Из антологии «Зарубежная поэзия в переводах Вячеслава Куприянова»
(Москва: Радуга, 2009)
И. В. ГЁТЕ (1749 – 1832)
***
Должно быть мудрому открыто,
Что и добро, и все, что Богу благо, существует
С тех пор, как он сказал: да будет свет,
И потому пергаменты нетленны,
Где сказано о том, как веет Дух
Над глубиной, которой жизнь дает,
И нам хватает рукописей древних,
Чтоб люди мудрые могли стараться впредь
Продолжить вечный труд творца,
Животворить работу Духа,
И на земле устроить нравственный порядок,
Хотя всегда им, данная природой,
Наследственная грубость перечить будет
И много доставлять хлопот.
(из наследия)
Якоб ЛЕНЦ (1751 – 1792)
ГДЕ ТЫ ТЕПЕРЬ?
Где ты теперь? Все дни, моя малышка,
Пустые сплошь.
Как луг блажен, как счастлив городишко,
Где ты поешь!
Ты далеко, и дождь завесу стелет,
Все мрак сплошной.
Как будто ныне даже небо делит
Тоску со мной.
Все без тебя здесь тихо и уныло,
И сад, и кров.
Как будто за собою ты сманила
Всех соловьев.
Вернись! Тебя пастух и стадо
Зовут назад.
Не то нагрянет зимняя прохлада
На майский сад!
Фридрих ГЁЛЬДЕРЛИН (1770 – 1843)
ПАМЯТЬ
Норд-ост веет,
Любимейший мой из ветров,
Ибо в нем пламенный дух
И напутствие доброе кормчим.
Но выйди же и приветствуй
Гаронны стройный брег
И виноград Бордо,
Где с крутого склона
Обрушивается ручей
В струи реки, и вниз взирают
Величественно с вершины
Серебристый тополь и дуб.
Я еще это помню, и как там
В горах раскинулся привольно
Над мельницею ильмовый лес,
И во дворе зреет дерево смоквы.
По праздникам там горделиво
Смуглые женщины ступают
По шелковому покрову
В те мартовские дни,
Когда равны и день и ночь,
И над крутыми стезями,
От золотых грёз тяжелы,
Поют колыбельные ветры.
Но мне подайте
Наполненную темным светом,
Благоуханную чашу,
Пусть я усну; каким бы сладким
Стал сон в тени.
Как было бы нелепо,
В смертных помыслах
Утратить душу. И как отрадна
Была бы речь, в которой бы сказалось
Мнение сердца, и многое
Услышано о днях любви,
И о деяниях, которые свершились.
Но где ж мои друзья? Где Беллармин
С товарищем? Иные
Страшатся дойти до истока;
Но начало богатства
Именно в море. Мореходы
Как живописцы, воедино сводят
Красоты земли и крылатой войны
Не чураются вовсе, и
Живут одиноко, годами, под
Безлиственной мачтой, где ночь не оживят
Ни городские праздники, ни
Струн игра, ни гомон хоровода.
Теперь уже до Индий
Дошли мужи иные,
На ветреные выси,
Где зреет виноград, откуда
Дордонь стекает,
И вместе с великолепной
Гаронной морем
Исходит поток. Но море отнимает
И пробуждает память,
И взгляд влюбленных прикован к мгновению,
Так все, чему остаться, сотворят поэты.
ПРОГУЛКА
Ты, лес, как легко и строго
Ты вписан в зелёный склон,
Здесь есть и моя дорога,
Где негой я награждён,
За все мои в сердце занозы,
За всё, чем разум смятён:
Искусство всегда сквозь слёзы,
От сотворенья времён.
Любезны мне эти виденья,
Ты, сад, и в саду трава,
Деревья, богатые тенью,
Ручей, заметный едва.
Мой взгляд приникает к простору,
И к узкой тропинке в саду,
Сюда я в погожую пору
На поиски мира иду.
Сам Бог нам потакает,
Лазурью небесной дарит,
Потом облака насылает,
Бликами молний грозит,
И грому предшествует Слово,
Благие эти края
Воззвавшее из святого
Источника бытия.
НОВАЛИС (1772 – 1801)
КОГДА Б НЕ ЧИСЛА И ФИГУРЫ…
Когда б не числа и фигуры
Вскрывали суть любой натуры,
А те, что пели да плясали,
Поболе всех ученых знали,
Когда б вся жизнь свободной стала
И мир вошел в свое начало,
Когда б в игре теней и света
Была видна черта запрета,
Когда б из вымыслов и басен
Был ход истории нам ясен,
Бежали б от т а й н о г о слова тогда
Все искажения прочь без следа.
Клеменс БРЕНТАНО (1778 – 1842)
СЕРЕНАДА
Слышишь, плачет флейта снова,
струи родника смеются!
Из молчанья золотого,
тише, тише, звуки льются!
Просьба, сказанная нежно,
Не останься без ответа!
Ночь вокруг меня безбрежна,
Песня в ней, как блики света.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Тихо, тихо, чутко, чутко
поспеши скорей уснуть.
У луны учись, малютка,
чей так тих небесный путь.
Как волны речные всхлипы,
песня будет пусть слышна,
и как гомон пчел у липы:
шопот, лепет, тишина.
ТЕОДОР ФОНТАНЕ (1819 – 1898)
СОН
Опять со мной забота из забот,
Лежу без сна, а сон все не идет,
Лишь промелькнет, и слышу шепоток:
«Я твой покой накапливаю впрок,
Приду к тебе однажды, старина,
И выплачу все сразу и сполна».
Конрад Фердинанд МАЙЕР (1825 – 1898)
БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ
С утра сегодня этот жар,
А то и с поздней ночки.
В моей груди – удар, удар,
Лихие молоточки.
Как будто полчища ребят
Внутри сердечных камер
Стучат, колотят и бузят,
И днем их стук не замер.
Лишь в полдень понял я секрет,
Что там за новоселье:
Они прибили твой портрет
В моей сердечной келье!
Фридрих НИЦШЕ (1844 – 1900)
СКРИПИТ ПЕРО
Терпеть мне ад – скрипеть перу!
Приговоренный к дням постылым,
Я вновь чернильницу беру,
И – набело, назло чернилам!
Как я горжусь самим собой,
Как бурны слов моих потоки!
Пусть неразборчив почерк мой,
Да кто заглянет в эти строки...
РЕШЕНИЕ
Я мудр, я сам себе кумир,
А в славе что за прок.
Я славлю Бога – он сей мир
Глупей создать не мог!
Меня с кривой стези свернуть
Не смогут до конца!
А там, где мудрый начал путь,
Закончен путь глупца.
Арно ХОЛЬЦ (1863 – 1929)
БОЛЬ
Как? Мне? Тебя? Простить?
Уже давно.
Простил уже, когда еще не знал об этом.
Но забыть? Забыть? ...Ах, если бы я мог!
Часто,
при ясном свете солнца,
когда я умиротворен и «ни о чем не думаю»,
вдруг,
здесь,
все это, серое, передо мной,
...как жаба!
И снова все мне пошлым кажется, пустым и безутешным.
Вся жизнь.
И я печалюсь. Печалюсь о тебе. ...и о себе.
ПЕРВЫЙ ЖАВОРОНОК
Среди
канав и серых изгородей
с засученными рукавами,
руки в карманах,
прогуливался я праздно
ранним
мартовским утром.
Бурая трава,
поблескивают лужи, чернеет пустошь,
куда ни кину взгляд.
Посередине,
врезаясь в белый горизонт,
застыла
вереница ив.
Я остановился.
Нигде ни звука. Еще все дремлет.
Лишь воздух и простор.
И пасмурно,
как небо надо мной,
все
в моем сердце.
И вдруг – звенит!
И робкий, нежный, трепетный восторг,
который
медленно,
но верно
нарастает!
Я вглядываюсь в облака.
Над головой,
вращаясь, вереща, ликуя, рея, видимый едва,
как точка черная,
взмывает
в
крепчающих порывах света
мой
первый
жаворонок.
Гуго фон ГОФМАНСТАЛЬ (1874 – 1929)
ПЕРЕЖИВАНИЕ
Серебряный и тусклый запах тьмы
в долину хлынул, будто бы луна
сквозит в высотах. Но еще не ночь.
Серебряный и тусклый запах тьмы
размыл во мне все сумрачные мысли,
и я невозмутимо погрузился
в прозрачность моря и расстался с жизнью.
Какие там невнятные цветы
во мгле мерцали! В затемненной чаще
сочился темный свет, как от топазов,
он растекался, и, смыкаясь, дали
до самой скрытой глубины заплыли
угрюмой музыкой, мерцающей и темной,
она роднилась с болью.
Но, что странно:
тоска по родине, без имени и звука,
в моей душе тянулась к жизни, плача,
как плачут на огромном корабле
под странным желтым парусом, под вечер
по смутным водам проплывая мимо
родного города. И можно даже видеть
дома, и шум фонтанов слышать, запах
вдыхать от зарослей сирени, и себя
ребенком видеть с детскими глазами
на берегу в слезах и в страхе; видеть
в твоем окне открытом яркий свет –
но вас уносит прочь корабль огромный,
по смутным водам двигаясь беззвучно
под желтыми пустыми парусами.
ПОСЛАНИЕ
Я думал так, что золотыми днями
Лишь те достойны зваться, где мы речью
Ландшафт перед глазами превращаем
В ландшафт души: тогда по склону
За тенью вслед мы забредаем в рощу,
Что нас охватит, как пережитое,
Мы там на заповеданных лугах
Увидим сон неведомых существ,
Их тихие следы у водопоя,
И над прудом прольется разговор,
Где отраженье будет глубже неба:
Я долго думал над такими днями,
Хотя бы эти три: прилив здоровья,
Всю радость жизни ощущаешь телом,
И мыслями, как молодой орел,
И в этом благо: другом быть с друзьями.
Я так хочу, чтоб ты со мною выпил
Из тех бокалов, данных мне в наследство,
С изображением резвящихся ребят,
Мы сели бы с тобой в садовой башне:
Два юноши, как стражи этой башни,
И перед нашим приглушенным взором
Почти прошедшая и страшная судьба
Грозит из камня, ты тогда смолкаешь
И видишь вдруг во мне весь мой ландшафт:
И там во мне твои стихи, быть может,
В грядущем одиночестве моем
Очнутся о тебе воспоминаньем,
В тени совьют гнездо, вдоль темных улиц
Раскатятся за сумерками вслед
И в воздухе, где нет теней в помине,
Вдруг вздрогнут золотым далеким громом.
Герман ГЕССЕ (1877 – 1962)
СВИСТ
На мной ценимых скрипках и рояле
Играю лишь нетвердо и нечисто,
Досуга мне, так дни мои бежали,
Досталось только для искусства свиста.
Пусть я не стал значительным артистом,
Искусство вечно, ну а жизни мало.
Мне жалко тех, кто не владеет свистом,
С ним жизнь моя гораздо ярче стала.
И я перехожу от ноты к ноте,
Оттачивая свист в большом секрете,
Надеясь освистать в конечном счете
Себя и вас и все на этом свете.
Ханс АРП (1886 – 1966)
ПОЮЩАЯ СИНЬ
*
Душистый свет
нежный как сад в цвету
проникает в меня.
Изморось
аромата.
Я шагаю
легко и быстро
по светлым лепесткам величиною с округу.
*
Земля и небо
сливаются.
Синь расцветает
отцветает
зацветает вновь.
Душистый звонкий свет
пронизывает меня.
Я покоюсь
зыблемый светом
в душистом звонком
радужном роднике.
*
Дрожащие венцы света
опускаются рядом со мной.
Всплывают рядом со мной.
Они звенят
задевая меня.
На мне распадается платье Нарцисса.
*
Мое сердце
парит над звездным лугом
среди бесчисленных звезд.
Подо мною все синее синь.
Нежные звезды пускают корни во мне.
Надо мною все синее синь.
*
Душистые звонкие радужные миры
затянули безмерные глуби и выси.
Я покоюсь посреди
играющих парящих венцов света.
Они сквозь меня воспаряют и падают.
Я покоюсь в чрезмерном
веселье и свете
в самой глуби бесконечного родника.
*
Едва ощутима земля.
Синь подножия все синее.
Шаг мой все легче и легче.
Скоро я воспарю.
Поющие звезды блуждают вместе со мной.
*
Я чую глубокие выси
и высокие глуби
надо мной и подо мной
мощно пронизывающие меня.
Нежно и весело
пребываю я на земле.
*
Звенит
шумит
откликается
раздается
изморось
аромата
становясь блаженно поющей синью.
Синь плодоносит светом.
*
Я слышу
шепот
звон
гул
смех.
Уже звучат переливы.
Слепящий расколотый свет.
Нежные звезды
пускают корни во мне.
*
Нежные вечности
пускают корни во мне.
Наконец наконец
могу я время транжирить
миг за мигом
бесконечно долго
блаженствуя в душистом звоне
среди изобильных
сокровенних звезд
в бесконечно сияющем роднике.
*
Цветыоблака
облакацветы.
Отражаются звоны
в безмерности.
Синие воспоминания.
Между высью и глубью
аромат и синь
рожденные в тех родниках
у которых я грезил ребенком.
Бертольд БРЕХТ (1898 – 1956)
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ МОЛЯТСЯ НЕФТЯНОМУ БАКУ
1
Без приглашения
Они появились
700 (и многие еще в пути)
Отовсюду, где больше нет ветра
От мельниц, что медленно мелют, и
От печей, за которыми, можно сказать,
Только холод собачий.
2
И вдруг узрели тебя
Внезапно в ночи
Нефтяной бак
3
Еще вчера тебя не было
Но сегодня
Ты уже здесь.
4
Все скорее сюда!
Все, кто пилят сук, на котором сами сидят,
Трудящиеся!
Бог снова явился
В облике нефтяного бака.
5
Ты уродливый
Ты самый прекрасный!
Сверши над нами насилие
Ты, вещественный!
Наше Я истреби!
Сплоти нас в коллектив!
Не так, как нам бы хотелось:
Как ты захочешь.
6
Пусть ты сделан не из слоновой кости
Не из эбенового дерева, а из
Железа.
Великолепно! Великолепно!
Ты неприметный!
7
Ты вовсе не невидимый,
Не бесконечный ты!
Но семи метров высотою.
И в тебе никакая не тайна,
А просто нефть.
И ты поступаешь с нами
Не по усмотрению и не по произволу
А по расчету.
8
Что для тебя трава?
Ты сидишь на ней.
Где прежде была трава,
Там теперь ты, нефтяной бак!
И чувства любые для тебя
Ничто.
9
Потому внемли нам
И избави нас от юдоли духа
Именем электрификации
Рацио и статистики!
(из «Учебника для жителей городов» (176), 1927)
Иоганнес БОБРОВСКИЙ (1917 – 1965)
ДОН
На холмах деревни
в пламени. Скалы нависли
над берегом. И в долине
загнан поток, выдыхает он
иней, темная тишь
в погоне за ним.
Бело над стремниной. Нависли
тьмой берега. И кони
восходят по склону. И склоны
над берегами
вдруг обнажают
вдали над полями
древние стены, под юной
луною, под небесами.
Там
див кличет
на верху древа,
облака оглушает, птица
вся из печали, кличет
над склонами брега,
слушать велит долинам:
Холм, – говорит, – разверзнись,
выйди, павший, в своих доспехах,
воин, шлем свой надень.
ПАСХА
Тьма еще там
на холме, но сходят
прямо дороги, долины
близятся издалека, и с ветром
спускается их крик.
По-над лесом. Река
подступает. Березы
задевают стену, башни,
созвездье над куполом, позолота
на цепях поднимает крест.
Туда
в мрачную тишину
свет, распев, поначалу как будто
под землей, колокольный звон,
петушиный крик голосов
и объятия воздуха,
звона раскаты, над белой
стеною башни, высокие
башни света, я зрю
твои очи, горят у меня
твои щеки, пылают уста, он
воскрес, Господь, так пойте
очи, пойте щеки, пойте уста,
пой Осанну.
(aus „Schattenland Stroeme“, Stuttgart, 1962)
Пауль ЦЕЛАН (1920 – 1970)
ТИШЕ!
Тише! Я вонзаю шип в твое сердце,
ведь эта роза, ведь роза
в зеркале стынет вместе с тенями, она кровоточит!
Она и тогда кровоточила, когда да и нет мы смешали,
когда мы пили взахлеб,
ведь бокал, со стола соскочив, зазвенел,
возвещая нам ночь, что смеркалась дольше, чем мы.
Мы пили жадными ртами:
это было желчью на вкус,
но пенилось, словно вино –
я шел за лучом твоих глаз,
и язык лепетал нам о сласти…
(Он все так же лепечет, лепечет.)
Тише! Шип все глубже вонзается в сердце;
он в тайном сговоре с розой.
ВОДА И ОГОНЬ
Я в башню тебя заточил и слово вымолвил тисам,
брызнуло пламя из них на твое подвенечное платье.
Ночь светла,
ночь светла, зачинщица наших сердец,
ночь светла!
Ее свет заходит за море,
будит луны в заливе и ставит на скатерти пены,
смывая мне с них времена.
Оживи серебро, стань чашей, ковшом, как ракушка!
Скатерть время полощет к часу от часу,
ветер полнит сосуды,
море пищу выносит:
блуждающий глаз, оглушенное ухо,
рыбу, змею.
Скатерть время полощет к ночи от ночи,
надо мной проплывают флаги народов,
люди рядом со мной гребут в гробах к берегам,
и подо мной, как в Иванов день, звездит и небесит!
И я взгляд поднимаю к тебе,
солнцепламенной:
вспомни время, когда вместе с нами ночь всходила на гору,
вспомни время,
вспомни, что я был тот, кто я есть:
мастер застенков башен,
тисов дыхание, брошенный в море гуляка,
слово, в которое выгоришь ты.
КОЩУНСТВЕННЫЕ СЛОВА
Дай мне пены ночи – это я был в ней вспенен.
Дай мне туман – это я был туманом.
Дай мне легкий волос, темный глаз, черное
покрывало:
дай мне третью смерть после второй.
Дай пролиться семи морям в мой бокал:
я буду пить так долго, пока ты веришь, что отравляешь,
так долго, пока твоя весна морочит губы влюбленных,
и дольше, чем ты меняешь солнца и облака наводишь.
Ты мой сотрапезник, ты пьешь мою жажду,
ты совсем как я, но я вовсе тебе не подобен,
ибо ты уделяешь, а я беру свою долю;
но то, что ты подливаешь, я выпиваю:
ведь ничто не может быть горше меня самого,
и все твои семь морей лишь моя седьмая слеза.
Эрих ФРИД (1921 – 1989)
Сегодня один из наиболее читаемых и издаваемых поэтов немецкого языка (Klaus Wagenbach Verlag). Эмигрировал из Австрии в Англию в 1938 г. Переводил драматургию Шекспира. В 1987 г. в издательстве «Молодая гвардия» вышла его «Избранная лирика».
МЕРОПРИЯТИЯ
Ленивые будут убиты
мир станет прилежным
Страшные будут убиты
мир станет красивым
Глупые будут убиты
мир станет умным
Больные будут убиты
мир станет здоровым
Грустные будут убиты
мир станет веселым
Старые будут убиты
мир станет юным
Враги будут убиты
мир станет дружным
Злые будут убиты
мир станет добрым
БРАТЬЯ РЫБЫ
Рыбам скажи
Рыбам в море скажи
Рыбам в море скажи
о затонувших сокровищах
потому что ты беден
рыбам скажи о сокровищах
Рыб попроси
Рыб попроси в пруду
Рыб попроси в пруду хлеба дать детям
потому что ты голоден
у рыб попроси хлеба
Слушай как рыбы
слушай как сытые рыбы
слушай как сытые рыбы в пруду и в море
поют о детских улыбках
и об отражении солнца
о прибое у дальных запретных островов
потому что ты печален
слушай рыб
Курт МАРТИ (1921)
ПТИЧЬЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
...птицы небесные: в ветвях раздается их пение…
псалом 104,12.
сверху на мне был вырезанный из картона воротник, который изнутри
был ярко-красный и снаружи позолоченный, закрепленный на шее таким образом, что я мог, поднимия и опуская локти, двигать им, как крыльями.
хуго балль 23. VI. 1916
1
итц: итц: итц
цири цири цири
цид(е)ри
дюи дюи дюи
дери до дерн
дери до дерн
тчирг тчирг
лирили лирили
тсю тсю: тсю тсю
тшэ дэ шэ дэ
есси тюрр
фитт фитт
дули дела: дела дей
киэрк квэрк
идо идо тси сибет тси сибет
сиииир!
сиииир!
рюрр тса тса
дери чири
дери чири
шпюц: шпюц
цюид: цюид: тси: тси
сииит: сииит: сииит
спюю-рюю: спюю-рюю
тси си дэ
тси си дэ
тси си дэ
2
и
испуганный зяблика зов:
диёё!
диёё!