- Я старая, - сказала бабушка, собираясь в баню и повязывая чистый платок, - А тебе жить. Как ты без меня в этой глуши? Затоскуешь. Смотри.

Из бани она не вернулась. Принесли вещи, соседки визгливо рыдали в тесном дворе, квартира стала пустой. В первый день на подоконнике, задрав к раскрытой форточке серую морду, заунывно орала кошка. Внучка завесила зеркало простыней и пошла ждать автобус, перебирая в кармане мелочь. Сказали: в больнице надо сразу попросить, чтобы с бабушкой обошлись по-человечески. Можно дать денег, если есть. Или подарить толстой докторше с жесткими усиками флакон духов.

Денег не было. Зарплату ждали на днях.

Стекло холодило лоб, внучка считала телеграфные столбы и болтала ногой. Автобус ехал медленно, городишко не кончался, ветхие дома смотрели вслед тусклыми окошками. Мелькнул последний дом с флюгером на плоской крыше. В саду, засыпанном палой листвой, кто-то разогнулся, вытирая лоб, выпрямился и вдруг помахал. В пятнах солнца он был неузнаваем.

Бабушка учила: не забывай добра. Внучка, одетая в лучшую белую кофточку, подняла руку и махнула в ответ.

Вечером, после больницы, где ее довели до слез, показав покинутое в коридоре бабушкино тело, лежащее на каталке, как вещь, она соскочила на остановке и села на поребрик, сжав голову. Мимо катились сухие листья. Остановились чьи-то ноги в новых ботинках, упал серый сигаретный пепел. Сказали хрипло:

- Не реви. Все сделаем.

Шмыгнув носом, она глянула на высокого парня со стрижкой ежиком и постаралась улыбнуться:

- Спасибо.

- С кем осталась? - парень знал о ней все.

- Одна.

- Хорошо. То есть, ничего хорошего, - он затянулся в последний раз и выбросил окурок, - Знаешь, самое паршивое в жизни - встречать Новый год одному.

Она хотела спросить, при чем тут Новый год, но на душе было серо и одиноко, а дома скребла двери осиротевшая кошка, и внучка ни о чем не спросила. Парень не протянул руки, дернул головой:

- Пойдем, поужинаем. Голодная?

В темноватой забегаловке у рынка пахло пригоревшими пирожками, пивом и воблой. Ей не хотелось есть, но желудок урчал, и без всякого удовольствия она поковыряла теплые макароны и выпила чаю. Парень ел много и жадно, как с дороги, огромными глотками поглощал дешевое пиво и сорил крошками. Она не знала, как его зовут и сколько ему лет. Будь жива бабушка, ей вообще влетело бы за такое.

Тьма уже втянула в себя город и выбросила в утешение пригоршню звезд, когда они вышли под небо и побрели по пустой дороге. Внучка шла с комом в животе и неотвязной мыслью о пустой квартире. Сухая твердая рука обняла ее за плечи. Промчался, громыхая, грузовик. Господи, как темно...

- Извини, у меня не убрано, - она зажгла свет. Кошки не было, зияла распахнутая форточка, ползали сквозняки.

- Ничего, - он потянулся до хруста и оглядел прихожую, - Потолки у вас низкие.

Засыпая на его руке, она вдруг подумала о том, где сейчас бабушкина душа. Сидит, наверное, на высоком облаке в сумеречном небе, вяжет неизменные носки и поглядывает сверху на темную землю. Хорошо ли ей там? Все обиды остались здесь, но успокоилась ли она? Хочется все-таки верить, что там что-то есть...

Утром она проснулась невестой. Он так и сказал:

- Выйдешь за меня замуж. Ванну тут надо сделать. И кладовку разбери, хлама там навалено...

- Но я... - начала она, глядя на его заспанное лицо, и замолчала. Пожалел. Накормил. По-доброму отнесся. Бабушку похоронит. А о том, что замуж надо по любви, а не просто так, можно сказать и после.

На работу она не пошла. Таскала старье на помойку. Звала кошку. Варила щи в большой кастрюле со сломанной ручкой. Смотрелась в зеркало, убрав простыню в шкаф. Окно помыла.

В шесть он явился и сказал:

- Я договорился. Послезавтра хоронят. Все будет. Оркестр.

- Спасибо, - она поцеловала его в щеку и придвинула тарелку.

- Щи не люблю, - он покрутил ложку, - Дядька мой сегодня придет. Вон в том углу будет ванна.

Стал ужинать. Она сидела напротив и смотрела, покачиваясь.

- Тебе восемнадцать есть? - спросил он между двумя ложками.

- Скоро будет.

- Паспорт приготовь. Похороним бабушку и сходим, напишем заявление.

- Слушай, я... - она снова ничего не сказала. Не было еще похорон. Дядька сделает ванну. Сказать никогда не поздно.

Дядька оказался старым и невероятно толстым. Фыркая и жалуясь на крутую лестницу, он выхлебал остаток щей и пообещал все устроить. Посмотрел на невесту:

- Молодая. Постарше не нашел?

- Не лезь, - отозвался его племянник, - Мне в самый раз.

- Ладно.

Ее ни о чем не спросили. Мыла посуду, они договаривали в прихожей:

- ... колонку газовую поставить. Чтобы как у людей.

- В копеечку влетит!

- Ничего. Я машину сюда подгоню и доделаю. Гараж надо. Доделаю и продам. Деньги будут.

- А она молодая.

- А что мне, на старухе жениться?

- Тоже правильно.

Дядька ушел. Она привыкала быть невестой, гладила на кухонном столе мятые рубашки, вытаскивала из брезентового рюкзака свитера и носки.

Он смотрел телевизор и грыз семечки из газетного кулька:

- Кино будешь смотреть?

- Я глажу, - она заглянула в комнату и улыбнулась, - А ты бритву не принес?

- Принес. Там в коридоре еще сумка. Ты как, сама-то здорова? Рожать можешь?

- Рожать? - удивилась она, - Могу, наверное.

- Это хорошо, - он замолчал.

Она вернулась к тяжелому утюгу, от которого веяло теплом. Включила радио. А что, все-таки не одна. Так бы умывалась слезами над шкатулкой бабушкиной, над ее вышивками, старинными брошками и желтыми фотографиями. Вязание неоконченное целовала бы, не в силах утешиться. Но времени нет. И за это спасибо.

Скажу, когда полегчает, подумала она. Отляжет от сердца, перестанет щемить. До свадьбы три месяца дают, успеется.

Похороны гладко прошли - загляденье. Бабушка, нарядная, в кружевной шали, спала в цветах, крепкие парни несли гроб, старались музыканты. Путь посыпали еловыми лапами. Увезли в грузовичке на лесное кладбище, поставили крест и венки, простились.

На поминках говорили добрые слова, невеста сидела с женихом, дядька, отдуваясь, принес еще водки, появилась седая стертая мамаша, подошла познакомиться. Грусть уходила, заговорили, соседки шептались. Невеста, в новом платье и черном шелковом платке, подкладывала всем салат, уносила грязные тарелки.

Вечер был такой солнечный, будто и не осень. Наутро она вышла за хлебом и вдруг увидела маленький самолет, низко режущий небо. Прищурилась, загораживаясь рукой, засмотрелась. Красиво. Кольцами, восьмерками. Такой маленький - игрушка. Только хвост белый в небе.

В детстве осталось что-то: поля, самолеты, штрихи облаков, вечера, мечты. Вдалеке, за городом и рекой, стальные птицы бегали по бетону, взлетая и садясь, ревели двигатели, спешили пассажиры. Ей хотелось хоть раз полететь, и она неслась по низкой траве, раскинув руки и представляя себя быстрым лайнером.

Самолетик снизился и вдруг нырнул за дома. Там начинались пустыри, забытые дороги, свалки. Она пошла, беспечно помахивая пустой сумкой. Интересно, где сел?..

Примяв жидкие кусты, он стоял, накренившись, и винты еще вращались, когда из кабины выбрался пилот и весело съехал по крылу на землю. Она затаилась за чьим-то сараем, смотрела. Странный самолет. Из прошлого, из фильмов, из детских книжек. Таких и не делают. И пилот - в кожаном шлеме и комбинезоне с карманами. Снял защитные очки, обошел машину, задумался.

Ей показалось, что она его видела. Может быть, раньше. Знакомое лицо. Снял шлем - и волосы знакомые, густые, русые. Когда, где?..

Обернулся на взгляд:

- Привет.

- Здрасьте... - она вышла из укрытия, - Что, авария?

- Вроде того, - он закурил и протянул ей начатую пачку сигарет, - Бери.

- Да я не... - начала она и приняла угощение, - Спасибо.

Через четверть часа они вместе думали, что делать, бродя вокруг самолета и кивая друг другу с глубокомысленным видом.

- Обидно получается, - поделился пилот, - Я опоздаю. Из-за ерунды. Не люблю опаздывать. Есть тут где-нибудь телефон?

По пути к единственному автомату у почты он нарвал ей поздних ромашек и протянул букет, серьезно поклонившись:

- Спасительница.

Она тут же вспомнила: он снился ей очень давно, много лет назад, и во сне так же шел рядом, чтобы позвонить. В потом увез ее с собой в голубое небо.

Автомат работал, и пилот, купив жетон, набрал какой-то номер. Она хотела уйти, но его глаза запретили. Мимо прошли какие-то смутно знакомые женщины, поздоровались, обернулись, уходя, на летчика. Тот вышел из покосившейся кабинки:

- Ну вот. За мной прилетят. Спасибо тебе. Где ты живешь? Провожу.

- Не надо. Я... я не одна живу. Сегодня иду подавать заявление.

- Но ты любишь его, да?

- Какая вам разница? - она чуть вздохнула, - Главное, что я - невеста.

- Смешная. Это не главное.

Спустя три дня он снова прилетел. В окно, оставленное открытым в ожидании кошки, она смотрела, как он рисует фигурки над домами, но не вышла. Пересилить себя оказалось так трудно, что, стоило самолетику скрыться, она заплакала в комнате, бродя из угла в угол. Заявление было уже подано.

Вдруг похолодало, пошли дожди, небо опустилось к самой земле и слилось с серой рекой. Она шила платье, писала подругам, привыкала мыться в своей ванне и деловито рассказывала на работе, как это здорово - семейная жизнь. Будущий муж планировал на лето сына, чинил машину, ужинал под звуки радио, ползал с рулеткой, выкраивая угол для верстака.

В грозу самолетик вывалился из облаков, и она побежала на пустырь, забыв зонтик. Второй день ее тошнило.

- Ну, привет, - пилот втянул ее за руку в тесную кабину, - Здесь, по крайней мере, тепло.

- Как у вас дела? - улыбчиво спросила она.

- Полетим отсюда, - предложил он, - Ты хоть раз летала?

Мир с высоты выглядел простым и маленьким, домишки толпились на равнине, как грибы.

- Ох ты! - она завороженно смотрела вниз, сжимаясь в комок на виражах, - А вы не боитесь вот так? Страшно же.

- Мне не страшно. Привык, - он обнял ее одной рукой, - Хочешь мертвую петлю?

- Нет, не надо!

- Не бойся рисковать, это же - жизнь!

- Мне нельзя, я... - она замялась. Летчик будто и не заметил. Самолетик слушался его, как собачонка. Облака были мягкими и мокрыми, в них оказалось интересно нырять, и молнии больше не пугали.

- Где вы живете? - крикнула она, - Далеко?

- Не очень! Хочешь посмотреть?

- Не сегодня... Он скоро придет, мне домой надо!..

- Тебе эта игра уже надоела? - пилот неожиданно наклонился к ней, следя за небом, и ласково потерся щекой о ее щеку. Она закрыла глаза, и вдруг самолет канул вниз, сердце подскочило и забилось у горла.

- Не надо! Не надо, ой, пожалуйста!!! - взвизгнула она.

- Извини, - он уже выровнял машину и плавно шел на посадку, - Я отвлекся.

Прощались под проливным дождем, она подала руку и сжала его пальцы:

- Спасибо. Это было очень... очень...

- Я еще прилечу, - пообещал он, - Я люблю тебя.

- Постойте, мне никто еще этого не говорил! - она отшатнулась, инстинктивно защищаясь руками.

- А он? - пилот уже лез в кабину.

- Когда вы прилетите?

- Скоро. Ты подумай. Сможешь каждый день летать со мной.

- Я жду ребенка.

- Это не страшно.

До первого снега было спокойно. Но однажды она приподнялась утром на локте и попросила:

- Слушай, а скажи: “Я люблю тебя”.

- Зачем? - жених зевнул, - Разве недостаточно того, что я на тебе женюсь? Уже послезавтра. Кстати, дядька обещал певицу пригласить. Настоящую.

- Да погоди. Тебе что, трудно? Просто скажи: “Я люблю тебя”. Ну, пожалуйста!

- Оставь ты эти глупости. Тебе не до любви будет. Семью надо строить.

Она вздохнула и встала.

- Тошнит. Погуляю пойду.

- Да что там, и я с тобой, - жених сел на кровати и потер широкими ладонями лицо.

- Зачем?

- Башка трещит.

Снежинки летели и таяли. Что-то мелькнуло в холодном небе, она вздрогнула и покосилась на человека, идущего рядом.

Самолетик уже садился, и ей захотелось побежать к нему, забыв обо всем. Радость была неожиданной и бурной, как гроза.

- Это кто там еще? - будущий муж шел за ней, недовольно хмурясь, - Куда ты? Что это с тобой стало?..

Пилот улыбался, спускаясь ей навстречу. Она протянула руки и подбежала к нему:

- Привет!..

- Ну что? - он поймал ее и прижал к себе, - Полетели?

- Полетели, - она обернулась к человеку, которого собиралась покинуть, - Извини. Спасибо тебе. Мы хорошо жили. Но ты никогда не говорил, что любишь меня. И с тобой я никогда не летала.

- Подожди! Да ты что?!.. А ребенок?..

Она уже устраивалась в кабине, свесилась вниз:

- Оставайся жить в квартире. Тебе же там нравится. И будь счастлив.

В облаках неожиданно возникла ярко-голубая прореха, когда они взвились с земли, блеснуло солнце, и мир на секунду стал красивым, как предрассветный сон, который досматриваешь, прежде чем проснуться с улыбкой.

- Не будешь жалеть? - пилот вел машину вверх, все выше и выше, прямо к высокому солнцу.

- Не буду! - она, завороженная, не могла оторваться от дивной картины, - Никогда в жизни!..

Человек, который остался на земле, стоял и смотрел вверх. И вдруг начал оседать на землю, рассыпаясь, как фигурка из песка. Рассыпался он, рассыпался и мир внизу: ветхие домишки, грязные дороги, старые заборы, заросли дикого кустарника, мусорные ящики, автобусы, кирпичная водокачка, пристань на реке.

Она смеялась, вдыхая светлое небо. Никогда в жизни ей не было так хорошо. Кабину почти затопило ровное неземное свечение, проникающее в самую душу, и невесте казалось, что сейчас душа вырвется из тела и унесется ввысь. Это было почти мучительно, и она закричала, перекрывая шум мотора.

И вдруг, глянув вниз, умолкла.

- Ты что? - пилот обнимал ее за плечи, и его рука была теплой, ласкающей и почти невесомой, как облако.

- Пусти, - она тревожно шевельнулась, - Пусти меня, пожалуйста.

- Что случилось? - его яркие глаза чуть потемнели, - Ты же этого ждала.

- Да... - она съежилась и стала маленькой и беззащитной, - Мне надо вернуться.

- Почему? - спросил он, и невеста ясно расслышала в его голосе страдание, - Я погибну без тебя. Теперь я могу лететь только с тобой. И больше никак.

- Милый, родной мой... - она погладила его по щеке, - Посмотри, что там происходит, внизу. Видишь? Как я могу... А ты будешь летать так же, как летал до меня. Даже лучше.

- Подумай как следует, - попросил он, - Чтобы потом не жалеть.

- Я буду жалеть, - согласилась она, - Я всю жизнь буду тебя помнить. Но там мой дом... Постарайся понять.

- Рожденный ползать летать не может? - он криво усмехнулся и развернул машину к земле, - Хорошо. Ты все решила.

- Прости меня, милый, прости... Ну, прости!

Он молчал.

- А хочешь, мы просто будем иногда летать с тобой? - она попыталась его обнять, уже понимая, что он стал чужим.

- Извини, мой самолет - не аттракцион для скучающей публики. И ты... ты уже никогда и ни с кем не взлетишь. Земля не отпустит.

- Я знаю.

Мир возвращался. И человек на земле выглядел почти как прежде. Даже улыбался.

- До свидания, - она вылезла из кабины, - Ты еще прилетай, ладно? Может, когда-нибудь я решусь. Не знаю. Очень хочу надеяться...

Глядя, как он отрывается от земли, она еще верила, что все будет хорошо. Становясь меньше и меньше, он удалялся, унося с собой все, о чем она мечтала.

Будущий муж взял ее за руку:

- Пойдем домой. Покаталась - и хватит. У нас свадьба, ты помнишь? Уже послезавтра. Нам нужно переделать кучу дел. Продукты купить. И вообще, в твоем положении летать опасно... Пойдем.

Поднялся ветер. Они шли прочь, все ускоряя шаги.

- Ну, люблю я тебя, люблю! Ты это хотела услышать? Пожалуйста, я буду говорить тебе о любви, если ты без этого не можешь! Только пошли быстрее! Я боюсь. А вдруг он вернется?..

Она шла, сжав губы. Главное - не смотреть на серебристую точку в небе. Не думать о том, что самолетик, возможно, падает сейчас, объятый пламенем, и светлые глаза летчика тонут в огне, а крик боли и ужаса сливается с воем сердитого ветра. Нужно просто представить себе, что с ним все в порядке. Он улетел домой, и все.

А иначе нельзя, если ты рожден ползать.