодушно согласились и после службы на славу погуляли в квартире старшины. Вот только он сам особой радости на этой вечеринке не выказывал...
Начальник штаба тем вечером тоже «употребил». В своём служебном кабинете. С горя и в полном одиночестве.
Ополовинив хранившуюся в сейфе, в заначке, бутылку армянского коньяка, вприкуску с лимончиком, Стецько после этого устроил методичную, дотошную, зашкаливающую за грань разумного проверку несения службы нарядами по части.
Первым энша ворвался на контрольно-пропускной пункт. Помимо многочисленных мелких недостатков – типа закопчённого стекла на керосиновой лампе и не опечатанного мешочка с коробком спичек, привязанного к ней – подполковник придрался к тому, что по плацу разгуливает давно прикормившийся возле солдатской столовой служивый общественный пёс.
– Ты ему временный пропуск выписывал? – добивался начштаба от сержанта-дежурного по КПП. – Нет? Тогда, на каком основании, твою мать, постороннее лицо свободно передвигается по территории части? А может, у него в шерсти пять передатчиков на Пентагон работают?! Где высокая бдительность, презервативы лопнутые, бараны тупорылые, пиявки на армейском теле! Посажу! Всех, кучей, на гауптвахту!
В первой же роте, куда подполковник направился, разгромив наряд по КПП, он сменил пластинку и еще от входных дверей предъявил иные претензии:
– Почему не у всех солдат в наличии ножные полотенца?
– У всех, товарищ подполковник, – тихо-несмело возразил ефрейтор – дежурный по роте. – Сами посмотрите...
– А чего мне смотреть, четыре идиота! – тут же разорался на дежурного и троих дневальных Стецько. – В роте сколько личного состава?
– Ну... По списку – сто сорок девять, в наличии – сто тридцать пять. Четверо больных, один в краткосрочном отпуске, два в командировке, наряд по подразделению и трое в автопарке.
– Вот! А теперь, твою мать, если хоть грамм мозгов имеется, котелком пошурупь: неужели на столько захребетников не найдётся ни одного хреноплета, который бы полотенце в умывальной бросил, в бане забыл, на портянки разорвал, или еще что? Значит, тебя, оглоеда, и спрашиваю: почему не у всех на койках ножные полотенца?
– У всех... – чуть ли не шепотом ответил дежурный по роте, стопроцентно уверенный в своей правоте (пятью минутами раньше наряд только закончил эти самые полотенца менять и по грядушкам развешивать).
– Да этого просто не может быть! – возмущенно взвыл энша. – Я т-те сейчас докажу и на «губу», за враки, посажу!
Он продефелировал вдоль рядов счетверенных двухъярусных кроватей, бормоча себе под нос: – «Хм... Правда, у всех... Ну, ты посмотри, б..., посмотри! – и вдруг радостно завопил: - Но ведь они ж у вас неправильно висят! А-а-а! С этого и начинается подрыв боеготовности, а потом из оружейки автоматы десятками пропадают! Посажу! Весь наряд посажу!»
В следующей роте Стецько, для почина, прицепился к содержимому прикроватных тумбочек («Обмылки вместо полноценных мыл в мыльницах - как покойники в гробах лежат!»), потом чуть ли не полчаса лазил по туалету, где обнаружил «массу дерьма и дерьмовых недостатков», а в заключение выкопал из кадки с фикусом обгорелую спичку и, потрясая ею перед носами застывших дневальных, подвел резюме:
– Рота – по уши в грязи, среди казармы – горы мусора, а четыре свинтуса даже не чешутся, а только хрюкают!
Воспитательная речь завершилась привычным угрожающим восклицанием: «Всех посажу!»
...Столовая, автопарк, наряд по санчасти, внутренние караулы номер один и два – никого энша не пропустил и «всех посадил». Напоследок же «душевно» вставил ума «за бездеятельность» дежурному по части – только пух, перья и нецензурщина летели.
Сам дежурный – капитан со стажем – никак не мог понять, какая шлея попала под хвост начальнику, который что есть мочи разорялся, будто «порядок и распорядок в части пущены на самотёк и превращены в беспорядок, а сам ты наибессовестнейшим образом безответственно обозначаешь службу и отбываешь х...вый номер!»
Про шлею, в деталях, знал, помимо самого энша, только прапорщик Вальский, который достаточно ясно предполагал, какая расплата за длинный язык ждёт его после отпуска. А предстояло молодому ротному старшине, по выходу на службу, целый месяц летать из наряда в наряд, поскольку начальник штаба части распределял их очень чётко.
1997
ПЕРНАТЫЙ МУФЛОН
Ночью из вольера зоопарка таинственно исчез муфлон. То есть, конечно, не сам исчез (экспонат не был склонен к побегам), да и не так чтобы уж очень таинственно – ему наверняка помогли покинуть свой дом существа более разумные. Как, например, те же бомжи, коих неподалеку от обездоленного зоопарка, в пойме реки, летом обреталось изрядное количество.
О самом механизме похищения тоже гадать не приходилось. Он явно совпадал с механизмом исчезновения купца Портретова из знаменитого уголовного рассказа А. П.Чехова «Шведская спичка»: «Мерзавцы убили и вытащили труп через окно». Равно и купец Портретов, и живой муфлон мало кого интересовал, поскольку тащить его во здравии представлялось чреватым. Куда сподручнее было перемахнуть через ограждение вольера и прикончить жертву прямо в ее родных пенатах, дабы затем, за неимением окна, умыкнуть свежатину через дыру в заборе. На воле же труп муфлона, ясное дело, был надежно скрыт путем зажаривания с последующим поглощением…
К тому времени, как в районный отдел милиции от директора научно-просветительского учреждения поступило соответствующее заявление, прошло уже трое суток, и от самого муфлона наверняка остались, как по поговорке, рожки да ножки, и даже тотальное и радикальное промывание желудочно-кишечных трактов окрестных бомжей никаких улик дать не могло. Однако заявление было зарегистрировано, и факт исчезновения живности по Закону требовалось расследовать. И начальник уголовного розыска райотдела поступил так, как на его месте поступили бы все начальники УгРо по России: поручил сие бесперспективнейшее дело самому на тот момент молодому оперуполномоченному – лейтенанту милиции Игорю Пискареву…
Хоть и был молод сыщик, но он даже после третьего стакана понимал, что отыскать особо ценный экземпляр у него ровно ноль целых и хрен десятых. Тем не менее, он добросовестно облазил весь зоопарк, так что его начали узнавать некоторые из экспонатов (особенно долго не сводил с лейтенанта жёлтых зековских глаз огромный уссурийский тигр). Побеседовал Пискарев и с некоторыми бродягами, коротавшими время у шалаша из веток, на берегу реки – из тех, кто на момент разговора еще мог вязать лыко. Из таковой беседы опер вынес твёрдое убеждение, что именно они-то и сожрали несчастного красавца, но подкрепить солидную версию доказательствами… Увы: плёвое, в общем-то, дело превращалось в «висяк».
Понимая это и ощущая многократно поротой задницей грядущие неприятности, начальник УгРо ежедневно, на утренних и вечерних оперативках, на глазах у злорадных коллег устраивал лейтенанту показательные и обидные разносы. И, явно переусердствовав в этом, допёк Пискарёва до отчаяния и богатой идеи, что, поскольку следов взлома замка на двери вольера не было, то почему бы и не попробовать по фактовому делу отбояриться отказным материалом?
Идея сулила покой. Идея спасала всех. Но надо было все это как-то убедительно обосновать… Главное: куда конкретно мог самоустраниться из запертого вольера своенравный муфлон?..
Воображением Бог Пискарева не обидел, а посему, основательно поломав голову над чистым листом и обгрызя авторучку чуть ли не на сантиметр, оперуполномоченный в муках творчества родил следующий нетленный документ (цитируется полностью):
«П О С Т А Н О В Л Е Н И Е
об отказе в возбуждении уголовного дела
город Н-в 20 сентября 199… года
Оперуполномоченный ОУР Свердловского ОВД г.Н-ва лейтенант милиции Пискарев Игорь Юрьевич, рассмотрев материал за №982647 от 29 августа 199… г. по факту исчезновения муфлона из городского зоопарка, –
У С Т А Н О В И Л :
26 августа 199… г. в Свердловский ОВД г.Н-ва поступило заявление от директора городского зоопарка Маркизова Семена Вениаминовича об исчезновении из запертого вольера муфлона.
В ходе сбора материала был опрошен работник зоопарка Котелко Павел Иванович, который утром, при раздаче корма животным, непосредственно и обнаружил отсутствие муфлона в замкнутом вольере. Произведенный осмотр территории зоопарка и примыкающей к нему местности положительных результатов не дал. Проведённый подворовый опрос жильцов близлежащих домов, свидетелей исчезновения муфлона изначально не выявил.
Однако в беседе с работниками зоопарка установлено, что ветеринар учреждения гражданин Бескоровайный Валентин Андреевич, в обязанности которого входит наблюдение за состоянием здоровья зверей и птиц, содержащихся в зоопарке, своевременно не принял необходимых должных мер к предотвращению возможности самостоятельного покидания муфлоном территории упомянутого учреждения, поскольку по бесконтрольности не обстриг ему крылья в срок, указанный в графике обрезаний, что позволило вышепоименованной птице, с учетом наступившего периода перелёта пернатых на юг и сильно развитого у семейства муфлонов чувства стадности, при обнаружении стаи диких муфлонов, пролетающих над зоопарком в направлении теплых стран, разбежаться, взлететь и присоединиться к собратьям, каковой процесс улетания наблюдался свидетелями, гражданами Стрюковым Юрием Дмитриевичем и Припойко Сергеем Валерьевичем, лицами без определённого места жительства (отобранные заявления прилагаются к постановлению).
С учётом изложенного, руководствуясь статьей 113 и пункт 1 статьи 5 УПК РСФСР –
П О С Т А Н О В И Л :
В возбуждении уголовного дела по факту исчезновения муфлона из городского зоопарка отказать за отсутствием события преступления».
Пискарев радостно и витиевато подписал документ, и он лег на стол начальника ОВД. Тот немедленно согласился с отказным и даже похвалил молодого сыщика за фундаментальные знания особенностей поведения муфлонов и прочих рептилий. Материал стремительно списали в архив… Из зоопарка, правда, раза два еще звонили и робко интересовались судьбой муфлона, но к тому времени начальник УгРо уже перевёл все телефонные стрелки на Пискарева, а тот важно отвечал: «Ищем… Всем отделом… Как только, так сразу…» А потом зоопарк захлестнули события: заболел африканский слон, у четы уссурийских тигров появилось потомство (ох, не зря полосатый папаша так присматривался к лейтенанту), но больше всего хлопот доставлял недавно прибывший из забугорья сварливый и неуживчивый кот манул. Словом, вскоре о муфлоне напрочь забыли…
Но ровно через год грянула гроза. Прокурор, кропотливо проверявший отказные материалы, наткнулся на дело о «пернатом муфлоне». И всё бы было ничего – сам проверяющий скупо разбирался в вопросах птичьих перелетов, но вот слово «муфлон» ему показалось до любопытства знакомым…
На беду лейтенанта Пискарёва, у прокурора была жена. Да не просто жена, а зоолог. Мало того, кандидат наук. И терзаемый смутными сомнениями муж обратился за справкой к жене: действительно ли упомянутая особь птиц относится к разряду перелётных и дружна, как октябрята застойных времен?
Нам неведомо, в каких именно выражениях супруга работника правоохранительных органов отозвалась об умственных способностях своей сильной половины. Важнее другое. Женщина сообщила, что муфлон – это жвачное парнокопытное животное, относящееся к подвиду архаров. И, чтобы уж исчезли последние иллюзии, добавила: «Баран».
Прокурору хватило смекалки отнести последнее высказывание не только на свой счёт…
Что сделали с лейтенантом Пискаревым по служебной линии – о том История скромно умалчивает. Надо полагать, ничего хорошего. Куда хуже другое. С того времени к молодому оперу навеки приклеилось обидное прозвище: «Пернатый муфлон». В райотделе офицера и до сих пор за глаза иначе не называют.
1996