Бродили с драконами под руку луны,

Китайские вазы метались меж ними,

Был факел горящий и лютня, где струны

Твердили одно непонятное имя...

 

Н. Гумилёв

Люблю старушку Европу. Её колорит и седина веков пленяют меня. Часто, приезжая сюда, я не могу отказать себе в удовольствии пройтись по старинным площадям и небольшим ухоженным улочкам. Мне кажется, что время дышит здесь из каждого открытого окна, украшенного пёстрыми цветами, а небольшие фонтаны на площадях манят присесть и полюбоваться ими.

Ах, эти фонтаны! Пожалуй, ничто не даёт такого отдыха душе, как прозрачные струйки воды, играющие с солнечными зайчиками. Рядом обязательно есть какое-нибудь тихое кафе где никто никуда не спешит, и где уютная парочка студентов за чашечкой кофе штудирует свои уроки. С тихой радостью бредёшь туда от фонтана и знаешь - здесь может начаться сказка…

Так было и на этот раз. Я вошёл под звон дверных колокольчиков в одно из таких милых моему сердцу заведений, поприветствовал хозяйку, стоящую за стойкой, взял местную газету и, заказав что-то для души - уже не помню что - погрузился в любимую атмосферу.

В газете меня привлекло объявление под названием «Сказочник на дому»:

“Благотворительный фонд организует детский и юношеский досуг и предлагает следующие услуги... Вы оплачиваете только время пребывания вашего ребёнка у сказочника. Всё остальное мы берём на себя!”.

- Интересно! Кажется, сказка не заставила себя ждать, - подумал я. В чудеса надо верить, - так гласит закон любой сказки, - а если ты поверил, то действуй. Тогда она обязательно сбудется.

Я подошёл к телефону и набрал указанный номер. Милая девушка ответила почти сразу. Оказывается, существует такая форма детского театра, когда взрослые приводят детей в дом, где их встречает одетый по всем сказочным канонам артист, и, пока родители бегают по городу, погружённые в свои дела, он рассказывает детям удивительные истории, которых знает великое множество.

- Это очень популярная форма досуга в нашем городе, - слышалось в телефонной трубке, - в таких домах создаётся сказочный уют и волшебная атмосфера. Дети не хотят отсюда уходить - и это приносит нашей фирме неплохой доход.

- Можно ли мне побывать у такого сказочника? - спросил я, искренне заинтересованный. Девушка ответила, что проблем нет, так как многие родители, прежде чем привести сюда детей, приходят сами. Надо же оценить обстановку!

Через час я вошёл в помещение, на двери которого висела интригующая табличка Благотворительный фонд “Подарок для Вас”. Внимательно оглядев внутреннее убранство офиса, я оплатил счёт милой, чуть прихрамывающей девушке в напудренном парике и роскошном платье с кринолином, по которому тут и там были разбросаны живые цветы.

- У нас каждую неделю меняются столетия - объяснила она. Это закон фирмы. Сегодня в офисе - семнадцатый век.

Удивлённый, я отправился по указанному адресу в сопровождении служащего (это тоже входило в перечень услуг для приезжих, если вы того захотите), который был одет соответственно девушке, по моде семнадцатого века. Прежде, чем шагнуть за дверь, мой провожатый поцеловал ей руку, и тут, к своему удивлению, я увидел, что и он, как оказалось, тоже хромает.

- Наверное, этот фонд таким образом помогает инвалидам, - мелькнуло у меня в голове.

Пока мы шли к сказочнику, я был уверен, что бесхитростное объявление в газете и разговор с хромой девушкой дают мне полное представление о подноготной этого необычного бизнеса. И не предполагал, что действительно попаду в волшебную атмосферу, которая тянет куда-то в неведомое и завораживает. Полумрак от штор на распахнутых окнах, горящие свечи, картины с известными сказочными персонажами, которые со стен внимательно всматриваются в пришедших, и клубы приятных благовоний сразу вырвали меня из реальности и в мгновение ока перенесли в какие-то иные миры. Кругом звенели мелодичные колокольчики и звучала спокойная музыка.

Я тихо поздоровался и сел на предложенное мне место. Сказочник ответил кивком головы, продолжая рассказывать свою историю. Он был настолько натурален, что я почувствовал себя ребёнком, искренне заинтересованным в происходящем. Казалось, я нахожусь здесь давно, и все мы долгое время общаемся друг с другом.

- Он вырос внутри роскошной китайской вазы. Нет-нет, вы не ослышались, - сказочник удобнее расположился в просторном кресле и сделал чуть погромче какую-то красивую восточную мелодию.

- Такова была новая забава императора тех далеких времен. История донесла до нас множество манускриптов, из которых следует, что в Китае была при дворе в моде изощрённая забава: новорождённых детей помещали жить внутрь фарфоровых ваз, каждая совершенно другой и неправильной формы. Дети вырастали становились уродцами, ведь их тела принимали форму ваз, в которых они росли. Потом они прислуживали на пирах, веселя своим необычным видом императоров и вызывая необычайное удивление, граничащее с ужасом, у заморских послов и гостей. Об одном из таких уродцев и будет сегодня мой рассказ.

Представьте себе, что это был не просто уродец в череде других, на чью долю выпадала из века в век такая тяжёлая участь. Нет, он был самый первый из них. Как сейчас сказали бы учёные, он был пробный эксперимент. Но надо отдать должное Востоку и заметить, что к нему был приставлен учитель, который неустанно занимался его развитием, пока он рос внутри вазы. Учитель был строг и очень умён. Да, это был настоящий мастер своего дела. Никогда нельзя было распознать, говорит он искренне или нет. Учил же он мальчика, прежде всего, такому восприятию мира, с которым ему предстояло жить, когда он вырастет и будет выпущен из вазы, как птенец из яйца.

Учитель объяснял растущему ребёнку, что так жить очень почётно. Ведь этим он выполняет волю самого императора. Затем он будет всю свою жизнь ему прислуживать, а для этого надо научиться быть самоуверенным и чопорным для всех, и смиренным, но… только с императором. Учитель объяснял своему воспитаннику, что он будет внешне сильно отличаться от остальных людей. И что это огромное благо, которое позволит ему повелевать простыми смертными. Кроме императора, который, конечно же, не простой смертный. Вот почему ему досталась такая почётная участь, как жизнь в вазе ради любимого властелина. Никогда он не будет занимать никакой государственной должности, зато император - это его прощение и защита.

Через специальные отверстия в вазе мальчик видел учителя и разговаривал с ним. Так проходили годы. Он внимательно слушал и запоминал каждое слово. А когда оставался один и погружался в тишину вазы, сердце подсказывало ему, что в этом мире есть ещё что-то кроме того, что он узнавал на уроках, и тогда начинало происходить совсем другое.

Он заметил, что мысли тут были уже ни причём. Вернее, они были, но всегда после чувств и как бы рождённые ими. Смутное предчувствие таинственного, но вместе с тем абсолютно реального, всё чаще и чаще томило его душу. Пытаясь в этом разобраться, он стал со временем замечать, что, общаясь с учителем, воспринимает его разумом, но не сердцем. Со временем он осознал, что чувства никогда не обманывают. Когда всё хорошо, приходит чувство тепла и внутреннего комфорта, и, наоборот, при плохом стечении обстоятельств на душе тоска и печаль. А мысли часто приводят к неправильной оценке событий и неправильным решениям. Он стал разговаривать внутри себя с кем-то невидимым, кто, как ему открылось, всегда рядом и даже помогает советами. Мальчик верил ему больше, чем авторитетному учителю. Это удивляло и пугало его. Особенно когда он ясно чувствовал, что учитель говорит неправду.

Впервые это произошло давным-давно. Изо дня в день учитель объяснял, что все люди некрасивы и уродливы. Ему же выпала завидная участь жить в вазе, чтобы достигнуть самой истинной и совершенной физической формы. Он, конечно, не знал и не мог знать, что такое правда, потому что учитель сам был горбуном с изуродованным лицом, а других людей он никогда не видел. Они возникали перед ним только по вечерам в масках и длинных одеждах, чтобы делать необходимую работу в помещении, где находилась ваза, и в масках же исчезали, никогда не произнося ни слова. Таково было строжайшее повеление учителя.

Пришёл день, когда ему сообщили, что он вырос. Вазу разбили. И начались годы упорных, изнурительных тренировок. Нужно было научиться ходить, как можно больше двигаться и, самое главное, уметь прислуживать императору.

Научившись передвигаться смешно и неестественно, но при этом очень быстро и ловко, он ещё больше поверил в свою исключительность. И совсем перестал слышать голос сердца, с радостью предвкушая встречу с вельможами императора. Он сможет распоряжаться, понукая и наказывая их одного за другим. Тонкости такого поведения он усвоил у своего наставника слишком хорошо.

Осенний ветер перемен сменил зной лета, когда учитель объявил ему, что он будет представлен ко двору и должен будет показать всё, на что способен.

Радости его не было предела. Ночью, приученный к жёсткой дисциплине, он крепко спал, и вдруг, сквозь злые мысли о завтрашнем дне, которые он вынашивал всю свою жизнь, отчётливо услышал голос сердца. Оно билось в груди, трепетало, как испуганная птица, и говорило, говорило только одно: - Завтра будет беда, это самый страшный день в твоей жизни!

Слёзы хлынули из глаз, но он не знал до сих пор, что такое слёзы, и тут же в гневе заставил сердце замолчать.

В тот долгожданный день ему дали золотой поднос с яствами, которые он должен был преподнести императору, и распахнули перед ним двери. Он вошёл в зал и точно так же, как на уроках, поставленным шагом двинулся к месту, где, как он знал, должен восседать император. Зал переполняло множество людей, но он от волнения ничего не замечал, пока не увидел сотни устремлённых на него глаз. Лица, лица, лица…

Он видел именно то, о чём не раз говорил учитель: окружавшие его люди были абсолютно иные существа, чем он. Все, сидящие за бесконечным столом, идущим кругом через громадный зал, показались ему до безобразия страшными. Это вызвало у него шок, и он чуть не выронил поднос. О, сколько же раз он слышал, что люди не такие, как он, сколько раз он повторял и пересказывал эти слова, осыпаемый похвалами учителя, но предположить, что они ужасны и отличны от него до такой степени, он всё-таки не мог. И вдруг мысль о том, что это-то и даёт ему неограниченное право повелевать и издеваться над ними, успокоила его. Всё сходилось, всё было так, как говорил учитель.

Люди вскочили со своих мест, показывали на него пальцами, выкрикивали ругательства, смеялись и кричали.

Император сделал жест, призывающий к молчанию, и попросил его подойти ближе. Едва понимая своего повелителя, собравшись с последними силами, он повиновался. Но тут один из придворных, беззвучно смеясь, подставил ему ногу. Несчастный грохнулся наземь, разбив об пол и разбросав всё, что было на подносе.

Император хохотнул, и вслед за ним отовсюду раздались взрывы смеха. Он неуклюже вскочил, готовый немедленно и беспощадно проучить наглеца, но тут же был сбит профессиональным ударом возвысившегося над ним в два его роста обидчика. Так повторилось несколько раз, пока его, избитого, не вытащили из зала и не бросили в какой-то грязной и вонючей дыре. Мысли метались в голове, разрывая в нахлынувшей темноте сознание на кровавые куски. Ему виделись вазы, которые во множестве украшали императорский зал, и хотелось оказаться в одной из них.

Император был доволен. Наблюдать за изуродованным рабом, который мнит себя господином, было утончённым удовольствием. Жалкое существо, потерявшее человеческий облик, и не подозревает о своем ничтожестве, - а это хороший урок для приближенных, для гостей-иноземцев, для подданных его государства! Учитель, который задумал и осуществил в подарок императору этот эксперимент, был щедро вознаграждён. Пир продолжался.

Он лежал на полу и понимал, что приходит в себя. Жить не хотелось. Что с ним будет дальше, если он не сможет заставить себя умереть? И, устремившись всей своей душой наружу из изуродованного тела, он ясно осознал, что действительно не такой, как другие, и что уроды не они, а он. И опять потерял сознание.

Вскоре появился учитель, который приказал ему открыть глаза. Он был лаконичен и краток. Просто и бесстрастно он объяснил ему, что его создавали для потехи императора и что император очень доволен результатом. А это важнее всего. Поэтому его не уничтожат, как предполагали сделать до этого празднества, и он будет продолжать делать то, чему обучен. В случае неповиновения к нему будут применены те изощрённые пытки, о которых он подробно слышал за годы учёбы. Учитель больше не говорил ему, как прежде, поощряя, ласковые слова, не дарил ему лакомств и не гладил по голове. Но сказал, что если всё будет хорошо, ему позволят находиться в прежних жизненных условиях. Так милостив император.

Начались его настоящие чёрные дни. Издевательства над ним при дворе вошли в моду. Особенной изюминкой считалось у придворных вызвать его повелительный тон, который он вырабатывал годами, и которого сейчас он изо всех сил старался избегать, чтобы получать поменьше побоев, но это, увы, у него плохо получалось.

Теперь ночи напролет он сожалел о том, что тогда, накануне празднества по случаю дня рождения императора, он не послушался своего сердца и не поверил ему. У него ещё были силы покончить с собой, сейчас же слишком поздно - он сломлен. Каждую ночь он просил прощения, то ли у своего сердца, то ли у того давнего невидимого друга, которого он по своему неразумию с годами позабыл. Раз за разом он пытался наладить их общение, но, кроме ужаса каждого предстоящего дня, не слышал ничего.

Изо дня в день, полный безразличия, он выходил ко двору и, выполняя свои мучительные обязанности, молил судьбу, чтобы жизнь его продлилась не слишком долго.

Однако наступил день, когда он понял, что больше ему не надо бояться пыток, которыми постоянно угрожает ему учитель. Ведь его повседневная жизнь и есть самое изысканное мучение, которое только могли придумать люди. Потому он решил: прежде, чем его уничтожат, он должен отказаться от рабства. И сделать это надо не перед учителем, а перед самим императором в день нового предстоящего торжества. Встать и сказать, что он выбрал смерть и отказывается от унижений.

В то же мгновенье он услышал, наконец, своё сердце. Оно повторяло только одну, фразу: “Ты победишь! Ты победишь! Ты победишь!” Он хотел произнести эти слова, следуя за биением сердца, но слезы, брызнувшие из глаз, не дали ему этого сделать. И плач его был безутешен. Это были вторые слезы за всю его жизнь. Вспомнив о тех своих первых слезах, он внезапно затих. Ясная и неотвратимая мысль вернула его в реальность и заставила усомниться в голосе сердца. Он понял, что окончательно потерял своего невидимого друга. Ведь только тогда, когда он решился на гибель, сердце сказало ему, что он победит. Сказало, хотя ясно, что этого не может быть никогда. Потому что не существовало в Поднебесной человека, который ослушался бы императора и остался жив.

В тот день он не просто дал себя умыть и одеть, подобно кукле в руках бездушных людей. Он знал, что к нему пришли уверенность и сила, движения его стали по-настоящему красивы. И было видно, что окружающие проникаются к нему невольным почтением. Это обрадовало его, хотя если что-то и может радовать человека, идущего на смерть, то это, наверное, мысль об окончании страданий. Но не нам рассуждать об этом, не нам...

Он вошел в зал, ликующий праздником, но внезапная боль в сердце заставила его остановиться и посмотреть в ту сторону, где находилась императрица, окруженная многочисленной свитой. Она принимала поклоны от придворных. И это было причиной того, что на него не обратили на этот раз никакого внимания.

И тут он внезапно замер на месте, как будто поражённый громом. Он встретился глазами с человеком, который смотрел на него не так, как все. Она смотрела на него с любовью, состраданием и верой. Этим взглядом она запрещала ему осуществить то, что он задумал. В свите королевы стояла, не отводя от него глаз, прекрасная девушка, изуродованная до немыслимых форм, выросшая, как и он, в китайской вазе. Он сразу понял, что ничего более красивого он никогда не видел и почувствовал, что полюбил ее всем сердцем, и что невидимый друг опять рядом. Теперь уже навсегда.

Они упали без сознания почти одновременно. А когда их унесли, императрица, низко склонившись перед императором, заговорила с ним, но так тихо, что никто не слышал ни слова. Император улыбался и благосклонно кивал головой. Императрица была мудра. Ничто не ускользнуло от её взгляда. Она предложила императору поженить двух уродцев, а когда у них родятся дети, то это будут уродцы для подрастающего принца, чтобы у их наследника тоже была забава при дворе. Но не по той чудовищной цене, в которую обошлись их родители, а бесплатно.

…

- Много веков прошло с того дня. Может быть, даже тысячелетий, - продолжал сказочник, - но до нас дошла удивительная летопись, утверждающая, что в свите одного императора были братья двойняшки, которые отличались такой стройностью и красотой, что на них приезжали смотреть послы и гости из других стран. Все восхищались, говорили, что красота этих близнецов ничем не уступает красоте самых редких и дорогих ваз, составляющих славу этой загадочной страны. Летопись утверждает, что их родителями были два ужасных уродца, выращенные в китайских вазах.

Когда всё закончилось, зазвонил телефон. Сказочник снял трубку. Комнату заливал дневной свет, шторы оказались раздвинутыми, свечи и благовония вынесены, а картины, повернутые обратной стороной, совершенно слились со стенами. Я вышел на улицу и сел на скамейку. Пели птицы. Мыслями я был погружён в только что услышанную историю. Дама, которая, как и я, побывала у сказочника, остановилась передо мной и, всхлипывая, вытирая слёзы, назидательно заговорила:

- Вы только посмотрите на это безобразие! Они приглашают, нас взрослых, оценить обстановку, доводят до слёз и ещё хотят, чтобы после таких издевательств к ним приводили детей! Я этого так не оставлю. Я буду жаловаться! Кто поверит, что можно выращивать людей в вазах, и кто им разрешил доводить нас до слёз? Они нарушают наши права! Ну, это у них не пройдёт! Я, между прочим, порядочная горожанка и исправно плачу налоги! Сам бургомистр меня знает! Я закрою эту лавочку! Я только что составила воззвание, подпишитесь, если вы достойный человек…

Я взял воззвание и размашистым почерком написал: «Я - человек недостойный».

Она вырвала из моих рук измятый листок и, потрясая огромным сиреневым зонтом, удалилась прочь. Весело улыбаясь, я проводил ее взглядом, потом встал и со всех ног припустил по набережной вдоль реки, протекающей в центре города. Мне очень захотелось, чтобы сын моего давнего друга, который живет в этом городе, оторвался бы, наконец, от компьютера, и тоже пришёл к сказочнику…

11.11.1998.