О Ломоносове-поэте можно говорить как о предтече «лианозовцев», конкретистов и концептуалистов, которые в XX веке занимались выделением речи из языка, фиксировали, по выражению Всеволода Некрасова, объективно сильную речь.

Оды Ломоносова – это объективно сильная речь, ориентированная на три стиля – высокий, средний и низкий. В споре с регламентированным подходом к языку, условно говоря, в споре Шишкова и Карамзина, рождалась литература XIX столетия, язык Пушкина. Но этот спор не закончился золотым веком русской литературы и  продолжился в XX столетии.

Особенность стихов Ломоносова состоит в том, что риторика в них часто соприкасается с поэзией. Порой очень трудно отследить, где кончаются витиеватые риторические фигуры и начинается подлинная поэзия, мощный, поглощающий все речевой поток.

Объективно сильная речь Ломоносова связана с чистотой поэтических линий, с просодией, с гладкописью, с выверенностью формы, а не с упрямым течением речи, как это видим мы, например, у Тредьяковского.

Всеволод Некрасов утверждал, что «речь чего она хочет» вызывает восторг, и этот восторг свидетельствует о качестве поэзии.

Стихи Ломоносова также ориентированы на восторг. Правда, этот восторг связан скорее с описываемыми явлениями, чем с внутренним качеством речи. Но содержание у Ломоносова не существует отдельно от формы. Более того, форма имеет приоритетное значение.

«Открылась бездна, звезд полна/ Звездам числа нет, бездне дна», - эти хрестоматийные строки из стихотворения «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния» как нельзя более характеризуют тот восторг, который охватывает поэта.

Этот неподдельный восторг, кажется, и есть то «вещество поэзии», которое не позволяет превратиться простому пересказу в риторическое упражнение. Но этот восторг, к сожалению, «работает» в очень узких рамках и риторика нередко вытесняет поэзию.  

Важно, что Ломоносов-практик далеко не всегда придерживался установленных им самим правил. Скажем, в одах, которые по идее должны быть написаны высоким стилем, с использованием славянизмов и витиеватых речевых фигур, он может выражаться достаточно просто.

Со стихами Ломоносова сегодня знакомятся в школе. Его образ связан с именем России. Этот «школьный тренд» учитывают и современные исследователи творчества Ломоносова. В качестве примера можно привести  книгу Юрия Нечипоренко «Помощник царям» (М.: Издательство Московского университета, 2011) , явно написанную с расчетом на молодежную аудиторию. Книга Нечипоренко – это не только рассказ о человеке, который чуть ли не в одиночку определил пути российского Просвещения, но и некий объем жизни. Автор входит в тесноту обстоятельств, в которых оказался российский гений. И объясняет те жесты и фигуры поведения, к которым ученый-энциклопедист вынужден был прибегать, чтобы двигаться дальше. Нечипоренко пишет просто, но не упрощенно. И, кажется, касается всех акупунктурных точек  творчества Ломоносова.

Говоря о поэзии, Юрий Нечипоренко отмечает несколько вещей.

Могучая фигура М.В. Ломоносова знаменует собой одновременно и традицию, и разрыв с ней.

Традиционной оказывается для Ломоносова роль лирического героя. В ней чувствуется что-то скоморошье, юродство. В то же время, юродствуя, поэт проговаривает очень важные вещи о свободе и необходимости. В качестве примера Нечипоренко приводит стихотворение «Кузнечик дорогой, коль много ты блажен» и отмечает поэтическую тягу к воле, которой Ломоносов должен был пожертвовать ради своих трудов.

Спокойно рассказывает Нечипоренко о государственном тренде стихов Ломоносова. Государственность, как показывает опыт, не только зло, но и благо. Ведь государство спасает от произвола и хаоса. Нечипоренко не ставит проблему поэта на государственной службе. Формат издания этого не позволяет. Он просто констатирует, что стихи Ломоносова нравились императрице Елизавете Петровне, он получал награды, его просили писать еще и еще.

Поэт на государственной службе для российской поэзии не новость. Мы знаем немало примеров, от Гавриила Державина до Евгения Сабурова. Ломоносов не был госслужащим, но по своей ментальности вполне мог оказаться на этом месте. Он – человек государственного мышления. Когда Ломоносов, к примеру, протестовал против немецкого засилья в науке и хлопотал об издании газеты или журнала, он выступал с позиции государственника, с позиции человека, служащего идеалам великой России как европейской державы. В своем знаменитом письме «О сохранении и размножении русского народа» (1761 г.) он говорит под запятую о необходимости хорошей врачебной помощи, об уничтожении суеверий, об излишнем усердии к постам, о неравных браках, о праздничных излишествах, но абсолютно не связывает эти вещи с духовными основами. Православие, в контексте творчества Ломоносова, играет, прежде всего,  государствообразующую роль.

Главная тема православного текста Ломоносова связана с красотой мироздания, с миром, который «хорош весьма». Горы и равнины, реки и моря, пустыни и леса, диковинные птицы и животные – все это доказывает мощь и величие Творца.

Отказ от видения «сокровенного человека», от сотериологических проблем приводит к умалению человека традиционного, не спешащего вписаться в современный дискурс. О государственном векторе мышления поэта свидетельствует сатирический «Гимн Бороде».

Ломоносов, вслед за Петром I,  борется с известной привычкой православных носить бороды. В то же время он выступает распространителем всевозможных слухов. Знание о том, каким страшным гонениям подвергаются старообрядцы (а гимн имеет, прежде всего, антистарообрядческую направленность), не мешает поэту высмеивать религиозное подполье. Он издевается над двойным окладом, который вынуждены платить гонимые, чтобы не сбривать бороды, приписывает людям старой веры корысть («Сколько с Оби и Печеры/ После них богатств домой/ Достает он бородой»), словом, совершенно в духе современных антикультистов конструирует враждебный ему мир как царство антикультуры.

В книге Юрий Нечипоренко отмечает, что Ломоносов в своем творчестве касается болезненных сегодня межэтнических отношений. В частности, когда перелагает на русский язык псалом 143 «Меня объял чужой народ». Но это именно касание, чтобы молодые люди могли подумать и в эту сторону тоже, почувствовать, что хотя все люди происходят от Адама и Евы, проблемы этноэгоизма существуют.

Заканчивает свою книгу Юрий Нечипоренко напоминанием, что Ломоносов оставил след как в русском языке, так и на лице земли: в честь Ломоносова назван город под Петербургом, гора на Камчатке, подводный хребет в Северном Ледовитом океане, мыс в Приморье, ледник на Шпицбергене, плато в Гренландии, хребет в Антарктиде и даже кратер на Луне.

Сейчас много разговоров идет о создании электронных книг. Не просто об оцифровывании имеющихся изданий, а о совместном творчестве редактора и программиста. В электронных книгах возможны ссылки на музыкальные и живописные произведения эпохи, погружение читателя в визуальный контекст, использование роликов, светомузыки и т.п. Книга Юрия Нечипоренко вполне может стать основой для такого проекта: в каждой ее главе присутствует несколько плоскостей восприятия.

И в заключение хочется сказать еще об одной актуальной теме стихов Ломоносова. Государственнический тренд не мешает ему стать у истоков православного текста XVIII столетия. При всей любви к церковнославянскому языку, он перелагает Священное писание, особенно псалмы, на русский язык. И в этом смысле он является продолжателем традиции святых Кирилла и Мефодия, которые мечтали о том, чтобы богослужение было понятно людям. Учитывая современные споры о возможности использования русского языка в качестве языка богослужения Русской православной церкви, это стремление Ломоносова видится очень важным.

Доклад прочитан на форуме LiteraruS в Финляндии

http://www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/news/grants/news0544.html