Сергей Лазо родился в Ленинграде, окончил Ленинградское Высшее инженерное морское училище имени адмирала С. О. Макарова. Ходил на судах дальнего плавания, водил большегрузные фуры, отправлял ракеты в космос. Пережил девяностые, уехал в 2000-х. Увлекается фотографией, много путешествует, пишет прозу. Живет в Лондоне. Предлагаем вниманию читателей отрывок из готовящегося к выходу автобиографического романа «Людо(в)ед».
Боже, помоги мне быть таким человеком,
каким считает меня моя собака.
Януш Леон Вишневский «Одиночество в сети»
Исполнил долг. Погулял с собакой. Залез под горячий душ. Надел халат. Чистые тапочки. Налил до краев виски со льдом. Растянулся на белом кожаном диване перед телевизором. Упиваюсь классикой черно-белого кино, когда между мной и экраном возникает вопрошающая косматая морда.
Плохой аппетит — это предвестник болезней и финансовых трудностей. Расходов и головняка. Но с аппетитом у морды сегодня было все в порядке. Вечером с ним разделили рибай с лапшой на яйце. И, видимо, не пошел. Морда хочет прогулки и туалета. Тяжело вздохнув, чертыхаясь и матерясь, и не желая выходить из выходной нирваны, надевая прямо на голое тело штаны и зимнюю куртку, на улице минус, одевая собачью сбрую — а это целый комплект с кожаными ремнями, стальным аксельбантом и замками — карабинами — и вылезаю наружу.
Холод собачий. Хотя почему собачий? Мокрый, противный дождь. Промозгло и мерзопакостно для любого жителя туманного Альбиона. Английская благосрать.
Но морде все нравится.
Совершаем прогулку по спящему кварталу, обнюхиваем мокрые от дождя углы и гордо писаем на них, глазеем на золотые витрины антикварных лавок, отмечаемся визитом в закрытую наглухо ветеринарку, просто растрясаем жирок и желудок и, сделав большой круг до Голландского парка и обратно, возвращаемся домой.
Он доволен. А я, до костей промерзший и промокший, вытащенный из тепла и уюта, от камина с треском горящих поленьев и горячими всполохами огня, удивляюсь, вот на хрена мне такая собака, что не дает спокойно выпить и забыться в чистом шотландском виски.
Я нашел щенка на свою больную голову в Южном Уэльсе, посмотрев фильм «Хатико» и влюбившись в историю и ее героя из японской провинции Акита. Там ему стоит памятник на железнодорожной станции Шибуйя, куда Хатико приходил встречать прибывающий поезд и своего трагично пропавшего хозяина десять долгих лет подряд до самой своей смерти.
В фильме с красавчиком Ричардом Гиром, как и во всем фальшивом американском, щенка сыграл пес совсем другой породы — шиба-ину, оказавшийся нашим дальним родственником. Эти мелкие копии акиты-ину — очаровательные, но завистливые рыжие бестии, ежедневно облаивающие своих более крупных соплеменников, страдают от тяжелого комплекса собственной неполноценности. Впрочем, как и их дурные хозяева.
При этом, почему-то, считая, что это мы произошли от них, а не наоборот. Вызывающе-агрессивно-нахальным поведением они компенсируют свой явный недоразмер в глазах окружающих и недружелюбного собачьего мира, где, согласно статистике, в каждом третьем английском доме живет по одной лающей собаке.
К японцам у меня отношение особое. Мой давно убиенный прадедушка был сожжен в топке паровоза именно ими, но взращенный в цветках сакуры на склоне Фудзиямы имперский красавец, породистый и большеглазый, обладающий аристократической внешностью и врожденными манерами, — на вредных узкоглазых японцев был совершенно не похож. Ну только если хитростью, умом и сообразительностью.
Он идеально подходил по цвету к интерьеру дома — к наглому, жирному рыжему коту, который считал себя тут самым главным, к беглому персидскому хомячку, любящему джаз, и златовласой красавице-хозяйке, создававшей полную гармонию этого дома.
Косолапый и вислоухий, непоседливый и смешной, трехмесячный щенок рыже-красного окраса, с еще опущенным хвостом и коротенькими ножками на длинном туловище, ворвался в дом, как торнадо, накручивая круги перед глазами ошарашенного почти идентичного ему по окрасу большого рыжего кота, помеси сибирского и невского маскарадного, сразу заявив громким и звонким лаем, что теперь здесь жить будет он.
В глазах умного и интеллигентного кота были удивление и печаль всего еврейского народа: «Где вы взяли эту деревенщину? От нее же пахнет!» И от него действительно пахло — фермой, навозом, коровами, лошадьми, курами, сеном и немытой с рождения грязно-желтой шкурой. Он был рожден последним, седьмым в помете, и несмотря на жуткую грязь и антисанитарию уэльских дикарей-заводчиков, которые относились к нему по-свински, наградив сальмонеллой и слабым желудком, его любили, и он отвечал им тем же.
Когда его увозили в Лондон, посадив на заднее кожаное сиденье незнакомой машины, ему было смертельно страшно и тоскливо. Прослезившись, он прижался мордой к окну и положил лапу на боковое стекло, прощаясь с домом, где родился. А потом от избытка чувств описался.
Его не ругали, чему он сильно удивился. А наоборот, накрыли мягким, пушистым, теплым сатиновым одеялом, в которое он завернулся. Такие одеяла он любит до сих пор и требует всегда стелить ему в машину на заднее сиденье.
Нагловатый щенок получил звучное имя Мариш, как производную от имени своей хозяйки, но за походку и манеры его любя называли Бегемотом, хотя обычно на своих длинных четырёх лапах он передвигался аккуратно, ничего не снося по дороге, даже когда давал задний ход.
Некоторые несознательные семейные элементы пытались наградить его кликухой Пельмень, хватая за мягкие и лохматые уши, но он не отзывался на подобное хамство. Зато радостно принимал и отзывался на улицах на комплимент Beautiful — «Красивый», что точно соответствовало его форме и содержанию.
Его дивный фермерский аромат окутал весь дом и сделал жизнь обитальцев невыносимой. Поэтому встретили его не по-людски, совершив насилие над его организмом Первым делом потащили в ванну мыться. Раскорячившись всеми четырьмя лапами, он хватался за стенки, не желая влезать в воду, и под душем и собачьим шампунем превратился в крошечное, костлявое, мокрое существо, обиженное на тот недружелюбный прием, который ему оказали. А он ведь так хорошо пах!
С той самой помывки Мариш обрел стойкую неприязнь к разного рода купаниям и успешно научился избегать встреч с белыми ваннами и пресекать какие-либо трепыхания его помыть в дальнейшем. Я тогда не знал, что акиты отличаются редкостной чистоплотностью, как кошки, и вылизывают себя так же тщательно. Наблюдать за дружным послеобеденным вылизыванием сибирского кота и японской собаки было нашим ежедневным приятным времяпрепровождением.
Тем не менее, запах преследовал меня еще долго, и я рванул в «Харродс», где есть все, за дорогущими французскими собачьими духами, стоившими на порядок дороже любых духов, что я когда-либо дарил женщинам. Я с удовлетворением вылил полфлакона на Мариша, и спустя какое-то время проблема запаха перестала меня волновать, уступив место другим заботам.
Кот-сибиряк был в доме главным и взялся за воспитание японского дикаря-малолетки, обучив его всему, чему научила его жизнь, и наглядно показав, как могут мирно сосуществовать русские с японцами и разрешаться долгоиграющие конфликты за Курилы и иные территориальные претензии.
Это был мудрый матерый котяра-эмигрант, много переживший и испытавший, вылезший из цепких лап смерти ради жажды жизни и бродивший по парапету английской крыши, как по площадке обозрения Эйфелевой башни, на верхотуре которой он тоже побывал. Такой вот русский кот-самоубийца, солнечный и светлый. Потому и назвали его Солнышко.
И когда Маришу подарили роскошную круглую кровать из того же «Харродса» и возник локальный территориальный конфликт, кот ее нагло и очень по-русски бесцеремонно захватил, развалившись победителем на всю площадь матраса. Бегемот обиженно и покорно лег в сторонке рядом, почтительно не беспокоя старшего друга, который был его умным волшебным пандой-учителем, как из диснеевского мультика, что мы часто смотрели вместе.
Мы жили, ели, спали, болели, играли все вместе; сначала гоняя друг друга, а потом вместе и дружно гоняли надоедавшего нам хомяка, мучившего своим чертовым джазом и в очередной раз сбегавшего из своего домика-цирка. Отбиваясь от назойливых приставаний Мариша, Солнышко запрыгивал на кресло, вставал в стойку и начинал боксировать, всаживая от души лапами по его рыжей морде и иногда вонзая свои острые когти промеж глаз! Было больно, но так весело!
А иногда кот не успевал, и его настигали на полу и начинали любовно лобызать от головы до хвоста, а Солнышко переворачивался на спину и хватал собаку за морду, обнимая лапами и изо всех сил уворачиваясь от длинного шершавого языка. Мариш победно и удовлетворенно улыбался, сверкая белоснежными клыками. А кот возмущенно орал благим матом, упирался лапами и требовал его немедленно отпустить.
Осталась старая фотография, где Мариш, еще щенком, свернулся в клетке, установленной для его же безопасности, а сверху на клетке горделиво сидел довольный кот. Мол, знай свое место, деревенщина. А деревенщина между тем умнела на глазах и научилась — не без помощи кота — открывать эту самую клетку, когда никого не было дома, и встречать хозяина бок о бок с котом на верхних ступенях лестницы, как будто ничего и не произошло. А еще приветствовать радостным и бодрым лаем, вставая на задние лапы и виляя хвостом так, что казалось, он сейчас отвалится.
Так они и дружили, пока кот не пропал в одночасье, как пропал хозяин Хатико. Трагично и неожиданно. Его увезли в больницу, откуда он уже не вернулся. Мариш ждёт его до сих пор, считая себя котом и гоняя остальных собак. Каждый день ищет своего учителя и жалостливо рассказывает свою горестную историю всем попадающимся ему на улице городским котам, вводя их в полный ступор.
Когда щенок обустроился в доме, его захотели освятить. Съездили в русский храм в Чизике, такой игрушечный, белый, с синим куполом и позолотой. По дороге из аэропорта Хитроу в город синий купол посреди зеленых деревьев всегда мелькает слева от шоссе А4, застроенного в основном современными зданиями из стекла и бетона.
Храм принадлежал Московской епархии, настоятелем был русский батюшка, бывший директор Ломоносовского фарфорового завода, по запаху — еще тот жулик в далекие девяностые. Как этот безразмерный толстяк оказался в священниках, одному Богу известно.
Собак не крестят и не освящают, так как у них нет души — тезис такой же спорный, как само существование Бога. Скорее всего дело в том, что собаки пожертвования не делают, а значит, религиозному движению не интересны.
Короче, пригласили батюшку домой. Он мне дом освятил, а заодно и собаку. Я вошел во вкус и спрашиваю: «А машину можно?» Тот отвечает: «Да, конечно, только плати». Я заплатил. Посадил Мариша в машину и там его второй раз и освятили. Чтобы уж наверняка.
Его фермерский сальмонеллез и расстроенный желудок вдруг как-то сразу после этого рассосались. Освящение помогло! Теперь бегает пушистый рыжий боров и в ус себе не дует.
Вообще хороша собачья жизнь. Когда все, что от тебя требуется, это пожрать и посрать от души. И любят тебя за это бесконечно и бескорыстно. К мужикам почему-то совсем иные требования. А как было бы всем хорошо...
Он гурман. Но на диете. Ест все — от пирогов и сыра, творога и молока, каши и масла до хорошо прожаренного стейка, лобстеров и икры. Особенно любит мамины блинчики с мясом и пельмени в бульоне. Сначала хлебает куриный бульон, зачерпывая языком, как плошкой, из глубокой миски, затем начинает гонять пельмени по кругу, как шайбу в хоккее, а потом уже осторожно берет на язык и пробует, раскусывая и выпивая сок. Если что не нравится, сразу на фиг выплевываем. Он четко знает, когда что готово, и появляется на кухне всегда в самый последний момент. Это знак. Можно сразу снимать с огня или вынимать из духовки. И подавать к столу. Или к нему в миску.
Любит лежать на диване и смотреть телевизор. Когда волнуется, бросается к экрану и с лаем тычется в него своим мокрым носом, оставляя несмываемые следы. Любит мультики. И «В мире животных». Но смотрит и тупые детективы. Четко знает, кто хороший, а кто плохой, и где кого обижают, и начинаетгромко рычать и лаять на киношных антигероев, показывая своек ним негативное отношение и навыки служебного собаководства.
Четко соблюдает режим дня. Просыпается ровно к 10:30 утра. По нему можно сверять часы. В доме нет часов на стенах, и он живет по внутренним своим, выходя в свет из своей спальни ровно в одно и то же время. Уходит спать после девяти. Дневной сон после обеда обязателен. Покрывало на своей отдельной кровати в отдельном кабинете требует менять раз в три дня, иначе отказывается на нем спать, демонстративно царапаясь и возмущаясь, так что даже соседям слышно. Страшно чешется и разрывает ковер когтями, если его не слышат.
После многолетней борьбы он выжил из этой кровати свою старшую сестру, по совместительству мою единственную и любимую дочку. Каждую ночь шла битва за теплое местечко. Уходя ночью в туалет и вернувшись всего через минуту, она часто обнаруживала, что ее место на простыне уже занято. Как ни в чем не бывало там спала большая мохнатая тушка, завернувшись в одеяло. Пробовав ее подвинуть, она слышала возмущенное сопение. Спорить с Маришом было бесполезно. Даже дочка крепко заучила: не будите спящую собаку. В результате осторожно вытягивала из-под него часть одеяла и аккуратно ложилась бочком на краю кровати. Так они и спали вдвоем до утра. Правда, иногда его сон прерывался ее возмущенным ворчанием: «Убери свой хвост, вечно болтается под ногами, а в постели мало того, что храпит, так еще и хвостом виляет!»
Мариш вообще любит женский пол, в том числе легкого поведения, в коротких юбках и ярких одеждах, и особенно блондинок. На прогулках старается произвести впечатление и считает восхищенные взгляды и комплименты. На улице не стесняясь оборачивается на молоденьких девушек и долго смотрит им вслед. В сексизме и приставаниях его точно уж никто не обвинит. Мужчина в современном доме нужен для того, чтобы радовать глаз, а собака — чтобы ее любили.
Ночами он программирует свой компьютер в голове, выбирая маршрут, с которого его сдвинуть невозможно. Бодается головой и упирается, когда что-то не нравится, вгрызаясь в асфальт, или того хуже — распластываясь на земле, сопротивляясь насилию, и превращаясь в неподъемный монумент себе любимому. И если что-то нарушается, замирает на мгновение, давая системе перегрузиться, и потом продолжает либо двигаться вперед, либо протестовать. Это уж как ему захочется.
Любит шататься по магазинам, забредать в дождливую погоду в уютные пабы, рассматривать людей и прислушиваться к разговорам. Любит описывать столбы, кусты, мусорные баки. Когда жарко, передвигается от тени до тени и ложится на прохладный асфальт в густой листве. Случайному взгляду покажется, что он двигается хаотично, зигзагами и восьмерками, но это совсем не так. Во всем есть свой смысл, глубина которого понятна только собаке.
Перед выходом на прогулку надо обязательно попить воды. Это у него в генах. Никто не учил. И по возвращению тоже. Если на столе вкусное, а его уводят гулять, он кубарем катится вниз по лестнице, бегом до ближайшего фонарного столба, совершает один большой пись — и стремглав мчится обратно.
Мариш любит взбираться на парапеты и вставать на задние лапы, осматривая окрестности. Обожает путешествия. Практически рулит сам. По крайней мере, его голова торчит впереди всех в лобовом стекле, приводя в замешательство встречных. Залезает между водителем и рулем, перекрывая обзоры бокового и заднего вида. Может проехать в машине много часов без остановки.
На паспортном контроле всегда махает хвостом пограничникам и таможенникам, проверяющим его собачий паспорт. Со сволочами лучше не связываться. Является счастливым обладателем паспортов Великобритании и Евросоюза. Очень переживает и напрягается со всякими официальными лицами. Когда задают вопросы, отвечает громким лаем — четко и выразительно. Любит пятизвездочные отели и запах чистоты. С удовольствием в них отдыхает. Один раз ночевал в дешевом придорожном французском мотеле. В его глазах стоял ужас! Неужели так будет всегда?
Любит животных, не считая собак. Потому что он кот. Говорит с котами на их языке и каждый раз грустно рассказывает о своем пропавшем старшем товарище. Коты обалдевают от такой откровенности, не верят своим ушам и впадают в ступор.
В Ричмонд-парке прибегает смотреть на оленей, да так близко, что большерогие самцы начинают с ним бодаться. Радостно приветствует деревенских лошадей и коров, вспоминая детство. В густой траве ложится пластом и начинает тереться спиной, переворачиваясь с боку на бок и лая от удовольствия. Собаки так моются. Чешет морду обо все, что стоит и попадается на пути, хотя кто-то думает, что так он выражаю свою любовь. Какими же наивными все-таки бывают люди!
Ненавидит глубину и волны. Любит смотреть на море издалека и совершать свой ежедневный туалет на вершинах гор и холмов. С удовольствием копается в пляжном песке и зарываетсяв сухой кустарник прибрежных дюн. Может часами не мигая смотреть на звезды, лежа на спине, и любит ловить мидий в прибрежных водах, отдирая их зубами и лапами от черных скал.
Обладает чудесным характером и феноменальной памятью. Запоминает место проживания каждой вражины, которая ему насолила. Все другие собаки — вражины наши. Не подпускает близко к себе никого, кроме тех, кого знал в детстве. Очень уступчив и неприхотлив по жизни. Спорить не станет. Ну нет так нет — понурит голову и пойдет себе восвояси.
Он полиглот. Знает языки и понимает человеческую речь, эмоции, интонации и угрозы. За милю чувствует малейшую опасность или когда обещают дать по шее за очередное хулиганство, и быстро сваливает куда подальше. Всегда помогает разбирать продовольственные мешки и четко отслеживает содержимое холодильника. Любит мишленовские рестораны, куда пускают собак, и вкусные птифуры.
Как и все хвостатые, боится грозы и тайком забирается на хозяйскую кровать, растянувшись по краешку и прикинувшись ветошью, будто его там и нет. По утрам прячется в темном углу своей спальни от солнечного света. Не любит ярких солнечных лучей. Закрывает глаза лапой и спит. Иногда даже храпит.
Он научился слушать и читать мысли. Поживешь рядом с людьми — и мыслить научишься по-человечески. Молчалив, но разговаривает глазами. Тысячелетия мирного сосуществования собак и людей не прошли даром. Собаки научились разговаривать с человеком глазами и манипулировать его поведением и чувствами ради еды, тепла и лучшей доли. И глаза — это главное их оружие. Вспомнилась одна песня, ставшая известной в год моего рождения. Лучше рассказать про собак просто невозможно!
Эти глаза напротив — калейдоскоп огней!
Эти глаза напротив — ярче и все теплей.
Эти глаза напротив — чайного цвета.
Эти глаза напротив — что это? Что это?
Пусть я впадаю, пусть,
В сентиментальность и грусть.
Воли моей супротив
Эти глаза напротив!
Вот и свела судьба, вот и свела судьба,
Вот и свела судьба нас.
Только не подведи, только не подведи,
Только не отведи глаз!
Эти глаза напротив — пусть пробегут года.
Эти глаза напротив — сразу и навсегда.
Эти глаза напротив — и больше нет разлук.
Эти глаза напротив — мой молчаливый друг.
(* Песня Валерия Ободзинского, слова Давида Тухманова и Татьяны Сошко, музыка Давида Тухманова).
Он серьезная собака. Традиционалист и консерватор. Приверженец привычек и самоанализа. Перед тем как войти в дом, требует посидеть на улице и осмотреться. И обязательно в тени. Входя в дом, взлетает на верхний этаж на одном дыхании. Не любит деревянных и скользких лестниц. Скатывается по ним кубарем. Или в полном ужасе с трудом сползает вниз, вальсируя вместе с хозяевами на задних лапах и держась передними за руки. Особенно там, где дырки между ступенями и легко можно поскользнуться и сломать лапу. Однажды во Франции он проспал всю ночь в машине, завернувшись в одеяло на заднем сиденье, наотрез отказавшись идти в такой гостевой дом.
Четко отслеживает всех незнакомцев, кто появляется на его улице, и все подозрительные телодвижения. Устрашающе набычившись, провожает их долгим взглядом, наводя страх и ужас. Не зря его называли «самым страшным псом, которого только видел свет». А ему и нравится.
Он разбираюсь в людях и характерах. Считывает их за секунды. Это происходит на интуитивном уровне. У него на все есть свое мнение, которое он не стесняюсь выражает громким лаем и скрежетом когтей.
У Мариша есть свои многочисленные поклонницы, которые, зная его ежедневное расписание, с нетерпением ожидают его появления у своих окон, причесавшись и нарядившись, радостно приветствуют его, бросаясь на стекло в надежде, что он их наконец заметит, и в отчаянии лают ему вслед, когда этого не происходит. Они просто забывают, что их много, а он один. Единственный и неповторимый.
Зато он всегда обращает внимание на детей и людей-аутистов и всегда им очень рад, приветственно махая хвостом и обнюхивая их со всех сторон. Говорят, что акиты похожи на аутистов и говорят с ними на одном языке. У них действительно много общего. Наверное, они одинаково пахнут. И одинаково смотрят на этот недружелюбный мир.
А вообще он дог-манипулятор. Знает, как произвести впечатление и добиться своего. И ночами по-детски чувствуя себя жутко неудобно от нахлынувших желаний, похныкивая и попискивая после очередного пережирания, будит весь дом и просится в туалет, будто за весь день там и не был. Но это уже по-настоящему!
Однажды в новогоднюю ночь мы вышли в такой ночной дозор на пять минут и вернулись домой только через один год. Маленькая ночная прогулка перевернула всю жизнь и превратилась в долгое путешествие. С погонями и шпионскими страстями, драками и арестами, полицейскими допросами и запугиванием свидетелей, запутыванием следов и бегством за границу, штормовым морем и снежными заносами, говорящими головами спившихся барристеров и историческим судебным процессом над собакой, которого еще не видывала английская система судопроизводства, и появившейся вдруг откуда нивозьмись склонностью к перемене мест, слагаемых и обстоятельств. Акиты сами выбирают, где, с кем и как им хочется прожить свою непростую жизнь.
Но все это еще впереди. А пока что пятьдесят килограммов рыжей японской акиты по имени Мариш сладко спят, растянувшись на любимой кровати, и не подозревают, что скоро станут знамениты.